Несколько пьяниц валялись наподобие бревен, прибитых к берегу. Но солнце уже было высоко, и он чувствовал себя в безопасности, и, кроме того, он ведь был агентом ФБР с наплечными нашивками и пистолетом подмышкой. Кого ему бояться? Он не пользовался им уже пятнадцать лет, но ему очень нравилось его выхватывать и продувать дуло.
Его звали Троуп, очень специальный помощник мистера Войлса. Он был настолько специальным, что никто, за исключением его самого и мистера Войлса, не знал об этих маленьких секретных беседах с Букером из Лэнгли. Он сел на изогнутую дугой скамейку, повернутую спинкой к Нью-Хэмпширу и развернул готовый завтрак, купленный в магазине, который состоял из банана и горячей булочки. Посмотрел на часы. Букер никогда не опаздывал. Троуп всегда приходил первым, затем через пять минут появлялся Букер, затем они быстро переговаривались, и сначала уходил Троуп, а за ним Букер. Теперь, на закате своей карьеры, они не вылезали из офисов, но были очень близки со своими шефами, каждому из которых время от времени до чертиков надоедало гадать, чем же занимается другой, или, может быть, просто была нужна срочная информация.
Троуп было его настоящим именем, и он гадал, было ли Букер тоже настоящим именем. Наверное, нет. Он из Лэнгли, а они там все были параноиками. — Троуп откусил от банана кусочек в пару сантиметров. — У их секретарей, черт бы их побрал, было по три или четыре имени.
Букер обходил фонтан, держа в руках белый стаканчик с кофе. Он огляделся и сел рядом со своим другом. Этой встречи хотел Войлс, так что начать должен был Троуп.
— Мы потеряли человека в Новом Орлеане, — сказал он.
Букер обхватил ладонями горячий стаканчик и отхлебнул:
— Он дал себя убить.
— Да, однако же он мертв. Вы там были?
— Да, но мы не знали, что он там был. Мы были близко, но наблюдали за другими. Чем он занимался?
Троуп развернул остывшую булочку.
— Мы не знаем. Он поехал на похороны, старался найти Девушку, нашел кого-то другого, вот и все. — Он отправил в рот длинный кусок банана, и с ним было покончено. Теперь булочка.
— Чистая работа, так?
Букер пожал плечами. Что могло знать ФБР о том, как убивают людей?
— Все было о’кей. Довольно слабая попытка изобразить самоубийство, насколько мы можем сейчас судить. — Он отпил горячего кофе.
— Где девушка? — спросил Троуп.
— Мы потеряли ее в О’Хара. Может быть, она в Манхэттене, но мы не уверены. Мы ищем.
— И они ищут, — Троуп отпил холодного кофе.
— Уверен, что ищут.
Они смотрели на пьяницу, который свалился со скамейки. Падая, он сначала с глухим стуком ударился головой, но, вероятно, ничего не почувствовал. Он перевернулся, и изо лба начала сочиться кровь.
Букер посмотрел на часы. Эти встречи были очень короткими.
— Каковы планы мистера Войлса?
— О, он вовсю начал расследование. Вчера вечером он послал пятьдесят групп, и сегодня пошлет еще. Он не любит терять людей, особенно тех, кого знает.
— А что с Белым домом?
— Он ничего не собирается им говорить, и, возможно, они ничего не выяснят. Что они знают?
— Они знают Маттиса.
При мысли об этом Троуп выдавил легкую усмешку:
— Где находится мистер Маттис?
— Кто знает. За последние три года в этой стране его мало видели. У него, по крайней мере, полдюжины домов в стольких же странах, он летает на реактивных самолетах и плавает на кораблях, так что кто знает.
Троуп покончил с булочкой и смял обертку.
— Это дело приперло его к стенке, верно?
— Это отличная работа. Но если бы он сохранял спокойствие, то его можно было бы просто не заметить. Но он пришел в бешенство, начал убивать людей, и чем больше он убивает, тем большее доверие получает дело.
Троуп бросил взгляд на часы. Потрачено слишком много времени, но разговор получился полезным.
— Войлс сказал, что ему, возможно, понадобится ваша помощь.
Букер кивнул:
— Договорились. Но это будет очень трудный случай. Во-первых, возможный исполнитель мертв. Во-вторых, возможный посредник неуловим. Была тщательно продуманная конспирация, но конспираторы пропали. Мы попытаемся найти Маттиса.
— А девушку?
— Да. Мы попытаемся.
— Что она думает?
— Как остаться в живых.
— Вы можете ее сюда привезти?
— Нет. Мы не знаем, где она находится, и мы не можем хватать ни в чем не повинных граждан посреди улицы. Сейчас она никому не доверяет.
Троуп поднялся, держа в руках свой кофе и сумку.
— Я не могу ее за это винить.
Он ушел.
* * *
Грентэм держал в руках туманную фотографию, переданную ему факсом из Феникса. Она была ученицей предпоследнего года обучения в Аризона Стейт, очень привлекательная двадцатилетняя девушка. В списках значилось, что она специализировалась в биологии. Он позвонил двадцати Шоу в Денвере, прежде чем остановился. Второй факс был от представителя Ассошиэйтед Пресс в Новом Орлеане. Это была копия ее снимка как первокурсницы Тьюлана. Волосы были длиннее. Где-то в середине ежегодного альбома агент АП отыскал фото Дарби Шоу, пьющей диетическую колу на пикнике в колледже. На ней были мешковатый свитер и потертые джинсы, которые отлично на ней сидели. Было ясно, что этот снимок положил в альбом какой-то ее большой поклонник. Фото выглядело так, как будто было взято из журнала “Bore. Она смеялась, глядя на что-то или на кого-то на пикнике. Зубы были идеальными, а лицо теплым. Это фото он прикрепил кнопкой к маленькому бару рядом со своим письменным столом.
Был и четвертый факс, фото Томаса Каллахана, просто для дела.
Он положил ноги на стол. Было почти девять тридцать, вторник. Отдел новостей жужжал, гудел и вибрировал, как хорошо организованный бунт. За последние двадцать четыре часа он сделал восемьдесят звонков, и в результате у него ничего не было, за исключением этих четырех снимков и пачки финансовых бумаг по избирательной кампании. Он никуда не продвигался, да и, собственно, зачем. Она была готова все рассказать. Он бегло пролистал “Пост” и увидел странную историю о каком-то Гэвине Верхике и его смерти. Телефон зазвонил. Это была Дарби.
— Вы видели “Пост”? — спросила она.
— Я пишу “Пост”, запомните.
У нее не было настроения препираться.
— История об адвокате из ФБР, убитом в Новом Орлеане, вы ее видели?
— Я как раз ее читаю. Она что-нибудь говорит вам?
— Можно сказать, да. Слушайте внимательно, Грентэм. Каллахан передал дело Верхику, который был его лучшим другом. В пятницу Верхик прилетел в Новый Орлеан на похороны. На протяжении уик-энда я говорила с ним по телефону. Он хотел мне помочь, но я боялась. Мы договорились встретиться вчера в полдень. Верхик был убит у себя в комнате около одиннадцати вечера в воскресенье. Вы все понимаете?
— Да, все понятно.
— Верхик не показался на нашей встрече. К тому времени, конечно, он был мертв. Я страшно испугалась и покинула город. Сейчас я в Нью-Йорке.
— Хорошо, — Грентэм писал с бешеной скоростью. — Кто убил Верхика?
— Я не знаю. На этом история далеко не кончается. Я прочитала от корки до корки “Пост” и “Нью-Йорк таймс” и ничего не увидела еще об одном убийстве в Новом Орлеане. Это произошло с человеком, с которым я разговаривала и думала, что передо мной был Верхик. Это длинная история.
— Похоже на это. Когда я смогу услышать эту длинную историю?
— Когда вы сможете приехать в Нью-Йорк?
— Могу быть там к полудню.
— Это рановато. Давайте спланируем это на завтра. Я позвоню вам в это же время завтра и дам инструкции. Вы должны быть осторожны, Грентэм.
Он восхищенно смотрел на джинсы и на улыбку на баре.
— Грей, хорошо? Не Грентэм.
— Как угодно. Того, что я знаю, боятся некоторые очень влиятельные люди. Если я скажу тебе, это может тебя убить. Я видела трупы, понимаешь. Грей? Я слышала взрывы бомб и выстрелы. Вчера я видела человеческие мозги, у меня нет ни малейшего понятия, кто он был такой и почему был убит, за исключением того, что он был знаком с делом о пеликанах. Я доверила ему мою жизнь, и он был убит выстрелом в голову на глазах у пятидесяти человек. Когда я смотрела, как он умирает, ко мне внезапно пришла мысль, что он, возможно, не был моим другом. Сегодня утром я читала газету и поняла, что он, определенно, не был моим другом.
— Кто его убил?
— Мы поговорим об этом, когда ты сюда приедешь.
— Хорошо, Дарби.
— Осталось сказать только об одном. Я расскажу тебе все, что знаю, но ты не должен называть мое имя. Я написала уже достаточно, чтобы убили, по крайней мере, трех человек. Но я не хочу больше напрашиваться на неприятности. Я все время должна оставаться анонимной, хорошо, Грей?
— Договорились.
— Я тебе очень сильно доверяю, и я не совсем понимаю почему. Если я когда-нибудь начну в тебе сомневаться, я исчезну.
— Я даю тебе слово, Дарби. Я клянусь.
— Думаю, что ты делаешь ошибку. Это не такая работа, как твои обычные расследования. Это дело может тебя убить.
— Теми же людьми, которые убили Розенберга и Дженсена?
— Да.
— Ты знаешь, кто убил Розенберга и Дженсена?
— Я знаю, кто платил за убийство. Я знаю его имя. Я знаю его бизнес. Я знаю его политику.
— И ты расскажешь мне это завтра?
— Если еще буду жива, — последовала долгая пауза, и каждый из них думал о чем-то своем.
— Вероятно, нам следует поговорить немедленно, — сказал он.
— Вероятно. Но я позвоню тебе утром.
Грентэм повесил трубку и просидел некоторое время, восхищаясь этой красивой студенткой-юристом, изображенной на поблекшей фотографии, убежденной, что должна умереть. Секунду он поддавался искушению поразмышлять о рыцарстве, отваге и спасении. Ей было двадцать с небольшим, ей нравились, судя по снимку Каллахана, мужчины старше ее, и, наконец, она доверилась ему, а не кому-либо другому. Он должен был заставить все это сработать. И он должен был ее защитить.
* * *
Автомобильный кортеж медленно двинулся прочь из города. Через час ему надо было произнести речь в Колледж Парке, и, сидя в лимузине без пиджака, он расслабился и читал речь, составленную ему Мабри. Он покачал головой и сделал на полях пометку. В обычный день для приятной поездки за город в симпатичный кампус, чтобы произнести пару слов, эта речь бы сошла, но сейчас она не годилась.
Шеф его команды, по установившемуся распорядку, избегал этих поездок. Он очень ценил те моменты, когда Президент уезжал из Белого дома и он сам всем заправлял. Но им нужно было поговорить.
— Мне опротивели речи Мабри, — разочарованно сказал Президент. — Все они похожи друг на друга. Клянусь, эту я уже произносил на прошлой неделе в Ротари-клубе.
— Он лучший, кто у нас есть, но я продолжаю искать, — сказал Коул, не отрываясь от своего мемо. Он читал речь, и она была не так уж плоха. Но Мабри писал их уже шесть месяцев, идеи потеряли свежесть, да и вообще Коул хотел его уволить.
Президент бросил взгляд на меморандум Коула.
— Что это?
— Сокращенный список.
— Кто остался?
— Сайлер-Спенс, Ватсон и Кальдерон. — Коул щелчком перелистнул страницу.
— Просто здорово, Коул. Женщина, черный и кубинец. Куда делись белые мужчины? Я, кажется, сказал тебе, что мне нужны молодые белые мужчины. Молодые, крепкие, выносливые консервативные судьи с безупречной репутацией, у которых впереди долгая жизнь. Разве я не говорил этого?
Коул продолжал читать.
— Их надо привести к присяге, шеф.
— Мы приведем их к присяге. Я буду жать на них всех, пока они не сломаются, но эти ребята будут приведены к присяге. Ты сознаешь, что каждые девять из десяти белых мужчин в этой стране голосовали за меня?
— Восемьдесят четыре процента.
— Верно. Что же не в порядке с белыми мужчинами?
— Это не просто протекционизм.
— Черта с два, если не так. Это протекционизм, самый простой и прямой. Я награждаю своих друзей и наказываю своих врагов. Только так можно выжить в политике. Ты танцуешь с теми, кто тебя приглашает. Не могу поверить, что ты хочешь женщину и черного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59