— Как это будет? — спросила она.
— Вероятно, я вернусь в офис и буду ждать, пока последует удар. Смит Кин сказал, что проведет там всю ночь. А утром привалит много народу. Мы соберемся в конференц-зале, туда принесут еще телевизоры, и все утро мы будем следить за реакцией. Вот было бы забавно услышать ответы официальных лиц из Белого дома! “Уайт и Блазевич” тоже что-нибудь скажет. Ну, о Маттисе нельзя ничего предсказать. Чиф Раньян даст объяснения. И наверняка — Войлс. Юристы созовут суды присяжных. А политиканы придут в исступление. Они будут проводить бесконечные пресс-конференции на Капитолийском холме. Да, это будет очень насыщенный день. Очень жаль, что ты пропустишь это удовольствие.
Дарби саркастически фыркнула.
— О чем ты напишешь в следующий раз?
— Возможно, Войлс и его пленка. Ты должна быть недовольна тем, что Белый дом отказался от какого-либо вмешательства, и, если Войлс получит нагоняй, он бросится в атаку, чтобы отыграться. Хотел бы я заполучить эту пленку!
— А потом?
— Это зависит от многих неизвестных. После шести утра поединок начнет ужесточаться, появятся всевозможные слухи и тысячи историй, и все газеты в стране будут соваться в это.
— А ты будешь звездой, — сказала она с искренним восхищением.
— Да, я не останусь в стороне. Второй пилот постучал в дверь и приоткрыл ее. Он посмотрел на Дарби.
— Атланта, — сказал он и закрыл дверь.
— Почему Атланта? — спросил Грей.
— Ты когда-нибудь делал пересадку в Атланте?
— Конечно.
— А бывало так, что ты не мог сделать пересадку в Атланте?
— Кажется, да.
— Я оставлю свой чемодан. Он такой огромный, что может причинить много хлопот.
Грей допил банку и поставил ее на пол.
— А отсюда куда? — Он знал, что не следовало спрашивать, потому что сама она не изъявляла желания сказать. Но ему так хотелось знать.
— Куда-нибудь недалеко. Совершу свое обычное четырехрейсовое ночное путешествие. Может быть, в этом и нет необходимости, но так я буду чувствовать себя безопаснее. В конечном счете, приземлюсь где-нибудь на островах в Карибском море.
Где-нибудь на островах в Карибском море! Выбор сузился всего-навсего до какой-нибудь тысячи островов! Почему она говорит так неясно? Неужели она ему не доверяет? Он сидит тут, гладит ее ноги, а она не желает даже сказать, куда направляется.
— Что сказать Войлсу? — спросил он.
— Я позвоню тебе, когда доберусь. Или черкну несколько строчек.
Прекрасно! Этакие переписывающиеся друзья! Он мог бы посылать ей свои статьи, а она открытки с видами побережья.
— Я не знаю, куда еду, Грей, и вряд ли буду знать, пока не остановлюсь где-нибудь.
— Но ты ведь позвонишь?
— Через какое-то время. Это я тебе обещаю.
* * *
К одиннадцати вечера в офисах “Уайт и Блазевич” оставалось только пять юристов, и все они собрались на десятом этаже у Марти Вельмано: Вельмано, Симз Вейкфилд, Джеральд Швабе, Натаниэл Джонс (Эйнштейн) и ушедший в отставку партнер по имени Фрэнк Кортц. На краю стола Вельмано стояли две бутылки шотландского виски: одна уже пустая, а вторая тоже почти выпита. Эйнштейн сидел один в углу, что-то бормоча под нос. У него были всклокоченные вьющиеся седые волосы и острый нос, и вид у него был поистине безумный. Особенно сейчас. Симз Вейкфилд и Швабе сидели перед
столом без галстуков и с закатанными рукавами. Кортц только что закончил телефонный разговор с адъютантом Виктора Маттиса. Он передал трубку Вельмано, тот положил ее на стол.
— Это был Страйдер, — доложил Кортц. — Они в Каире, в апартаментах какого-то отеля. Маттис не будет с вами разговаривать. Страйдер говорит, что он на грани, ведет себя очень странно. Заперся в комнате, и, уж конечно, по эту сторону океана мы его не увидим. Страйдер говорит, что этим парням с пушками приказано немедленно убираться из города. Охота окончена. Рога трубят отбой.
— Что же нам делать? — спросил Вейкфилд.
— Мы брошены на произвол судьбы, — сказал Кортц. — Маттис умыл руки.
Они разговаривали спокойно. Крик и вопли были уже позади, несколько часов назад, когда Вейкфилд обвинял Вельмано в том, что тот написал записку. Вельмано обвинял Кортца в том, что он связался с таким нечистоплотным клиентом, как Маттис. Двенадцать лет, кричал в ответ Кортц, как мы с удовольствием получаем его гонорары. Швабе обвинял Вельмано и Вейкфилда за беспечность, проявленную в этой истории с запиской. И снова и снова они обливали Моргана грязью. Это он во всем виноват! Эйнштейн сидел в углу и наблюдал за ними. Но все это было уже бесполезно.
— Грентэм упомянул только меня и Симза, — сказал Вельмано. — Все остальные, кажется, в безопасности.
— Почему бы тебе и Симзу не удрать из страны? — предложил Швабе.
— Я останусь в Нью-Йорке до шести утра, — сказал Вельмано, — а затем буду месяц колесить по Европе на поездах.
— Я не могу бежать, — заявил Вейкфилд. — У меня жена и шестеро детей.
Это хныканье о детях они слышали уже в течение пяти часов. Как будто у них не было семей! Правда, Вельмано был разведен, а двое его детей были уже взрослыми людьми. Они могут обойтись и без него. И он тоже. В любом случае, пора было убираться. Он скопил изрядную сумму, ему нравилась Европа, особенно Испания, так что осталось только попрощаться. Другое дело этот злосчастный Вейкфилд, которому всего сорок два года и туго с деньгами. Он хорошо зарабатывал, но его жена — вот где настоящая расточительность — имела склонность рожать детей. Так что Вейкфилд в данный момент сидел на мели.
— Не знаю, что мне делать, — сказал Вейкфилд в тринадцатый раз. — Просто ума не приложу. Швабе попытался хоть чем-то помочь.
— Думаю, тебе надо пойти домой и сказать все жене. У меня лично жены нет, но, если бы была, я бы попытался втолковать ей.
— Я не могу это сделать, — сказал Вейкфилд со страданием в голосе.
— Почему бы нет? Ты можешь сказать ей сейчас, или через шесть часов она сама увидит твой портрет на первой странице газеты. Ты должен пойти и сказать ей, Симз.
— Я не могу. — Он опять готов был заплакать.
Швабе посмотрел на Вельмано и Кортца.
— Что будет с моими детьми? — затянул опять Вейкфилд. — Моему старшему всего тринадцать. — Он начал тереть глаза.
— Идем, Симз. Возьми себя в руки, — сказал Кортц.
Эйнштейн встал и пошел к двери.
— Я буду у себя во Флориде. Не звоните, если не будет ничего срочного. — Он открыл дверь и захлопнул ее за собой.
Вейкфилд вяло поднялся и направился к двери.
— Ты куда, Симз? — спросил Швабе.
— К себе в офис.
— Зачем?
— Мне нужно прилечь. Все в порядке.
— Давай отвезу тебя домой, — предложил Швабе. Они внимательно следили за Вейкфилдом; он открывал дверь.
— Я в порядке, — сказал он более решительным тоном и вышел.
— Ты думаешь, он в порядке? — спросил Швабе у Вельмано. — Я беспокоюсь за него.
— Я бы не сказал, что он в порядке, — ответил Вельмано. — У всех у нас были лучшие дни. Почему бы тебе не проведать его через несколько минут?
— Хорошо, — сказал Швабе.
* * *
Вейкфилд не спеша вышел в коридор и спустился на девятый этаж. Подходя к своему офису, он ускорил шаги, а когда запирал за собой дверь, плакал.
Делай это быстро! И никаких записок. Пока ты будешь писать ее, ты раздумаешь. А твоя жизнь застрахована на миллион.
Он выдвинул ящик стола.
Не думай о детях! Это все равно, как если бы ты погиб при авиакатастрофе.
Он вытащил из-под бумаг пистолет 38-го калибра.
Делай это быстро! Не надо смотреть на их фотографии на стене. Может быть, когда-нибудь они поймут.
Он засунул дуло пистолета подальше в рот и спустил курок.
* * *
“Лимо” резко остановилось перед двухэтажным домом в Думбартон Оке в верхнем Джорджтауне. Машина перегородила улицу, но это было не важно, так как было двадцать минут первого ночи и на улице не было движения. Войлс и два агента выпрыгнули с заднего сиденья и быстро направились к парадной двери. В руке у Войлса была газета. Он постучал в дверь согнутым указательным пальцем.
Коул еще не спал. Он сидел в темноте в своей берлоге в пижаме и банном халате, так что Войлс был очень доволен, увидев его в дверях в таком виде.
— Прелестная пижама, — сказал Войлс, пыхтя от удовольствия.
Коул вышел на маленькую бетонную веранду. Из узкого коридора выглядывали два его агента.
— Какого дьявола вам надо? — медленно произнес он.
— Доставить вот это, — сказал Войлс, тыча газетой ему в лицо. — Твое прелестное фото рядом с Президентом, держащим в объятиях Маттиса. Зная вашу страсть к газетам, я подумал, что неплохо будет доставить вам одну.
— А твоя фотография будет там завтра! — сказал Коул, как будто он уже прочел статью.
Войлс швырнул газету к его ногам и зашагал прочь.
— У меня есть кое-какие записи, Коул. Ты начал лгать, и ты у меня будешь биться в конвульсиях прилюдно!
Коул бросил на него пристальный взгляд, но ничего не сказал.
Войлс был уже почти на улице.
— Через два дня я вернусь с повесткой в суд! — крикнул он. — Я приду утром и сам вручу ее. — Он стоял уже около машины. — А потом я принесу обвинительный акт. Разумеется, к этому времени твоя карьера будет уже в прошлом, и Президент наберет новую шайку идиотов, которые будут подсказывать ему, что делать. — Он скрылся в машине, и она быстро умчалась.
Коул поднял газету и вошел в дом.
Глава 44
Грей и Смит Кин сидели одни в конференц-зале и вычитывали корректуру. Прошло уже много лет с тех пор, как Грей волновался при виде своих статей на первой странице газеты, но на этот раз он был по-настоящему взволнован. Более обширного материала еще не бывало. Сверху в ряд шли фотографии: Маттис обнимает Президента, Коул важно беседует по телефону в офисе Белого дома, Вельмано сидит в подкомиссии сената, Вейкфилд собирает урожай на судебной сессии, Верхик улыбается в камеру при освобождении из ФБР, Каллахан — за ежегодником и Морган на фото, снятом с видеокассеты (миссис Морган дала на это согласие). Пейпур, репортер из отдела полицейских новостей, сообщил им о Вейкфилде час назад. Грей был подавлен этим сообщением. Но он не винил себя.
Они начали править черновики около трех часов пополудни. Кротхэммер принес дюжину жареных пирожков и тут же, пока разглядывал первую страницу, съел четыре. Следующим пришел Де Басио, заявивший, что не спал всю ночь. Фельдман пришел свежий и подтянутый. К четырем тридцати комната была набита народом. Принесли еще четыре телевизора. Начала передачу Си-Эн-Эн, и через несколько минут пошла трансляция из Белого дома. Объяснений по данному вопросу не было, и лишь Зикман обещал кое-что сказать в семь часов.
Кроме сообщения о Вейкфилде, сперва не было ничего нового. То показывали Белый дом, то Верховный суд, то комментировали сообщения. Репортеры дежурили у гуверовского здания, где было в это время очень спокойно. Они бегло сообщили о фото в газетах, и там не было Вельмано. Он прикрылся Маттисом. Си-Эн-Эн
показала общий вид дома Моргана в Александрии, но тесть Моргана не допускал камеры в свои владения. Репортер Эн-Би-Си дежурил у здания, где были офисы “Уайт и Блазевич”, но и у него не было ничего нового. И хотя в статье не было ссылок на Дарби, уже ни для кого не было тайной, кто является автором дела о пеликанах, и о Дарби Шоу ходило множество слухов.
В семь часов комната была битком набита людьми. Было очень тихо. Отражаясь одновременно на четырех экранах, Зикман, нервничая, подошел к подиуму в пресс-отделе Белого дома. Он выглядел уставшим и осунувшимся. Прочел короткое заявление, в котором Белый дом допускал возможность принятия денег для избирательной кампании из ряда источников, контролируемых Виктором Маттисом, но он упорно отрицал, что хоть какая-то часть денег была получена путем бесчестных махинаций. Президент встречался с Маттисом лишь один раз и то в те времена, когда он был еще вице-президентом. Он никогда не разговаривал с этим человеком, с тех пор как стал Президентом, и, само собой разумеется, не считает его своим другом, несмотря на принятые от него деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59