Им было сказано оставаться там, пока что-нибудь не произойдет, что позволит им действовать дальше. Глупо пытаться найти девчонку на Манхэттене, но вдруг она допустит ошибку, например, позвонит по телефону или воспользуется пластиковой кредитной карточкой, так что ее можно будет вычислить, и тогда они будут на месте.
Она не сделала ни одной ошибки вплоть до сегодняшнего дня, в два тридцать, когда ей понадобились деньги, и она воспользовалась счетом. Они знали, что так случится, особенно если она намеревалась покинуть страну и боялась пользоваться пластиковой кредитной карточкой. На каком-то этапе ей понадобятся наличные, и она вынуждена будет перевести их телеграфом, так как банк находился в Новом Орлеане, а ее там не было. Клиент Снеллера имел восьмипроцентную долю в банке; двенадцать миллионов долларов не такая уж большая доля, но этого достаточно, чтобы заставить колеса крутиться. В три с минутами ему позвонили из Фрипорта.
Они не ожидали, что она объявится в Вашингтоне. Это умная девочка, она бежит от неприятностей, а не ищет их. И чего уж они совсем не ожидали, так это того, что она свяжется с репортером. Это не приходило им в голову, а теперь казалось так логично. Ситуация была более чем критическая.
Пятнадцать тысяч были переведены с ее счета на его счет, и вот Снеллер опять за работой. С ним были двое. Еще один частный реактивный самолет был на пути из Майами. Он незамедлительно попросил выделить ему еще десять человек. Если им и придется поработать, то быстро. Нельзя терять ни секунды.
Снеллер был настроен не очень оптимистично. Когда Хамел был в их команде, все казалось выполнимым. Он убил Розенберга и Дженсена так чисто, а затем исчез, не оставив никаких следов. А теперь он мертв, получив пулю в лоб из-за какой-то маленькой недотроги-студентки.
* * *
Дом Морганов находился в уютном предместье в Александрии.
Район был богатый, население преимущественно молодое, в каждом дворике двухколесные и трехколесные велосипеды.
На дорожке у дома стояли три машины. На одной был номер штата Огайо. Грей позвонил в дверь и окинул взглядом улицу. Ничего подозрительного.
Пожилой человек слегка приоткрыл дверь.
— Да? — мягко сказал он.
— Я Грей Грентэм из “Вашингтон пост”, а это моя ассистентка — Сара Джэкобс.
Дарби постаралась улыбнуться. Грей продолжал:
— Мы хотели бы поговорить с миссис Морган.
— Не думаю, что это возможно.
— Пожалуйста. Это очень важно. Он внимательно посмотрел на них.
— Подождите минутку.
Закрыл дверь и исчез. Дом был с узким деревянным крыльцом, над которым была небольшая веранда. Они стояли в темноте, и их не было видно с улицы. Мимо медленно проехала машина. Дверь открылась.
— Я Том Купчек, ее отец. Она не хочет говорить. Грей понимающе кивнул.
— Это займет не более пяти минут, я обещаю. Он поднялся на крыльцо и закрыл за собой дверь.
— Вы, наверное, плохо слышите. Я сказал, она не хочет говорить.
— Я слышал, мистер Купчек. И уважаю ее право на частную жизнь. Я знаю, через что ей пришлось пройти.
— Это с какого же времени вы, репортеры, стали уважать право людей на частную жизнь?
Мистера Купчека, очевидно, было очень легко вывести из равновесия. Еще чуть-чуть, и он взорвется.
Грей сохранял спокойствие. Дарби слегка подалась назад. На ее долю за этот день выпало и так слишком много скандалов.
— Ее муж три раза звонил мне перед смертью. Я говорил с ним по телефону, и я не верю, что это случайное убийство, совершенное уличными грабителями.
— Он мертв. Моя дочь расстроена. Она не хочет говорить. А теперь выматывайтесь отсюда.
— Мистер Купчек, — теплым тоном сказала Дарби. — У нас есть основания полагать, что ваш зять был свидетелем высокоорганизованной преступной деятельности.
Услышав это, старик слегка поутих и уставился на Дарби:
— Правда? Что ж, вы ведь не можете расспросить об этом его. А моя дочь ничего не знает. У нее был тяжелый день, и сейчас она приняла лекарство. Уходите.
— А завтра мы сможем ее увидеть? — спросила Дарби.
— Вряд ли. Но можете позвонить. Грей протянул ему визитную карточку:
— Если она захочет говорить, позвоните по номеру на обратной стороне карточки. Я остановился в отеле. А завтра около полудня я позвоню сам.
— Да, сначала позвоните. А сейчас уходите. Вы уже и так расстроили ее.
— Простите, — сказал Грей.
Они спустились с крыльца. Мистер Купчек открыл дверь и продолжал смотреть им вслед. Грей оглянулся.
— Какие-нибудь другие репортеры звонили или заходили к вам?
— Целая куча звонила на следующий день после то-то, как его убили. Хотели разной там информации. Хамы!
— А за последние несколько дней никого?
— Никого. Уходите.
— Кто-нибудь из “Нью-Йорк таймс”?
— Нет. — И он захлопнул дверь.
Они поспешили к машине, припаркованной через четыре дома вниз по улице. На улице не было ни одной машины. Грей попетлял среди коротких улиц предместья и покинул район. Он все время посматривал в зеркало, пока не убедился, что хвоста нет.
— С Гарсиа кончено, — сказала Дарби, когда они выехали на Триста девяносто пятую и направились в сторону города.
— Еще нет. Завтра сделаем еще одну последнюю попытку, и, может быть, она заговорит.
— Если она что-нибудь знает, ее отец тоже знает. А если он знает, почему не захотел помочь? Грей, здесь ничего нет.
Это было вполне логично. Несколько минут они ехали в полной тишине. Начинала сказываться усталость.
— Через пятнадцать минут мы можем быть в аэропорту, — сказал он. — Я оставляю тебя там, и через полчаса тебя уже здесь не будет. Садись на любой самолет, просто исчезни.
— Уеду завтра. Мне надо немного отдохнуть, и я хочу подумать, куда ехать. Спасибо тебе.
— Ты чувствуешь себя в безопасности? В данный момент — да. Но это такое дело, что все может измениться за считанные секунды.
— Я бы очень хотел спать у тебя в комнате сегодня ночью. Как в Нью-Йорке.
— В Нью-Йорке ты не спал у меня в комнате. Ты спал на диване в прихожей. — Она улыбалась, и это был добрый знак.
Он тоже улыбался:
— Хорошо! Буду спать в прихожей.
— У меня нет прихожей.
— Так, так. А где же мне спать?
Она вдруг перестала улыбаться. Она закусила губу, и в ее глазах появились слезы. Он хватил слишком далеко. Это опять Каллахан.
— Просто я не готова.
— А когда ты будешь готова?
— Грей, пожалуйста, не надо об этом.
Она молча смотрела на идущие впереди машины.
— Прости, — сказал он.
Она медленно сползла на сиденье и положила голову ему на колени. Он нежно потрепал ее по плечу, а она взяла и крепко сжала его руку.
— Я смертельно боюсь, — тихо сказала она.
Глава 39
Он вышел из ее номера около десяти часов, после того, как выпил бутылку вина и съел яичный рулет. Он звонил Мэйсону Пэйпуру, репортеру из “Пост”, пишущему о криминальных происшествиях, и попросил уточнить по его источникам детали уличного убийства Моргана. Это случилось в даунтауне, в районе, где редко случаются убийства; всего несколько хулиганских нападений и избиений.
Он был изможден, и ему ничего не хотелось делать. К тому же ему было грустно оттого, что завтра он уезжает. Ему давно причиталось шесть недель отпуска в “Пост”, и у него возникло искушение уехать вместе с ней. Пусть Маттис подавится своей нефтью! Но он боялся, что не вернется, хотя для него это не будет концом света, если не считать одного неприятного обстоятельства: у нее есть деньги, а у него — нет. Около двух месяцев они могли бы бродить по пляжам и греться на солнце на его деньги, ну а потом все бы зависело от нее. Но самое важное — она не приглашала его с собой в свое бегство. Она страдала. Он чувствовал, как ей тяжело каждый раз, когда она упоминала Томаса Каллахана.
Сейчас он был в “Джефферсон-отеле” на Шестой авеню, разумеется; следуя ее инструкциям. Он позвонил домой Кливу.
— Ты где? — раздраженно спросил Клив.
— В отеле. Это длинная история. Что у тебя?
— Они отправили Саджа в отпуск по состоянию здоровья на девяносто дней.
— А что с ним?
— Ничего. Он говорит, они хотят, чтобы он на какое-то время уехал. Там — как в бункере. Всем сказали заткнуться и ни с кем не разговаривать. Они напуганы до смерти. Заставили Саджа уехать сегодня в полдень. Он считает, что тебе может грозить серьезная опасность. За последнюю неделю он тысячу раз слышал твое имя. Они просто помешались на тебе и на том, как много ты знаешь.
— Кто это они?
— Коул, естественно, и его подручный Бирчфилд. Они превратили Западное крыло в настоящее гестапо. Иногда “они” — означает этого, как его, ну этого маленького суслика в бабочке? Ну, по внутренним делам?
— Эммит Вэйкросс.
— Да, он. Угрозами и выработкой стратегии занимаются, в основном, Коул и Бирчфилд.
— Какого типа угрозами?
— Никто в Белом доме, кроме Президента, не может говорить с прессой, официально или неофициально, без согласия Коула. Это относится и к пресс-секретарю. Коул все подвергает цензуре.
— Ничего себе!
— Они в ужасе. Садж думает, они опасны.
— Хорошо, я буду прятаться.
— Я был у тебя на квартире прошлой ночью. Когда будешь исчезать, скажи мне.
— Дам знать завтра вечером.
— Какая у тебя машина?
— Взял напрокат “понтиак” с четырьмя дверями. Очень спортивный.
— Сегодня после обеда проверил “вольво”. Все хорошо.
— Спасибо, Клив.
— Ты как, в порядке?
— Похоже. Скажи Саджу, у меня все хорошо.
— Позвони мне завтра. Я все же волнуюсь.
* * *
Он спал уже четыре часа, когда его разбудил телефонный звонок. На улице было темно и будет еще темно, по меньшей мере, два часа. Он посмотрел на телефон и после пятого звонка снял трубку.
— Алло? — спросил он недоверчиво.
— Это Грей Грентэм? — послышался робкий женский голос.
— Да. Кто это?
— Беверли Морган. Вы заходили вчера вечером. Грей стоял на ногах, напряженно вслушиваясь, сон мгновенно слетел с него.
— Да. Простите, если мы вас расстроили.
— Нет. Отец очень меня защищает. И сердится. После того, как убили Куртиса, от репортеров не было спасения. Они звонили отовсюду. Им нужны были его старые фотографии и последние фотографии мои и ребенка. Звонили в любое время дня и ночи. Это было ужасно, и отец очень устал от этого. Двоих он спустил с крыльца.
— Кажется, нам еще повезло.
— Надеюсь, он вас не обидел. — Голос был тусклый и беспристрастный, хотя и чувствовалось, что она хотела казаться решительной.
— Нисколько.
— Сейчас он спит, там, внизу на диване, так что мы можем поговорить.
— А почему вы не спите? — спросил он.
— Я приняла несколько таблеток, чтобы уснуть, но выбилась из режима. Могу спать днем и бродить ночью. — Было очевидно, что она бодра и хочет говорить.
Грей сел на кровать и попытался успокоиться.
— Я не могу представить большего удара, чем этот.
— Прошло несколько дней, прежде чем мы начали осознавать реальность случившегося. Вначале боль была ужасной. Просто ужасной. Я не могла пошевелиться, чтобы не ощутить боль во всем теле. Не могла думать из-за шока и невозможности поверить в случившееся. Я прошла через похороны в состоянии какого-то транса, теперь все это кажется дурным сном. Я вам не надоела?
— Ничуть.
— Я не хочу больше принимать таблетки. Из-за них я так много сплю, что разучилась говорить со взрослыми людьми. Да еще мой отец имеет привычку выставлять людей за дверь. Вы это записываете на пленку?
— Нет. Я просто слушаю.
— Его убили неделю назад, ночью. Я думала, что он допоздна заработался, что частенько с ним бывало. Они выстрелили в него и забрали его бумажник, чтобы полиция не могла узнать, кто он. Я узнала из последних новостей, что в даунтауне убит молодой юрист, и поняла, что это Куртис. Только не спрашивайте, как они узнали, что он юрист, не зная его имени. Все эти неясности, всегда сопровождающие убийство, — все это очень странно.
— Почему он задерживался на работе?
— Он работал по восемьдесят часов в неделю, а иногда и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59