— Но если ЦРУ зашло так далеко, то почему вы этим не занялись? — спросила она.
— Вопрос по существу. Мы не придавали делу столь большого значения и не знали и половины того, что знали в ЦРУ. Могу поклясться, что все это казалось так маловероятно, а у нас дюжина других подозреваемых. Мы недооценили его. Все казалось так просто и ясно. К тому же Президент попросил нас отступиться, и это легко было сделать, так как я никогда не слышал о Маттисе: не было оснований. Но тут мой приятель Гэвин покончил с собой, и я послал туда своих людей.
— Зачем Коул дал дело Гмински? — спросил Грей.
— Он испугался. Для того мы его и отправили. Ну что ж, Гмински есть Гмински, и иногда делает все по-своему, невзирая на такие маленькие препятствия, как закон и прочее. Коул захотел проверить дело и приказал Гмински сделать это по-тихому.
— Значит, Гмински не ровня Коулу.
— Он ненавидит Коула, что очень понятно. Гмински сотрудничал с Президентом, но не выходил на него. Все произошло так быстро. Помните, Гмински, Коул, Президент и я впервые увидели дело ровно две недели назад. Гмински, вероятно, выжидал, чтобы рассказать Президенту кое-какую историю, но упустил момент.
Дарби отодвинула стул и подошла к окну. Было уже темно, но улица по-прежнему была запружена машинами. Хорошо, что эти тайны раскрылись, но от этого она почувствовала еще большую опасность. Ей так хотелось бы уйти! Она устала от бегства и травли, устала от этих игр. и репортеров с Греем, устала интересоваться, кто это сделал и почему; устала от своей вины, написав это проклятое письмо; наконец, устала покупать каждые три дня новую зубную щетку. Ей хотелось бы очутиться где-нибудь на пустынном берегу моря, в маленьком коттедже, где нет ни телефонов, ни людей, особенно тех, которые прячутся за фургонами и за ближайшим углом. Она хотела бы проспать три дня кряду без кошмарных сновидений и преследующих ее теней. Да, пора уходить.
Грей внимательно наблюдал за ней.
— Ее выслеживают от Нью-Йорка, а теперь здесь, — сказал он Войлсу. — Кто это?
— Вы уверены? — спросил Войлс.
— Они весь день торчали на улице, наблюдая за зданием, — заметила Дарби, кивая на окно.
— А мы следили за ними, — сказал Грей. — Они там и сейчас.
Войлс, казалось, был настроен скептически.
— Вы их видели раньше? — спросил он Дарби.
— Одного. Он был на похоронах Томаса в Новом Орлеане. Он гонится за мной от Французского квартала. Он почти нашел меня на Манхэттене, и я видела, как он разговаривал с другим типом часов пять тому назад. Я знаю, это он.
— Кто это? — опять спросил у Войлса Грей.
— Не думаю, чтобы за вами гонялось ЦРУ.
— О, именно они и гонятся за мной!
— Вы видите их сейчас?
— Нет. Они исчезли два часа назад. Но они были там.
Войлс встал и потер свои пухлые руки. Он медленно обошел стол, развертывая сигару.
— Не возражаете, если я закурю?
— Возражаю, — сказала она, не глядя на него.
Он положил сигару на стол.
— Мы поможем вам, — сказал он.
— Я не хочу вашей помощи, — сказала она, по-прежнему глядя в окно.
— Чего же вы хотите?
— Хочу уехать из страны, но, черт возьми, с уверенностью, что никто не отправится следом. Ни вы, ни они, ни Руперт и ни один из его дружков.
— Но вам придется вернуться, чтобы дать показания перед судом присяжных.
— Только в том случае, если они смогут меня найти. Я собираюсь в такое место, где на повестки в суд смотрят косо.
— Как же насчет судебного процесса? Ведь вы будете нужны. — Войлс сунул в рот сигару, но не зажег ее. Ему всегда лучше думалось с этой штукой в зубах. — У меня есть для вас деловое предложение.
— У меня нет настроения заключать какие бы то ни было соглашения. — Теперь она стояла, прислонись к стене, и смотрела то на Войлса, то на Грея.
— Это хорошее предложение. У меня есть самолеты и вертолеты и много ребят с пистолетами, не боящихся тех молодчиков, что играют в прятки. Во-первых, мы выведем вас из здания, и никто не будет об этом знать. Во-вторых, мы посадим вас в мой самолет и отправим куда вы скажете. В-третьих, вы можете исчезнуть. Даю слово, никто из нас не станет за вами следить. Но — и это будет в-четвертых — вы позволите мне поддерживать с вами связь через мистера Грентэма здесь, в том и только в том случае, если возникнет крайняя необходимость.
Она смотрела на Грея, пока делалось это предложение, и было очевидно, что он одобряет его. Она сохраняла бесстрастное выражение лица, но, черт возьми, звучало неплохо! Если бы она доверилась Гэвину после его первого телефонного звонка, он был бы жив и она бы никогда не взялась за руки с Хамелом. Если бы она просто уехала с ним из Нового Орлеана, как он предлагал, он не был бы убит. Она думала об этом каждые пять минут в последние семь дней.
Это было выше ее сил. Приходит время, когда вы сдаетесь и начинаете доверять людям. Ей не нравился этот человека но в последние десять минут он был в высшей степени честен с ней.
— Это ваш самолет и ваши пилоты?
— Да.
— Где они находятся?
— На базе Эндрюс.
— Тогда сделаем так. Я сяду в самолет, и он возьмет курс на Денвер. На борту не будет никого, кроме меня, Грея и пилотов. Через тридцать минут после взлета я скажу пилоту, куда лететь, скажем, в Чикаго. Он исполнит это?
. — Он должен представить план полета перед тем, как вылетит.
— Я знаю. Но вы — директор ФБР и можете как-то это устроить.
— Хорошо. Что вы будете делать, когда прибудете в Чикаго?
— Я выйду из самолета одна, а он возвратится на Эндрюс с Греем на борту.
— А что вы будете делать в Чикаго?
— Я постараюсь затеряться в многолюдном аэропорту и возьму билет на первый попавшийся рейс.
— Ладно, но я уже дал слово, что мы не будем следить.
— Я верю. Извините меня за излишнюю подозрительность.
— Что ж, по рукам! Когда вы хотите уйти?
Она взглянула на Грея.
— Мне потребуется еще час, чтобы переработать статью и добавить замечания мистера Войлса.
— Тогда — через час, — сказала она Войлсу.
— Я подожду.
— Можно нам поговорить наедине? — спросила Дарби, кивая на Грея.
— Разумеется. — Войлс сгреб свой помятый плащ и остановился у двери. Он улыбнулся ей.
— Вы дьявольски восхитительная женщина, мисс Шоу. Ваша сообразительность 'и выдержка покорили одного из самых пресыщенных людей в этой стране. Я восхищаюсь вами. И обещаю, что буду всегда стараться быть достойным вас.
Он засунул сигару в рот, продолжая улыбаться, и вышел.
Они выждали, пока закрылась дверь.
— Как ты думаешь, я буду в безопасности? — спросила она.
— Да. Думаю, он искренний человек. К тому же у него есть вооруженные люди, которые вызволят тебя отсюда. Все в порядке, Дарби.
— Ты ведь сможешь поехать со мной?
— Конечно.
Она подошла к нему и обняла его за талию, а он крепко прижал ее к себе и закрыл глаза.
* * *
В семь редакторы собрались вокруг стола в последний раз этой ночью. Они быстро прочли раздел, который Грей добавил, чтобы включить комментарии Войлса. Позднее пришел Фельдман; его сухое лицо сияло необычной для него улыбкой.
— Вы не поверите, — сказал он, — мне сейчас дважды звонили. Звонил Людвиг из Китая. Президент нашел его там и умолял придержать статью на двадцать четыре часа. Людвиг говорит, что тот чуть не плакал. Людвиг же, будучи джентльменом, внимательно выслушал и вежливо отказал. Второй звонок был от судьи Роланда, моего старого приятеля. Похоже, что эти молодчики из “Уайт и Блазевич” вытащили его из-за обеденного стола и потребовали разрешения этим же вечером подать иск. Судья Роланд выслушал довольно непочтительно и крайне невежливо отказал.
— Давай дадим это в печать, старик! — воскликнул Кротхэммер.
Глава 43
Самолет плавно поднялся в воздух и взял курс на запад, предположительно на Денвер. Он был довольно комфортабельный, хотя и не шикарный, но чего же ждать, если он содержался за счет налогоплательщиков и принадлежал человеку, равнодушному к красивым вещам? Нет даже приличного виски, сразу понял Грей, когда открыл бар. Войлс был трезвенником, и в данный момент это поистине раздражало Грея, ведь он был здесь гостем и просто умирал от жажды. В холодильнике он обнаружил две банки полуохлажденного лимонада и подал одну Дарби. Она открыла банку.
Самолет, похоже, набрал высоту. В дверях их кабины появился второй пилот. Он был очень вежлив и представился.
— Вы говорили, что вскоре после взлета укажете новое направление.
— Да, — сказала Дарби.
— Отлично. Но нам хотелось бы знать об этом, скажем, через десять минут.
— Хорошо.
— Есть ли какое-нибудь питье на этой штуке? — спросил Грей.
— Извините. — Второй пилот улыбнулся и вернулся к себе в кабину.
Дарби с ее длинными ногами занимала почти весь маленький диванчик, но Грей решил пристроиться к ней. Он приподнял ее ступни и уселся в уголок дивана, положив ее ноги себе на колени. Красный педикюр. Он поглаживал ее щиколотки и думал только об этом — он держит ее ноги. Для него это было так волнующе, но, кажется, не для нее. Теперь она слегка улыбалась, успокаиваясь. Все было позади.
— Ты боялась? — спросил он.
— Да. А ты?
— Тоже, но я чувствовал себя в безопасности. Я имею в виду, что трудно чувствовать себя уязвимым с шестью вооруженными парнями, закрывающими тебя своим телом. И трудно представить, что за тобой наблюдают в фургоне без окон.
— Войлс это любит, не правда ли?
— Он как Наполеон, составляющий планы и направляющий полки. Тут он в своей стихии. Утром он нанесет удар. Единственный человек, который может его уволить, — Президент, но, я думаю, Войлс держит его сейчас под контролем.
— А убийцы расплачиваются. Он должен быть доволен.
— Думаю, мы добавили десяток лет к его карьере. Уж это-то мы сделали!
— Кажется, он сообразительный человек, — сказала Дарби. — Вначале он мне не понравился, но он принадлежит к тому типу людей, которые вырастают у тебя на глазах. И к тому же чувствительный: когда он упомянул Верхика, я заметила слезы у него на глазах.
— Настоящая бубочка! Уверен, что Флетчер Коул получит истинное наслаждение, котла через несколько часов увидит этого милашку.
У нее были длинные стройные ноги безупречной формы. Его рука скользила все выше, и он чувствовал себя, как студент-второкурсник, поднимающийся с колен после второго свидания. Эти ноги нуждались в загаре, и он знал, что уже через несколько дней они станут бронзовыми, с прилипшими песчинками между пальцев. Он не получил приглашения навестить ее после, и это его огорчало. Не имея представления, куда она направляется, он знал, что это делалось намеренно. Но он не был уверен, что она сама знала конечный пункт своего путешествия.
Это поглаживание ног напомнило ей Томаса. Он тогда прилично выпил и размазал ей лак для ногтей. Под легкое покачивание и рокот двигателя он вдруг отодвинулся от нее на многие-многие мили. Всего две недели, как он мертв, а казалось, что прошло уже много времени. Столько перемен! Но это к лучшему. Если бы она осталась в Тьюлане и заходила в его офис или аудиторию, в которой он занимался, беседовала с другими преподавателями, смотрела с улицы на его жилище — это было бы так больно! Маленькие напоминания приятны в дальнем путешествии, но во время скорби они делают свое дело. Теперь она была уже другая, другой была ее жизнь, в другом месте. И другой человек гладил ее ноги. Сначала это был самоуверенный глупец — типичный репортер, — но вскоре он начал смягчаться и под очерствевшей оболочкой она обнаружила тепло живого человека, которому, несомненно, она очень нравилась.
— Завтра у тебя великий день, — сказала она. Он хлебнул из банки. Сейчас он заплатил бы черт знает какие деньги за хорошо охлажденное импортное бутылочное пиво.
— Да, великий день, — сказал он, любуясь пальцами ее ног. Это будет больше, чем великий день, но он почувствовал необходимость не высказывать это открыто. Сейчас его внимание занято ею, а не тем хаосом событий, который ждет его завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59