Освободившись от тяжелого бомбового груза, «хорнеты» снова превратились в истребители и начали стремительно набирать высоту — МиГов они боялись больше, чем зенитных ракет. Возникший затем воздушный бой стал верхом беспорядочности, Даже на земле, когда американский и советский истребители находятся рядом друг с другом, отличить их один от другого достаточно трудно, но при скорости шестьсот узлов, в гуще воздушного боя, задача эта становилась практически невозможной, и американские летчики, имеющие количественное превосходство, не могли открывать огонь, пока не были полностью уверены, кто перед ними. Русские знали, кого они атакуют, но тоже не решались стрелять в цель, слишком походившую на самолет друга. В результате истребители носились в воздухе на слишком малом для пуска ракет расстоянии, пилоты стремились точно опознать цели, и разгорелась воздушная дуэль, которая напоминала бои тридцатилетней давности, когда самолеты вели огонь из авиационных пушек. Время от времени в воздух взлетали ракеты с двух уцелевших русских пусковых установок. Авиадиспетчеры на борту американских самолетов и русские авиадиспетчеры на земле утратили способность как-то влиять на ход сражения, исход которого находился теперь полностью в руках летчиков. Истребители, включив форсаж, делали крутые повороты с невероятными перегрузками, летчики крутили головами и щурили глаза, пытаясь определить по цвету самолетов, свои они или противника. Однако и эта задача оказалась практически неразрешимой. Американские истребители были окрашены в дымчато-серый цвет, и их трудно было отличить не то что на дальнем расстоянии, но и вблизи. Первыми погибли два «хорнета», затем МиГ, далее пушечный огонь американского истребителя уничтожил еще один МиГ, а «хорнет» пал жертвой случайной ракеты «воздух-воздух». Выпущенная наугад русская зенитная ракета взорвала одновременно и МиГ и находившийся вблизи «хорнет».
Советский майор заметил это и закричал в переговорное устройство, требуя, чтобы наземные зенитные установки прекратили стрельбу; затем выпустил очередь из своей пушки в «хорнет», пронесшийся перед самым носом его истребителя, промахнулся и начал преследование. У него на глазах американский истребитель приблизился к МиГу-29, дал очередь и повредил ему двигатель. Майор не знал, сколько его самолетов уцелело — эти мысли уже не приходили ему в голову. Он вел борьбу за собственное спасение и не сомневался, что обречен. Потеряв всякую осторожность, советский офицер с включенными на форсаж двигателями мчался за американским истребителем и не видел, что на указателе оставшегося топлива уже загорелась тревожная красная лампочка. Преследуемый самолет свернул на север и полетел над водой. Майор выпустил свою последнюю ракету и увидел, как она попала прямо в правый двигатель «хорнета». Тут же у него кончилось топливо и выключились двигатели. Майор завопил от радости, когда у американского истребителя отвалился хвост и его пилот выбросился с парашютом. Я сбил четыре вражеских самолета, с ликованием подумал майор. По крайней мере мне удалось выполнить свой долг. Через тридцать секунд парашют опустил его в воду.
***
Капитан третьего ранга Дэвис взобрался на свой плотик, несмотря на сломанную кисть, ругаясь и благословляя свою удачу одновременно. Его первым сознательным действием было включить спасательный радиомаяк. Затем американец огляделся вокруг и увидел совсем рядом еще один желтый плотик. Грести одной рукой было нелегко, но парень, что находился на соседнем плотике, греб ему навстречу. Случившееся дальше изумило американского летчика.
— Я взял тебя в плен! — услышал он по-английски. Мужчина, что подплыл к нему, держал в руке пистолет. Револьвер Дэвиса утонул в море.
— Кто ты такой, черт побери?
— Я — майор советских ВВС Александр Георгиевич Чапаев.
— Привет. Я — капитан третьего ранга Гас Дэвис, американская морская авиация. Кто тебя сбил?
— Никто! У меня кончилось топливо. — Он направил пистолет на американца. — Ты у меня в плену.
— Не валяй дурака!
Майор Чапаев недоуменно покачал головой. Как и Дэвис, после напряжения воздушного боя и чудесного спасения от смерти он находился в почти шоковом состоянии.
— Впрочем, майор, не выбрасывай пистолет. Не знаю, водятся здесь акулы или нет.
— Акулы? — Чапаев побледнел.
Дэвис расстегнул свой летный комбинезон и сунул внутрь поврежденную руку.
— Да, майор. Меня сбивают над водой уже третий раз. До этого мне однажды пришлось провести на плоту двенадцать часов, и я видел двух таких тварей. У тебя есть репеллент?
— Что? — Русский офицер выглядел совсем растерянным.
— Вот такое вещество. — Дэвис окунул в воду пластмассовый мешочек. — Давай свяжем наши плоты. Так безопаснее. Считается, что репеллент отгоняет акул.
Дэвис попытался связать плоты одной рукой, но не смог. Чапаев положил пистолет на плотик и помог американцу. Майора сбили уже второй раз, сегодня ему удалось остаться в живых после отчаянного воздушного боя, и вот теперь он внезапно почувствовал, как хороша жизнь. Мысль о том, что его может съесть хищная рыба, привела Чапаева в ужас. Он наклонился через край плота и посмотрел в воду.
— Боже мой, что за утро! — простонал Дэвис. Сломанная рука разболелась по-настоящему.
Чапаев кивнул головой, соглашаясь с американцем. В первый раз он оглянулся вокруг и увидел, что суши не видно. Тогда он протянул руку за спасательным радиомаяком и тут заметил, что нога его
окровавлена, а карман, где хранилось радио, оторвало во время катапультирования из гибнущего самолета.
— Мы с тобой два несчастных сукина сына, — произнес он по-русски.
— Что?
— Где суша? — Море еще никогда не казалось Чапаеву таким огромным.
— Думаю, милях в двадцати пяти в той стороне. А с ногой, майор, у тебя совсем плохо. — Дэвис мрачно улыбнулся. — У нас, должно быть, катапультируемые кресла одной конструкции. Проклятье! Как болит рука!
***
— Что это значит, черт побери? — произнес Эдварде. Они были слишком далеко от Кефлавика, чтобы слышать что-то, но не могли не заметить столб дыма, поднимающийся над городом.
Однако больше всего их беспокоило поведение русских солдат у основания горы. Николе, Смит и четверо рядовых расположились по обе стороны от Эдвардса, растянувшись на сотню ярдов. Лица их покрывала маскировочная краска. Прячась за валунами, они наблюдали за русскими, которые находились в полумиле от них.
— «Конура», это «Ищейка». У нас неприятности, прием. — Ему пришлось два раза повторить вызов, прежде чем связь установилась.
— В чем дело, «Ищейка»?
— На нашу гору взбираются пятеро или шестеро русских. Сейчас они в шести сотнях футов ниже нас и на расстоянии в полмили. Кроме того, в Кефлавике что-то происходит.
— Это налет на русскую авиабазу. Больше мне ничего не известно, «Ищейка». Держите нас в курсе. Попробуем вам помочь.
— Спасибо. Конец связи.
— Майкл?
— Доброе утро. Хорошо, что хотя бы одному из нас удалось выспаться. — Девушка села рядом с Эдвардсом, положила руку на его колено, и чувство страха на мгновение исчезло.
***
— Готов поклясться, что видел движение на вершине горы, — заметил сержант.
— Сейчас посмотрим. — Лейтенант навел свой бинокль на горный пик. — Ничего. Совершенно ничего. Скорее всего, это птица. Здесь полно этих крохотных птиц.
— Наверно, — согласился сержант. Он начал уже раскаиваться, что послал Марковского на эту вершину. Если бы у лейтенанта было хоть немного мозгов, он направил бы туда больше солдат и сам возглавил бы подразделение, как подобает офицеру.
— Авиабаза подвергается нападению с воздуха.
— Вы связывались с ними, товарищ лейтенант?
— Пытался, но они не отвечают. — В голосе офицера слышалось беспокойство. Шестьдесят миль — слишком большое расстояние для маленьких портативных раций, а тяжелый полевой приемопередатчик работал на УКВ и мог поддерживать связь только со штабом дивизии. Как ни хотелось лейтенанту самому повести патруль, он знал, что его место — на наблюдательном пункте.
***
Эдварде увидел, что один из русских остановился и поднес к уху свой уоки-токи. Пусть командир скажет ему, что он поднимается не на ту гору — скажи, пусть возвращается назад, мысленно взмолился Эдварде.
— Не поднимай голову, бэби.
— Что происходит, Майкл?
— На нашу вершину поднимаются люди.
— Какие люди? — В голосе девушки прозвучало беспокойство.
— Попробуй догадаться.
— Шкипер, они точно идут к нам, — предупредил по радио Смит.
— Да, вижу. Все заняли позиции?
— Лефтенант, я настоятельно рекомендую подпустить их как можно ближе, прежде чем открывать огонь, — послышался голос Николса.
— Это разумное предложение, шкипер, — произнес Смит на том же канале радиосвязи.
— О'кей. Если у вас есть какие-то мысли, джентльмены, сообщите прямо сейчас. Да, чуть не забыл. Я обратился с просьбой о помощи. Может быть, нам окажут поддержку с воздуха.
Майк оттянул назад рукоятку затвора, убедился, что патрон находится в патроннике, поставил автоматическую винтовку на предохранитель и положил М-16 рядом с собой. У всех морских пехотинцев были ручные гранаты. Эдвардса никогда не учили пользоваться ими, и гранаты пугали его.
Давайте, парни, проваливайте отсюда, и мы будем рады оставить вас в покое, подумал лейтенант. Но русские продолжали идти вперед. Каждый из них медленно поднимался по горному склону, держа в одной руке автомат, а другой хватаясь за валуны или отталкиваясь от них. Десантники то поглядывали вверх, на горную вершину, то смотрели под ноги. Теперь Эдварде испытывал настоящее чувство страха. Эти русские принадлежали к отборным частям. Американские морские пехотинцы тоже относились к элите вооруженных сил, были прекрасно обучены и подготовлены для ведения боя, а вот он сам — нет. Ему здесь не место. Все остальные случаи, когда приходилось встречаться с русскими лицом к лицу — столкновение в доме Вигдис, пугающий эпизод с вертолетом, — все это осталось в прошлом, и он на мгновение забыл о них. Ему хотелось убежать, но чего он этим добьется? Он завоевал уважение морских пехотинцев, разве можно так опозориться в их глазах — да и в своих тоже? А Вигдис — неужели он убежит от нее, оставит в опасности? Что для тебя страшнее, Майк?
— Держи себя в руках, — пробормотал он.
— Что? — спросила Вигдис. Посмотрев на нее, Эдварде увидел, что она тоже испугана.
— Так, ничего, — ответил Майк. Он попытался улыбнуться и с удивлением отметил, что улыбка оказалась естественной. Разве ты сможешь бросить ее? — спросил он себя.
Русские были теперь в пятидесяти ярдах и все еще намного ниже. Сейчас они двигались еще осторожнее. Их было шестеро, они разбились на пары и делали короткие перебежки, развертываясь веером и больше не выбирая легкий путь к вершине.
— Шкипер, мне кажется, они знают о нашем присутствии на вершине, — послышался голос Смита.
— А ваше мнение, Николе?
— Подождем, когда они приблизятся на сто ярдов, и, ради Бога, не поднимайте голову! Если вы собираетесь снова обратиться за помощью сделайте это немедленно!
Эдварде включил рацию.
— «Конура», это «Ищейка». Нам нужна помощь.
— Мы занимаемся этим, «Ищейка». Пытаемся отыскать — пытаемся вызвать друзей на этой частоте. Для этого нужно время, лейтенант.
— У нас около пяти минут — затем начнется бой.
— Не выключайте рацию и оставайтесь на этой волне. Где сейчас русские? — задал себе вопрос Эдварде. Он никого не видел. Валуны, так хорошо прикрывавшие раньше американцев, теперь были против них. Лейтенант перестал поднимать и опускать голову, выглядывая из укрытия. Он — офицер, командир группы, занимает самое выгодное положение и должен видеть, что происходит. Эдварде чуть переместился в сторону и окинул взглядом склон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Советский майор заметил это и закричал в переговорное устройство, требуя, чтобы наземные зенитные установки прекратили стрельбу; затем выпустил очередь из своей пушки в «хорнет», пронесшийся перед самым носом его истребителя, промахнулся и начал преследование. У него на глазах американский истребитель приблизился к МиГу-29, дал очередь и повредил ему двигатель. Майор не знал, сколько его самолетов уцелело — эти мысли уже не приходили ему в голову. Он вел борьбу за собственное спасение и не сомневался, что обречен. Потеряв всякую осторожность, советский офицер с включенными на форсаж двигателями мчался за американским истребителем и не видел, что на указателе оставшегося топлива уже загорелась тревожная красная лампочка. Преследуемый самолет свернул на север и полетел над водой. Майор выпустил свою последнюю ракету и увидел, как она попала прямо в правый двигатель «хорнета». Тут же у него кончилось топливо и выключились двигатели. Майор завопил от радости, когда у американского истребителя отвалился хвост и его пилот выбросился с парашютом. Я сбил четыре вражеских самолета, с ликованием подумал майор. По крайней мере мне удалось выполнить свой долг. Через тридцать секунд парашют опустил его в воду.
***
Капитан третьего ранга Дэвис взобрался на свой плотик, несмотря на сломанную кисть, ругаясь и благословляя свою удачу одновременно. Его первым сознательным действием было включить спасательный радиомаяк. Затем американец огляделся вокруг и увидел совсем рядом еще один желтый плотик. Грести одной рукой было нелегко, но парень, что находился на соседнем плотике, греб ему навстречу. Случившееся дальше изумило американского летчика.
— Я взял тебя в плен! — услышал он по-английски. Мужчина, что подплыл к нему, держал в руке пистолет. Револьвер Дэвиса утонул в море.
— Кто ты такой, черт побери?
— Я — майор советских ВВС Александр Георгиевич Чапаев.
— Привет. Я — капитан третьего ранга Гас Дэвис, американская морская авиация. Кто тебя сбил?
— Никто! У меня кончилось топливо. — Он направил пистолет на американца. — Ты у меня в плену.
— Не валяй дурака!
Майор Чапаев недоуменно покачал головой. Как и Дэвис, после напряжения воздушного боя и чудесного спасения от смерти он находился в почти шоковом состоянии.
— Впрочем, майор, не выбрасывай пистолет. Не знаю, водятся здесь акулы или нет.
— Акулы? — Чапаев побледнел.
Дэвис расстегнул свой летный комбинезон и сунул внутрь поврежденную руку.
— Да, майор. Меня сбивают над водой уже третий раз. До этого мне однажды пришлось провести на плоту двенадцать часов, и я видел двух таких тварей. У тебя есть репеллент?
— Что? — Русский офицер выглядел совсем растерянным.
— Вот такое вещество. — Дэвис окунул в воду пластмассовый мешочек. — Давай свяжем наши плоты. Так безопаснее. Считается, что репеллент отгоняет акул.
Дэвис попытался связать плоты одной рукой, но не смог. Чапаев положил пистолет на плотик и помог американцу. Майора сбили уже второй раз, сегодня ему удалось остаться в живых после отчаянного воздушного боя, и вот теперь он внезапно почувствовал, как хороша жизнь. Мысль о том, что его может съесть хищная рыба, привела Чапаева в ужас. Он наклонился через край плота и посмотрел в воду.
— Боже мой, что за утро! — простонал Дэвис. Сломанная рука разболелась по-настоящему.
Чапаев кивнул головой, соглашаясь с американцем. В первый раз он оглянулся вокруг и увидел, что суши не видно. Тогда он протянул руку за спасательным радиомаяком и тут заметил, что нога его
окровавлена, а карман, где хранилось радио, оторвало во время катапультирования из гибнущего самолета.
— Мы с тобой два несчастных сукина сына, — произнес он по-русски.
— Что?
— Где суша? — Море еще никогда не казалось Чапаеву таким огромным.
— Думаю, милях в двадцати пяти в той стороне. А с ногой, майор, у тебя совсем плохо. — Дэвис мрачно улыбнулся. — У нас, должно быть, катапультируемые кресла одной конструкции. Проклятье! Как болит рука!
***
— Что это значит, черт побери? — произнес Эдварде. Они были слишком далеко от Кефлавика, чтобы слышать что-то, но не могли не заметить столб дыма, поднимающийся над городом.
Однако больше всего их беспокоило поведение русских солдат у основания горы. Николе, Смит и четверо рядовых расположились по обе стороны от Эдвардса, растянувшись на сотню ярдов. Лица их покрывала маскировочная краска. Прячась за валунами, они наблюдали за русскими, которые находились в полумиле от них.
— «Конура», это «Ищейка». У нас неприятности, прием. — Ему пришлось два раза повторить вызов, прежде чем связь установилась.
— В чем дело, «Ищейка»?
— На нашу гору взбираются пятеро или шестеро русских. Сейчас они в шести сотнях футов ниже нас и на расстоянии в полмили. Кроме того, в Кефлавике что-то происходит.
— Это налет на русскую авиабазу. Больше мне ничего не известно, «Ищейка». Держите нас в курсе. Попробуем вам помочь.
— Спасибо. Конец связи.
— Майкл?
— Доброе утро. Хорошо, что хотя бы одному из нас удалось выспаться. — Девушка села рядом с Эдвардсом, положила руку на его колено, и чувство страха на мгновение исчезло.
***
— Готов поклясться, что видел движение на вершине горы, — заметил сержант.
— Сейчас посмотрим. — Лейтенант навел свой бинокль на горный пик. — Ничего. Совершенно ничего. Скорее всего, это птица. Здесь полно этих крохотных птиц.
— Наверно, — согласился сержант. Он начал уже раскаиваться, что послал Марковского на эту вершину. Если бы у лейтенанта было хоть немного мозгов, он направил бы туда больше солдат и сам возглавил бы подразделение, как подобает офицеру.
— Авиабаза подвергается нападению с воздуха.
— Вы связывались с ними, товарищ лейтенант?
— Пытался, но они не отвечают. — В голосе офицера слышалось беспокойство. Шестьдесят миль — слишком большое расстояние для маленьких портативных раций, а тяжелый полевой приемопередатчик работал на УКВ и мог поддерживать связь только со штабом дивизии. Как ни хотелось лейтенанту самому повести патруль, он знал, что его место — на наблюдательном пункте.
***
Эдварде увидел, что один из русских остановился и поднес к уху свой уоки-токи. Пусть командир скажет ему, что он поднимается не на ту гору — скажи, пусть возвращается назад, мысленно взмолился Эдварде.
— Не поднимай голову, бэби.
— Что происходит, Майкл?
— На нашу вершину поднимаются люди.
— Какие люди? — В голосе девушки прозвучало беспокойство.
— Попробуй догадаться.
— Шкипер, они точно идут к нам, — предупредил по радио Смит.
— Да, вижу. Все заняли позиции?
— Лефтенант, я настоятельно рекомендую подпустить их как можно ближе, прежде чем открывать огонь, — послышался голос Николса.
— Это разумное предложение, шкипер, — произнес Смит на том же канале радиосвязи.
— О'кей. Если у вас есть какие-то мысли, джентльмены, сообщите прямо сейчас. Да, чуть не забыл. Я обратился с просьбой о помощи. Может быть, нам окажут поддержку с воздуха.
Майк оттянул назад рукоятку затвора, убедился, что патрон находится в патроннике, поставил автоматическую винтовку на предохранитель и положил М-16 рядом с собой. У всех морских пехотинцев были ручные гранаты. Эдвардса никогда не учили пользоваться ими, и гранаты пугали его.
Давайте, парни, проваливайте отсюда, и мы будем рады оставить вас в покое, подумал лейтенант. Но русские продолжали идти вперед. Каждый из них медленно поднимался по горному склону, держа в одной руке автомат, а другой хватаясь за валуны или отталкиваясь от них. Десантники то поглядывали вверх, на горную вершину, то смотрели под ноги. Теперь Эдварде испытывал настоящее чувство страха. Эти русские принадлежали к отборным частям. Американские морские пехотинцы тоже относились к элите вооруженных сил, были прекрасно обучены и подготовлены для ведения боя, а вот он сам — нет. Ему здесь не место. Все остальные случаи, когда приходилось встречаться с русскими лицом к лицу — столкновение в доме Вигдис, пугающий эпизод с вертолетом, — все это осталось в прошлом, и он на мгновение забыл о них. Ему хотелось убежать, но чего он этим добьется? Он завоевал уважение морских пехотинцев, разве можно так опозориться в их глазах — да и в своих тоже? А Вигдис — неужели он убежит от нее, оставит в опасности? Что для тебя страшнее, Майк?
— Держи себя в руках, — пробормотал он.
— Что? — спросила Вигдис. Посмотрев на нее, Эдварде увидел, что она тоже испугана.
— Так, ничего, — ответил Майк. Он попытался улыбнуться и с удивлением отметил, что улыбка оказалась естественной. Разве ты сможешь бросить ее? — спросил он себя.
Русские были теперь в пятидесяти ярдах и все еще намного ниже. Сейчас они двигались еще осторожнее. Их было шестеро, они разбились на пары и делали короткие перебежки, развертываясь веером и больше не выбирая легкий путь к вершине.
— Шкипер, мне кажется, они знают о нашем присутствии на вершине, — послышался голос Смита.
— А ваше мнение, Николе?
— Подождем, когда они приблизятся на сто ярдов, и, ради Бога, не поднимайте голову! Если вы собираетесь снова обратиться за помощью сделайте это немедленно!
Эдварде включил рацию.
— «Конура», это «Ищейка». Нам нужна помощь.
— Мы занимаемся этим, «Ищейка». Пытаемся отыскать — пытаемся вызвать друзей на этой частоте. Для этого нужно время, лейтенант.
— У нас около пяти минут — затем начнется бой.
— Не выключайте рацию и оставайтесь на этой волне. Где сейчас русские? — задал себе вопрос Эдварде. Он никого не видел. Валуны, так хорошо прикрывавшие раньше американцев, теперь были против них. Лейтенант перестал поднимать и опускать голову, выглядывая из укрытия. Он — офицер, командир группы, занимает самое выгодное положение и должен видеть, что происходит. Эдварде чуть переместился в сторону и окинул взглядом склон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162