Тогда она благодарила Бога за то, что у нее хватило предусмотрительности дать своей пациентке достаточно мощный наркоз, так как операция затянулась.
– Покойся в мире, – прошептала она.
Джейни очень недоставало умершей подруги.
Фокусировка микроскопа осуществлялась вручную – автоматика требовала слишком много электричества, – поэтому она медленно поворачивала диск до тех пор, пока стекло не стало отчетливо видно. Она поглядела в окуляр, рассчитывая увидеть обычный ассортимент странных мертвых клеток, но неожиданно ее внимание привлекло что-то движущееся в углу поля зрения.
Ее первой мыслью было, что это «мушка» в глазу, они часто стали досаждать ей в последнее время, и это вызывало беспокойство. Она подвигала стекло таким образом, чтобы угол оказался в центре.
– Хорошо. Давай посмотрим, что ты тут вытворяешь.
Непонятное нечто ответило на этот призыв утолщением своих боков.
Джейни дала большее увеличение.
– Ага, похоже, ты живая. Давай-ка глянем, кто ты такая.
Ее охватило чувство возбуждения и отчасти вины; она ученый, и в самой ее природе заложено стремление разбираться в том, что вызывает интерес, каким бы отвратительным и смертоносным оно ни было.
Никаких сомнений: на стекле перед ней была живая бактерия, выглядевшая очень знакомой.
– Но ты не Доктор Сэм.
Джейни зачарованно наблюдала, как бактерия проходит через стадии митоза и распадается на две отдельные. Это было что-то новенькое.
«И надо же – на самой первой пробе, – с удивлением подумала она, вытаскивая стекло и откладывая его в сторону. – Это о чем-то говорит или просто случайность?»
Она записала свои наблюдения в записную книжку и перешла к следующему стеклу. И оно, и третье ничего примечательного не содержали.
Однако на четвертом оказался тот же микроб.
Джейни просмотрела все оставшиеся образцы и, закончив, повторила процесс, чтобы быть уверенной в точности своих наблюдений. Заражение составляло почти семьдесят процентов.
Она накрыла поднос с образцами стеклянной крышкой, сняла перчатки и маску. Долго мыла руки над лабораторной раковиной, пока они не покраснели. Прежде чем вернуться на кухню, Джейни заглянула к Алексу и Саре, в тысячный раз осознав, что при одном их виде сердце переполняется почти болезненным чувством любви. Они трудились за своими грифельными досками, негромко переговаривались друг с другом и не заметили ее.
Быстрый взгляд на курицу в печи показал, что она уже начинает покрываться коричневой корочкой, да и восхитительный аромат уже наполнил помещение. Джейни надела стоящие около задней двери сапоги и вышла наружу, на ходу застегивая пуговицы пальто. Быстрым шагом пересекая двор, она заметила Терри, который ровными рядами укладывал дрова, чтобы они быстрее просохли.
– Где Элейн? – спросила Джейни.
– Мелет муку.
Кандидат экономических наук Стэнфордского университета мелет муку.
«Логично», – подумала Джейни, сочтя иронию судьбы безупречной, поскольку никто лучше Элейн не понимал ценности ее хозяйственных трудов.
– Если увидишь, скажи ей, что обед примерно через час.
– Ладно.
Том должен быть на электростанции, проверять, все ли в порядке; его ежедневная обязанность – обеспечивать надежную работу охранной системы лагеря в темноте. Скрипя сапогами по снегу, Джейни сквозь парок своего дыхания заметила, что солнце садится. Закат был дивный, розовый, почти апокалипсический в своей совершенной красоте.
В другой раз она непременно остановилась бы, чтобы полюбоваться заходящим солнцем. После всех ужасов Вспышек она научилась понимать и ценить прелесть каждого прекрасного момента жизни – потому что в этом новом мире их было несравненно меньше, чем моментов тягот и жестокости. Однако сегодня она продолжала идти, поскольку хотела как можно скорее сообщить новую информацию.
Дверь в здание электростанции была приоткрыта; Джейни заглянула внутрь, но Тома там не обнаружила. Зато она заметила цепочку свежих следов на снегу, отправилась по ним и нашла своего мужа, который счищал снег с проводов, тянущихся к ветряной мельнице. Он был без шапки, несмотря на холод и тот факт, что его волосы заметно поредели. Со временем он похудел и стал сильнее – как того требовали физические условия выживания. Он часто шутил, что юридическое образование никак не подготовило его к этой фазе жизни, однако неизменно добродушно воспринимал обстоятельства, в которых они теперь оказались.
Улыбка у него была юношеская, как всегда.
– Моя прекрасная жена. Вот это мило!
Джейни не растаяла в его объятиях, как обычно, просто быстро обняла его и тут же отпустила. Том сразу почувствовал ее напряженность.
– Что случилось? – спросил он. – Кто-то заболел?
– Нет.
Озноб страха пробежал по телу, и Джейни вздрогнула. Почувствовав это, Том притянул ее к себе.
– Нет, – повторила она еле слышно. – По крайней мере, пока.
Глава 3
Папский дворец выглядел практически так же, как семь лет назад, когда Алехандро видел его в последний раз. Тогда Гильом, еще совсем младенец, был пристегнут к его груди, а не сидел вместе с ним в седле, как сейчас. И еще тогда с ними путешествовала козочка, снабжавшая Гильома молоком, а сам Алехандро был в обычной одежде, оборванной и грязной, а потому не привлекал к себе внимания.
В тот раз на этой самой площади он остановил прохожего и спросил: «Где живут евреи?»
«На Иудейской улице, естественно», – ответил тот.
Он отправился туда, нашел там своего престарелого отца и семь лет прожил вместе с ним и Гильомом в гетто, ни разу по доброй воле не выходя за его границы, пусть и невидимые, но не менее четко обозначенные, чем у любой крепости.
Наверно, де Шальяк поступил мудро, вызвав его к себе ночью.
– Я открою для вас дверь, – сказал посланный за ним молодой солдат.
Он подробно объяснил Алехандро, где тот должен ждать, – уединенное место в задней части дворца, деревянная дверь справа от конюшни, с красным шнурком для колокольчика. Тут они сейчас и ждали, все еще верхом. Гильом ручонками обхватывал Алехандро за пояс – в точности как его мать, когда они бежали из Англии в первый раз, до того как она выросла и стала прекрасной молодой женщиной.
В ту горькую, голодную и холодную зиму, которая последовала за гибелью мужа Кэт, когда от безумия их спасали только разговоры, она передала Алехандро слова юного пажа Чосера, впервые увидевшего ее в Париже: «Вот это да! Вы могли бы быть близнецом милорда Лайонела».
– Дедушка… – прошептал мальчик, вернув Алехандро к действительности.
– Да, Гильом?
– Мы там, куда ехали?
Куда они ехали? Алехандро и сам точно не знал.
– Сейчас да.
– Тогда почему мы не слезаем с коня?
Алехандро задумался, как лучше ответить; ему не хотелось ни пугать мальчика, ни отрицать опасности их ситуации.
– Может, нам придется продолжить путь, – в конце концов сказал он. – Скоро все выяснится.
– А-а… – Этот ответ, похоже, удовлетворил мальчика; он снова прислонил голову к спине Алехандро. – Я очень устал, дедушка. Когда можно будет поспать?
– Очень скоро, надеюсь.
Алехандро почувствовал, что мальчик расслабился, уплывая в полудрему. Он сидел, стараясь не двигаться, в темной, молчаливой тени дворца. Спустя какое-то время по ту сторону двери послышался шум, и она с громким скрипом петель открылась. В тусклом предрассветном свете Алехандро не мог разглядеть лица стоящего там человека и положил руку на рукоятку кинжала, но тут же по голосу с огромным облегчением понял, что перед ним тот самый молодой человек, который сопровождал их от Иудейской улицы.
Разбудив мальчика, он передал его солдату, и тот поставил Гильома на землю с бережностью, которую трудно было от него ожидать. Мелькнула мысль, рассказал ли де Шальяк солдату, кто такой этот ребенок. Скорее всего, нет; столь осторожный человек, как де Шальяк, вряд ли стал бы сообщать подобные сведения без крайней необходимости.
Когда Алехандро спешился, солдат взял поводья его коня, сделал жест в направлении открытой двери и сказал:
– Господин скоро выйдет. Подождите внутри, но от двери не отходите.
Лекарь заколебался, однако солдат повторил свой жест, как бы давая понять, что опасаться нечего. Алехандро с мальчиком вошли внутрь. Дверь за ними закрылась, послышался стук копыт по булыжной мостовой. Их окружала тьма; Алехандро слышал, как бьется сердце в унисон с капаньем воды где-то в глубине коридора. Гильом крепко ухватился за его ногу; почувствовав, что мальчик дрожит, Алехандро обнял его за плечи. В такой тишине и темноте минуты тянулись, точно часы, но в конце концов послышались чьи-то шаги. В конце коридора возник тусклый свет, приближающийся с той же скоростью, что и шаги. Наконец появилась фигура, однако в трепещущем свете факела черты лица был неразличимы.
Что, если это не де Шальяк? Алехандро покрепче обхватил Гильома и снова положил руку на рукоятку кинжала.
Человек остановился в нескольких шагах перед ними. Он высоко поднял факел, заставив Алехандро затенить рукой глаза. Кто бы это ни был, он молчал, и Алехандро вытащил кинжал из ножен; в тишине скрип металла о кожу прозвучал особенно громко.
Послышался негромкий смех – и его Алехандро узнал мгновенно.
– Оружие вам не понадобится, коллега.
Алехандро не мог разглядеть улыбку де Шальяка, но почувствовал, что и сам улыбается.
– По-прежнему всегда готовы встретить опасность лицом к лицу, – продолжал француз, – да благословит Бог ваше постоянство. А ведь вы уже не так молоды, как прежде. Но должен сказать, выглядите очень неплохо для человека вашего преклонного возраста.
Чувствуя, как напряженность отпускает его, Алехандро ответил:
– Наверно, я сказал бы то же самое и о вас, если бы смог разглядеть ваше лицо. И позвольте напомнить, глубокоуважаемый коллега, что вы в гораздо более преклонном возрасте, чем я. Может возникнуть вопрос, не умышленно ли вы прячетесь за неясным светом этого факела.
Факел опустился, и свет упал на лицо человека, которого Алехандро в последний раз видел в день появления Гильома на свет. На этом резко очерченном лице прибавилось морщин, волосы почти целиком поседели, но голубые глаза все так же светились умом и проницательностью.
Де Шальяк сделал шаг вперед и по-дружески положил руку на плечо Алехандро.
– Рад видеть вас, лекарь, – с неподдельной искренностью сказал он. – Сколько раз мне хотелось поделиться с вами своими мыслями! – Он коснулся головы мальчика. – А ты, юный господин Гильом, стал поистине прекрасным молодым человеком.
Тот взглянул на Алехандро, как бы спрашивая: «Кто этот человек, которого я не знаю, но который знает меня?» Алехандро наклонился и сказал:
– Месье де Шальяк наш самый преданный друг, он не раз помогал мне.
– Я присутствовал при твоем рождении, – объяснил француз мальчику.
Гильом удивленно перевел взгляд с Алехандро на де Шальяка.
– Значит, вы знаете мою мать? – взволнованно спросил он.
Де Шальяк бросил быстрый взгляд на Алехандро, и тот кивнул в знак согласия.
– Это правда, я ее знаю. Она хорошая женщина. Уверен, ее сердце переполняла бы гордость, если бы она смогла увидеть своего прекрасного сына. Но мы поговорим об этом позже. Сейчас давайте пройдем ко мне.
– По-вашему, это разумно? – с удивлением спросил Алехандро. – В смысле, вам это…
– Не бойтесь, коллега. Я принял все необходимые меры предосторожности.
В свете факела де Шальяка они быстро зашагали по коридору цокольного этажа, прошли через полутемную кухню, где даже в этот час шла работа по приготовлению еды на день. Алехандро крепко держал малыша за руку, когда они поднимались по узкой, извилистой лестнице, но все равно тот не раз оскальзывался на влажных каменных ступенях. В конце концов, поднявшись на несколько этажей, они добрались до личных апартаментов де Шальяка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Покойся в мире, – прошептала она.
Джейни очень недоставало умершей подруги.
Фокусировка микроскопа осуществлялась вручную – автоматика требовала слишком много электричества, – поэтому она медленно поворачивала диск до тех пор, пока стекло не стало отчетливо видно. Она поглядела в окуляр, рассчитывая увидеть обычный ассортимент странных мертвых клеток, но неожиданно ее внимание привлекло что-то движущееся в углу поля зрения.
Ее первой мыслью было, что это «мушка» в глазу, они часто стали досаждать ей в последнее время, и это вызывало беспокойство. Она подвигала стекло таким образом, чтобы угол оказался в центре.
– Хорошо. Давай посмотрим, что ты тут вытворяешь.
Непонятное нечто ответило на этот призыв утолщением своих боков.
Джейни дала большее увеличение.
– Ага, похоже, ты живая. Давай-ка глянем, кто ты такая.
Ее охватило чувство возбуждения и отчасти вины; она ученый, и в самой ее природе заложено стремление разбираться в том, что вызывает интерес, каким бы отвратительным и смертоносным оно ни было.
Никаких сомнений: на стекле перед ней была живая бактерия, выглядевшая очень знакомой.
– Но ты не Доктор Сэм.
Джейни зачарованно наблюдала, как бактерия проходит через стадии митоза и распадается на две отдельные. Это было что-то новенькое.
«И надо же – на самой первой пробе, – с удивлением подумала она, вытаскивая стекло и откладывая его в сторону. – Это о чем-то говорит или просто случайность?»
Она записала свои наблюдения в записную книжку и перешла к следующему стеклу. И оно, и третье ничего примечательного не содержали.
Однако на четвертом оказался тот же микроб.
Джейни просмотрела все оставшиеся образцы и, закончив, повторила процесс, чтобы быть уверенной в точности своих наблюдений. Заражение составляло почти семьдесят процентов.
Она накрыла поднос с образцами стеклянной крышкой, сняла перчатки и маску. Долго мыла руки над лабораторной раковиной, пока они не покраснели. Прежде чем вернуться на кухню, Джейни заглянула к Алексу и Саре, в тысячный раз осознав, что при одном их виде сердце переполняется почти болезненным чувством любви. Они трудились за своими грифельными досками, негромко переговаривались друг с другом и не заметили ее.
Быстрый взгляд на курицу в печи показал, что она уже начинает покрываться коричневой корочкой, да и восхитительный аромат уже наполнил помещение. Джейни надела стоящие около задней двери сапоги и вышла наружу, на ходу застегивая пуговицы пальто. Быстрым шагом пересекая двор, она заметила Терри, который ровными рядами укладывал дрова, чтобы они быстрее просохли.
– Где Элейн? – спросила Джейни.
– Мелет муку.
Кандидат экономических наук Стэнфордского университета мелет муку.
«Логично», – подумала Джейни, сочтя иронию судьбы безупречной, поскольку никто лучше Элейн не понимал ценности ее хозяйственных трудов.
– Если увидишь, скажи ей, что обед примерно через час.
– Ладно.
Том должен быть на электростанции, проверять, все ли в порядке; его ежедневная обязанность – обеспечивать надежную работу охранной системы лагеря в темноте. Скрипя сапогами по снегу, Джейни сквозь парок своего дыхания заметила, что солнце садится. Закат был дивный, розовый, почти апокалипсический в своей совершенной красоте.
В другой раз она непременно остановилась бы, чтобы полюбоваться заходящим солнцем. После всех ужасов Вспышек она научилась понимать и ценить прелесть каждого прекрасного момента жизни – потому что в этом новом мире их было несравненно меньше, чем моментов тягот и жестокости. Однако сегодня она продолжала идти, поскольку хотела как можно скорее сообщить новую информацию.
Дверь в здание электростанции была приоткрыта; Джейни заглянула внутрь, но Тома там не обнаружила. Зато она заметила цепочку свежих следов на снегу, отправилась по ним и нашла своего мужа, который счищал снег с проводов, тянущихся к ветряной мельнице. Он был без шапки, несмотря на холод и тот факт, что его волосы заметно поредели. Со временем он похудел и стал сильнее – как того требовали физические условия выживания. Он часто шутил, что юридическое образование никак не подготовило его к этой фазе жизни, однако неизменно добродушно воспринимал обстоятельства, в которых они теперь оказались.
Улыбка у него была юношеская, как всегда.
– Моя прекрасная жена. Вот это мило!
Джейни не растаяла в его объятиях, как обычно, просто быстро обняла его и тут же отпустила. Том сразу почувствовал ее напряженность.
– Что случилось? – спросил он. – Кто-то заболел?
– Нет.
Озноб страха пробежал по телу, и Джейни вздрогнула. Почувствовав это, Том притянул ее к себе.
– Нет, – повторила она еле слышно. – По крайней мере, пока.
Глава 3
Папский дворец выглядел практически так же, как семь лет назад, когда Алехандро видел его в последний раз. Тогда Гильом, еще совсем младенец, был пристегнут к его груди, а не сидел вместе с ним в седле, как сейчас. И еще тогда с ними путешествовала козочка, снабжавшая Гильома молоком, а сам Алехандро был в обычной одежде, оборванной и грязной, а потому не привлекал к себе внимания.
В тот раз на этой самой площади он остановил прохожего и спросил: «Где живут евреи?»
«На Иудейской улице, естественно», – ответил тот.
Он отправился туда, нашел там своего престарелого отца и семь лет прожил вместе с ним и Гильомом в гетто, ни разу по доброй воле не выходя за его границы, пусть и невидимые, но не менее четко обозначенные, чем у любой крепости.
Наверно, де Шальяк поступил мудро, вызвав его к себе ночью.
– Я открою для вас дверь, – сказал посланный за ним молодой солдат.
Он подробно объяснил Алехандро, где тот должен ждать, – уединенное место в задней части дворца, деревянная дверь справа от конюшни, с красным шнурком для колокольчика. Тут они сейчас и ждали, все еще верхом. Гильом ручонками обхватывал Алехандро за пояс – в точности как его мать, когда они бежали из Англии в первый раз, до того как она выросла и стала прекрасной молодой женщиной.
В ту горькую, голодную и холодную зиму, которая последовала за гибелью мужа Кэт, когда от безумия их спасали только разговоры, она передала Алехандро слова юного пажа Чосера, впервые увидевшего ее в Париже: «Вот это да! Вы могли бы быть близнецом милорда Лайонела».
– Дедушка… – прошептал мальчик, вернув Алехандро к действительности.
– Да, Гильом?
– Мы там, куда ехали?
Куда они ехали? Алехандро и сам точно не знал.
– Сейчас да.
– Тогда почему мы не слезаем с коня?
Алехандро задумался, как лучше ответить; ему не хотелось ни пугать мальчика, ни отрицать опасности их ситуации.
– Может, нам придется продолжить путь, – в конце концов сказал он. – Скоро все выяснится.
– А-а… – Этот ответ, похоже, удовлетворил мальчика; он снова прислонил голову к спине Алехандро. – Я очень устал, дедушка. Когда можно будет поспать?
– Очень скоро, надеюсь.
Алехандро почувствовал, что мальчик расслабился, уплывая в полудрему. Он сидел, стараясь не двигаться, в темной, молчаливой тени дворца. Спустя какое-то время по ту сторону двери послышался шум, и она с громким скрипом петель открылась. В тусклом предрассветном свете Алехандро не мог разглядеть лица стоящего там человека и положил руку на рукоятку кинжала, но тут же по голосу с огромным облегчением понял, что перед ним тот самый молодой человек, который сопровождал их от Иудейской улицы.
Разбудив мальчика, он передал его солдату, и тот поставил Гильома на землю с бережностью, которую трудно было от него ожидать. Мелькнула мысль, рассказал ли де Шальяк солдату, кто такой этот ребенок. Скорее всего, нет; столь осторожный человек, как де Шальяк, вряд ли стал бы сообщать подобные сведения без крайней необходимости.
Когда Алехандро спешился, солдат взял поводья его коня, сделал жест в направлении открытой двери и сказал:
– Господин скоро выйдет. Подождите внутри, но от двери не отходите.
Лекарь заколебался, однако солдат повторил свой жест, как бы давая понять, что опасаться нечего. Алехандро с мальчиком вошли внутрь. Дверь за ними закрылась, послышался стук копыт по булыжной мостовой. Их окружала тьма; Алехандро слышал, как бьется сердце в унисон с капаньем воды где-то в глубине коридора. Гильом крепко ухватился за его ногу; почувствовав, что мальчик дрожит, Алехандро обнял его за плечи. В такой тишине и темноте минуты тянулись, точно часы, но в конце концов послышались чьи-то шаги. В конце коридора возник тусклый свет, приближающийся с той же скоростью, что и шаги. Наконец появилась фигура, однако в трепещущем свете факела черты лица был неразличимы.
Что, если это не де Шальяк? Алехандро покрепче обхватил Гильома и снова положил руку на рукоятку кинжала.
Человек остановился в нескольких шагах перед ними. Он высоко поднял факел, заставив Алехандро затенить рукой глаза. Кто бы это ни был, он молчал, и Алехандро вытащил кинжал из ножен; в тишине скрип металла о кожу прозвучал особенно громко.
Послышался негромкий смех – и его Алехандро узнал мгновенно.
– Оружие вам не понадобится, коллега.
Алехандро не мог разглядеть улыбку де Шальяка, но почувствовал, что и сам улыбается.
– По-прежнему всегда готовы встретить опасность лицом к лицу, – продолжал француз, – да благословит Бог ваше постоянство. А ведь вы уже не так молоды, как прежде. Но должен сказать, выглядите очень неплохо для человека вашего преклонного возраста.
Чувствуя, как напряженность отпускает его, Алехандро ответил:
– Наверно, я сказал бы то же самое и о вас, если бы смог разглядеть ваше лицо. И позвольте напомнить, глубокоуважаемый коллега, что вы в гораздо более преклонном возрасте, чем я. Может возникнуть вопрос, не умышленно ли вы прячетесь за неясным светом этого факела.
Факел опустился, и свет упал на лицо человека, которого Алехандро в последний раз видел в день появления Гильома на свет. На этом резко очерченном лице прибавилось морщин, волосы почти целиком поседели, но голубые глаза все так же светились умом и проницательностью.
Де Шальяк сделал шаг вперед и по-дружески положил руку на плечо Алехандро.
– Рад видеть вас, лекарь, – с неподдельной искренностью сказал он. – Сколько раз мне хотелось поделиться с вами своими мыслями! – Он коснулся головы мальчика. – А ты, юный господин Гильом, стал поистине прекрасным молодым человеком.
Тот взглянул на Алехандро, как бы спрашивая: «Кто этот человек, которого я не знаю, но который знает меня?» Алехандро наклонился и сказал:
– Месье де Шальяк наш самый преданный друг, он не раз помогал мне.
– Я присутствовал при твоем рождении, – объяснил француз мальчику.
Гильом удивленно перевел взгляд с Алехандро на де Шальяка.
– Значит, вы знаете мою мать? – взволнованно спросил он.
Де Шальяк бросил быстрый взгляд на Алехандро, и тот кивнул в знак согласия.
– Это правда, я ее знаю. Она хорошая женщина. Уверен, ее сердце переполняла бы гордость, если бы она смогла увидеть своего прекрасного сына. Но мы поговорим об этом позже. Сейчас давайте пройдем ко мне.
– По-вашему, это разумно? – с удивлением спросил Алехандро. – В смысле, вам это…
– Не бойтесь, коллега. Я принял все необходимые меры предосторожности.
В свете факела де Шальяка они быстро зашагали по коридору цокольного этажа, прошли через полутемную кухню, где даже в этот час шла работа по приготовлению еды на день. Алехандро крепко держал малыша за руку, когда они поднимались по узкой, извилистой лестнице, но все равно тот не раз оскальзывался на влажных каменных ступенях. В конце концов, поднявшись на несколько этажей, они добрались до личных апартаментов де Шальяка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75