Комнаты, где сейчас жил и работал его коллега, в большой степени напоминали те, в которых Алехандро оказался, когда его, испуганного молодого еврея, скрывающегося из-за совершенного раньше преступления, впервые ввели в папский дворец. Тогда он был совершенно одинок – беженец, не имеющий ни родины, ни дома, ни семьи. У него снова возникло чувство, что он оказался в обиталище человека, который, будь он менее утонченным в своих манерах, пометил бы это логовище, как самцы животных в лесах метят свою территорию. Обстановка несла на себе отпечаток личности француза, его стиль узнавался во всем. Все те же изысканные гобелены украшали стены, роскошные ковры смягчали шаги, а поверхность мебели в свете факела мерцала, точно водная гладь. Гильома охватило чувство благоговения сродни тому, которое испытал его дед, впервые созерцая все эти чудеса и упиваясь их экзотической красотой.
Заметив, что мальчик увлеченно разглядывает окружающую обстановку, Алехандро отвел де Шальяка в сторону.
– Говорите, друг мой. Объясните, почему вы так срочно вызвали нас.
Де Шальяк бросил взгляд на Гильома.
– Он уснет, если его уложить?
– Как только успокоится. Он никогда прежде ничего подобного не видел.
– Тогда поговорим, когда он окажется в постели. В любом случае вам придется задержаться здесь еще на день. Уезжать прямо сейчас небезопасно.
– Уезжать? – с чувством острого неприятия самой этой идеи переспросил Алехандро. – Куда нам нужно уезжать?
– В Париж, там вы будете в безопасности.
Это был вариант, который последним пришел бы Алехандро в голову.
– В Париже? В безопасности? От чего?
– От кого. От тех, кто может причинить вред и вам, и мальчику.
– Значит, они нашли нас.
Не отвечая, де Шальяк снова посмотрел на Гильома.
– Ах, да! – вспомнил Алехандро. – Когда он уснет. Я так долго был вдали от большого мира, что не в состоянии правильно судить о нем. Тем не менее Париж не представляется мне надежным убежищем.
– Я понимаю ваши чувства, но призываю довериться мне. Вы в безопасности здесь и будете в безопасности там.
Их взгляды встретились. Когда-то Алехандро доверил де Шальяку не только свою жизнь, но и нечто несравненно более ценное.
«И я до сих пор жив, – подумал он. – Как и Кэт, как и Гильом».
– Пожалуйста, простите мне мое нетерпение.
– Такова ваша природа, что поделаешь. – Взгляд де Шальяка остановился на Гильоме. – Его, похоже, что-то заинтересовало.
Они пересекли большой зал и остановились рядом с Гильомом, который с благоговением водил ладошками по полированной поверхности стола.
– Дедушка, дерево такое гладкое… я могу видеть свое лицо!
Он провел пальцами по резным краям стола, легкими благоговейными движениями ощупывая их форму и текстуру.
Де Шальяк наклонился к нему – с некоторым трудом, поскольку был очень высок, – и сказал:
– Я приготовил для тебя кое-какое особое угощение, но сначала ты должен немного отдохнуть. Маленьким мальчикам требуется сон, иначе они не будут расти.
Гильом перевел взгляд с него на дедушку.
– Правда?
– Правда, – ответил де Шальяк и протянул ему руку. – А теперь, молодой человек, если ты не возражаешь, пойдем со мной. Мы найдем укромное местечко…
Мальчик позволил увести себя в отведенную для него комнату. Через открытую дверь Алехандро смотрел, как де Шальяк укладывает Гильома на шезлонг.
– Похоже, он доверяет вам, – сказал Алехандро, когда де Шальяк вернулся.
– Мальчик берет пример с вас во всем. – Он кивнул на стол, которым только что восхищался Гильом. – Вы всегда были неравнодушны к прекрасным творениям… А теперь присаживайтесь, коллега. Нам предстоит долгий разговор.
Алехандро повиновался. Де Шальяк взял со стола пачку пергаментных листов, предварительно сняв положенные на обоих концах камни, чтобы предотвратить неизбежное скручивание в условиях известной своей влажностью авиньонской погоды, и вручил рукопись Алехандро.
Не совсем понимая, к чему все это, тот положил ее на колени и прочел начальные строчки на первой странице:
«Во имя Господа, сим открывается собрание медицинских сведений в области хирургии, составленное и завершенное в году 1363 от Рождества Господа нашего Ги де Шальяком, хирургом и доктором медицины, прошедшим полный курс обучения в Монпелье…»
– Коллега, что это за сокровище? – изумленно спросил Алехандро.
– Учебник хирургии, – со спокойной гордостью ответил де Шальяк. – Я наконец-то начал его.
Алехандро принялся листать страницы, теперь с выражением радости и удивления, однако де Шальяк остановил его, положив руку на рукопись.
– Объясняя его святейшеству, зачем мне срочно нужно отбыть в Париж, я привел именно это в качестве причины. В свое время мы с вами непременно обсудим мой труд, однако сейчас у нас есть более неотложные проблемы.
* * *
Кэт разложила в ряд расчески из слоновой кости на комоде с зеркалом, в том особом порядке, какой предпочитала ее сестра Изабелла. Некоторое время она разглядывала их, спрашивая себя, прикасалась ли когда-нибудь сама Изабелла хоть к одной из них; волосы ей всегда укладывала одна из бесчисленных придворных дам, беспрестанно квохчущих рядом с королевскими апартаментами и озабоченных лишь тем, чтобы тут же бросаться выполнять любое желание принцессы.
«Ее мир состоит из шелка и кружев да еще из примочек для лица, – подумала Кэт. – Она не знает ничего о своих подданных, живущих за этими стенами».
Кончиком пальца она подвинула одну расческу таким образом, чтобы та оказалась не в ряду с остальными. Каприз, не более, но результатом его станет взрыв возмущенных криков со стороны ее сводной сестры. Жаль, что она не услышит их; к тому времени солдаты уже снова уведут ее. Бедной няне – дорогой, верной, глубокоуважаемой няне – предстоит выслушивать все эти вопли, вопреки наказу королевы, чтобы Изабелла обращалась со старой служанкой помягче. Принцесса – единственная достигшая брачного возраста дочь короля Эдуарда Плантагенета – предпочитала игнорировать этот наказ. Несмотря на все усилия няни, Изабелла нравом пошла в отца, не в мать, выросла требовательной, эгоцентричной, вздорной женщиной, прекрасно владевшей искусством добиваться всего, чего пожелает. Ее высокомерие так же бросалось в глаза, как румяна на щеках и краски на веках у шлюх, и она не предпринимала ни малейших попыток придать своему поведению хотя бы видимость утонченности и благообразия.
Однако вопреки сходству характеров внешне Изабелла лишь слегка походила на отца – в отличие от Кэт. Последняя же, с тех самых пор, как слуги сводного брата силой увезли ее из Парижа, не делала секрета из того, что ненавидит Эдуарда – и Изабеллу.
Она всегда узнавала стук короля и всякий раз спрашивала себя, с какой стати он стучит, если никогда не дожидается ответного «войдите». Он просто стучал и тут же входил, ежедневно предпринимая попытки добиться примирения, а она, хоть убей, не понимала, с чего это он вдруг пожелал признать их родство после стольких лет отказа от него.
– Вам нет нужды стучать, – с вызовом сказала она. – Поберегите костяшки пальцев.
Он большими шагами пересек комнату.
– Такой гнев, такое презрение не подобают принцессе, – сказал король, сделав ударение на последнем слове. Он обвел салон взглядом, остановил его на груде мятых нарядов в углу, подошел к ней и взял лежащий сверху бархатный плащ цвета слоновой кости. – Как и этот беспорядок. Почему мои подарки валяются на полу?
– Потому что окно забито и я не могу вышвырнуть их во двор.
– Неужели эти роскошные вещи не нравятся тебе, дочь? – мрачно спросил король.
– Вы мне не отец, – без колебаний ответила она.
В его глазах вспыхнул гнев. Кэт невольно отпрянула, но он внезапно шагнул вперед и схватил ее за руку. Подтащил родившуюся от его семени непокорную молодую женщину к зеркалу и заставил остановиться перед ним. Она закрыла глаза, но он с такой силой сжал ее руку, что она вскрикнула.
– Открой глаза и посмотри в зеркало, а не то я сожму еще сильнее. Или, даже лучше, вызову одного из тех крепких кельтов, которые сопровождают тебя туда и обратно. Может, он сумеет убедить тебя посмотреть. Или вот еще что – я пошлю их забрать твоего сына. – Король помолчал для пущего эффекта. – Добраться до мальчишки полностью в моей власти.
Она открыла глаза и посмотрела в зеркало, не встречаясь взглядом с отцом.
– Вот так-то лучше. – Он еще сильнее сжал ее руку. – Ты не можешь не заметить нашего сходства.
Он отпустил ее и оттолкнул от себя.
Она потерла руку, сдерживая слезы, чтобы он не видел ее слабости.
– Действительно, вы оставили на мне заметный знак.
Король схватил ее за волосы и притянул к себе. Кэт зажмурилась.
– Я дал тебе жизнь, – прошипел он ей в ухо. – Ты должна быть благодарна за этот дар.
– Можете отобрать у меня жизнь, когда пожелаете, – прошептала она в ответ. – Я не буду на вас в обиде. Напротив, это будет самый желанный дар, который вы в состоянии дать мне.
Король снова оттолкнул ее, еще сильнее, и она упала на пол.
– Не забывай, с кем говоришь!
Она приподнялась и посмотрела ему в глаза.
– Я говорю с человеком, который знать не хотел меня, когда я была невинным ребенком, а теперь, после стольких лет небрежения, возжелал признать своей. Ну, вы меня не получите. Отец придет за мной, не сомневайтесь.
Король громко расхохотался.
– Твой отец? Паршивый еврей, трус, который уже семь лет не дает о себе знать! Он украл твоего сына – моего внука! – а ты все еще говоришь о нем так, точно он сам Спаситель! Ты впадаешь в иллюзию, дочь. Он не придет. А если у него хватит глупости попытаться, тут же окажется в тюрьме.
Голос Кэт задрожал; она не сумела скрыть этого от короля.
– Он придет.
– Такое впечатление, будто ты стараешься убедить сама себя.
Она повторила еле слышно:
– Он придет.
Король топнул ногой и повернулся к выходу.
– Тогда пусть лучше поторопится.
Он вышел и с громким стуком захлопнул за собой дверь.
* * *
Наконец де Шальяк и его протеже остались одни.
– Я послал за вами, потому что есть две новости. Во-первых, король написал Папе, прося у него одобрения брака Изабеллы.
Последовала пауза.
– Я помолюсь за ее жениха, – откликнулся в конце концов Алехандро, с нотками горечи в голосе. – Этому человеку очень скоро понадобится милосердие Божье.
– Без сомнения. Но возможно, ваша молитва нужнее Изабелле.
– За ее счастье я не стану молиться никакому богу.
– Она выходит замуж за де Куси.
Алехандро вскочил.
– Не может быть!
Перед его внутренним взором возникли длинные ряды тяжело раненных солдат злополучной Жакерии; он вспомнил ту жестокость, с какой де Куси – под руководством Наварры – подавил это восстание. В те времена барону было всего восемнадцать, и, однако, он действовал с безжалостностью зрелого, яростного воина. К тому времени, когда ужасное побоище закончилось, Алехандро и Кэт насквозь пропитались кровью павших товарищей ее мужа, Гильома Каля, которому, не исключено, отрубил голову сам де Куси. На исходе того дня раненый Наварра и барон явились к ним за помощью, а потом попытались силой увести Кэт с собой, но она решительно и быстро приставила нож к паху де Куси и тем самым спасла себе жизнь.
Потом Алехандро вообразил этого монстра рядом с подлой, постоянно плетущей интриги Изабеллой. Какая подходящая пара – два демона во тьме!
«На свадьбе им вполне подошло бы танцевать в раскаленных железных башмаках, а брачную ночь провести на угольях».
– Бог такого не допустит!
Де Шальяк положил руку на плечо Алехандро и мягко надавил, понуждая его сесть.
– Пожалуйста, коллега, если будете так волноваться, у вас может случиться удар, а вы мне еще нужны. Сядьте и успокойтесь. Нам многое нужно обсудить.
Француз налил себе бокал коньяка.
– Хотите для поддержания здоровья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75