Что-то в этом зрелище его беспокоило. Ну конечно, вокруг не было ни души. Подростки, снующие обычно по тротуарам и продающие крэк проезжающим, куда-то исчезли. Остались одни полицейские.
Йоук перешел на тротуар и двинулся вперед, звуки его шагов отражались от закопченных стен и серых безжизненных окон.
Бе-лый, бе-лый, повторяло эхо снова и снова. Бе-лый, бе-лый…
Церковь находилась на западной стороне улицы, напротив блока трехэтажек. Перед ней стояло множество полицейских машин с мигалками. Скорая помощь. Один из полисменов топтался перед машинами.
Йоук показал свое удостоверение.
– Как я понял, здесь стреляли?
Полицейскому – чернокожему с огромным животом – было лет под шестьдесят. Он держал кобуру открытой, готовый в любой момент выхватить пистолет. Полисмен ткнул пальцем через плечо и хмыкнул.
– Могу я пройти?
– После того, как вынесут тело. Минут через десять.
Йоук вынул блокнот и карандаш.
– Кто это?
– Был.
– Ну да.
– Женщина, которая работала в этом центре. Я не знаю ее имени.
– Что случилось?
– Насколько мне известно, пара полицейских машин остановились на Грант. (Грант – улица, опоясывающая квартал с запада.) Торговцы бросились бежать мимо домов. Полицейский преследовал одного из них. Тот шмыгнул в церковь и через нее побежал к противоположному выходу, а когда тетка недостаточно быстро убралась с его пути, он ее шлепнул. Всего один выстрел. Прямо в сердце.
Радиостанция, висевшая на ремне у полицейского, ожила. Левой рукой он поднес ее к уху. Правая осталась у кобуры.
Остальные полицейские прочесывали здания к западу от церкви. По радио из патрульных автомобилей доносились кодовые фразы.
Когда радио замолчало, Йоук обратился к полисмену.
– Где была детвора, когда началась стрельба?
– Где, черт побери, ты думаешь? Да прямо там. Они все видели.
– Когда?
– Около двух сорока.
– Убийцу еще не схватили?
Полицейский сплюнул на тротуар.
– Нет еще.
– Приметы есть?
– Чернокожий парень, лет восемнадцати или около этого, под шесть футов ростом, вес, наверное, сто пятьдесят – сто шестьдесят. Волосы средней длины. На голове красная бейсболка, в черной кожаной куртке, белые кроссовки. Так описал его полицейский, который за ним гнался. Детвора твердит, что в руках он держал пушку.
Большой пистолет, записал Йоук. Конечно, любой пистолет, изрыгающий смертоносные пули в живого человека, когда льется настоящая кровь, покажется огромным. Страшным, как в кошмаре, как оживший дьявол, как внезапная смерть.
– Сколько детям лет?
– Младшему несколько недель, старшему – шесть лет.
– Как зовут полицейского, который гнался за убийцей?
– Спроси лейтенанта.
– Что-нибудь еще можете мне сказать?
– Въедливая у тебя газетенка.
Йоук убрал блокнот в карман и поднял воротник. Ветер усиливался. Он закружил пыль и мусор вокруг машин и погнал их вдоль зданий. Холодный ветер.
– Дождь будет, – сказал полицейский, увидев, что Йоук смотрит на серое небо.
– Может быть.
– Осень засушливая. Дождик нужен.
– Сколько лет вы на службе?
– Чертовски много.
Время шло. Йоук боролся с холодным ветром, а полицейское радио сообщало о безрезультатных поисках. Стрелявшего так и не нашли.
Появился фотограф из «Пост» и начал снимать. Йоука трясло от холода. Наконец, минут через двадцать санитары выкатили на каталке тело, накрытое белой простыней, завязанной снизу, чтобы не задувало ветром. Носилки поставили в амбуланс, туда же уселись санитары. Один из них сел на водительское место, включил мигалку, и машина тронулась.
– Теперь можешь войти, – произнес полицейский.
В церкви было грязно и темно. Не мешало бы тут покрасить. Отчетливо слышался детский плач.
На небольшой доске для объявлений на стене можно было прочесть название предстоявшей в воскресенье проповеди: «Выбор Христа в сегодняшнем мире». Чуть ниже висел выцветший плакат с фотографией девочки: «Пропала без вести 21 апреля 1988 г. Чернокожая девочка, 13 лет, пять футов два дюйма ростом». Там же указано ее имя, в чем была одета в тот вечер, полтора с лишним года назад, телефонный номер для сообщений.
Лестница вела наверх влево. По всей видимости, в святилище. Йоук двинулся на звук детского плача. Дверь в конце зала оказалась открытой.
Человек двенадцать детей сгрудились вокруг молодой женщины. Боже, они такие маленькие! Рядом тихо разговаривали между собой трое полицейских в форме и двое в штатском. Двое специалистов из лаборатории складывали принадлежности в свои чемоданчики. Все держались на приличном расстоянии от очерченного на полу мелом контура человеческого тела.
Фотограф из «Пост» Харольд Дорган шел следом за Йоуком. Он начал фотографировать детей и женщину, стараясь не причинить им беспокойства.
Лейтенант выглядел лет на сорок, одет в грязную рубашку и небрит. Ему бы не помешал освежитель для рта, подумал Йоук. Дождавшись, пока Дорган сделал с дюжину снимков, лейтенант остановил его, сказав, что этого достаточно, и выпроводил вон.
Жертву звали Джейн Уилкинс. Возраст – тридцать шесть. Незамужняя. Мать троих детей. Убита пулей тридцать восьмого калибра, которая прошла сквозь ее тело, пробив сердце, и застряла в стене у задней двери. Уилкинс начала кричать сразу же, как только преступник вбежал в помещение с пистолетом в руке. Приблизившись к ней, он выстрелил с расстояния примерно пять футов. Она еще не успела упасть, когда он пробежал мимо. Он рванул дверь и выскочил на задний двор.
Никто не видел, куда он делся, после того как он скрылся за дверью. Двор окружал забор высотой футов пять, перепрыгнуть который для проворного человека не составит труда.
Пистолет не нашли, поэтому полицейские предупредили всех о мерах предосторожности.
– Вероятно, «спешиал» тридцать восьмого калибра, – сказал лейтенант, – но больше смахивает на «магнум-357». Пуля прошла через панель из сухой штукатурки и расплющилась о бетонную стену. Чуть не пробила и ее.
– Полицейский гнался за этим парнем, – вмешался Йоук.
– Да, патрульный Гарри Филпс.
– Почему?
– Потому что он убегал.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что пара патрульных машин появилась на Грант и те парни, как кролики, кинулись врассыпную. Филпс бросился за одним из них. Тот выхватил пистолет, несколько раз оглянулся через плечо на офицера, и заскочил в эту церковь. Филпс продолжал преследовать его, услышал выстрел и остановился возле жертвы, чтобы оказать ей первую помощь. Она оставалась в живых еще секунд пятнадцать.
– То есть Джейн Уилкинс осталась бы в живых, если бы Филпс не выбрал для преследования этого парня?
– Мне не нравится то, что вы хотите этим сказать, – взорвался лейтенант. – И мне не нравится ваше лицо. Филпс, полицейский офицер Филпс выполнял свой долг. Мы патрулируем эту грязную дыру, мистер «Вашингтон мать твою пост»!
– Да, но…
– Убирайся с глаз долой!
– Послушайте. Я…
– Вон! Это место преступления. Вон отсюда!
Джек Йоук ушел.
Дорган сидел на бордюре возле церкви. Йоук сел рядом. Толстый полицейский у двери не обращал на них внимания.
– Что ты думаешь? – спросил Дорган.
– Я не думаю, я отказался от этого занятия еще два года назад.
– Я собираюсь пойти на Грант и поснимать там немного, а затем поеду назад в город. Думаю, несколько снимков с детьми получатся неплохо. Действительно, тяжело смотреть на все это.
– Да.
– Постарайся, чтобы тебя не надули, – сказал Дорган вставая, поправил камеру и ушел. Йоук смотрел ему вслед.
Сидеть было холодно, Йоук встал и отряхнул брюки, затем походил взад-вперед по тротуару.
Через некоторое время из здания вышли дети. У каждого в руках коричневый бумажный пакет. Йоук смотрел им вслед, пока они не скрылись среди домов.
Спустя несколько минут потянулись полицейские. Лейтенант, не обращая внимания на Йоука, забрался в патрульную машину на сиденье рядом с водителем. Другой полицейский в форме сел за руль.
В конце квартала Йоук заметил человека, который, сунув руки в карманы куртки, быстро шел по направлению к ним.
Он идет сюда, решил Йоук и стал за ним наблюдать. Ему лет сорок пять, короткие седые волосы. Смуглая кожа туго натянута на щеках и скулах.
Человек, не останавливаясь, поднялся по ступенькам и вошел в дверь, лишь мельком взглянув на Йоука и полицейских.
Йоук перегнулся через ограду, которая защищала то, что когда-то было травой. Температура понизилась градуса на три и небо потемнело. Он все еще размышлял над тем, возвращаться ли ему в офис или войти внутрь, когда упали первые капли дождя.
Он пошел к своей машине напрямик через квартал. Капли дождя оставляли следы в придорожной пыли. Навстречу попался полицейский с пистолетом в одной руке. Другой он держал радиостанцию и что-то говорил на ходу. Йоука он проигнорировал.
Машину никто не тронул. Колеса на месте. Переднее стекло не разбито, двери заперты. Вот чудеса.
Йоук медленно ехал через квартал. Дождь барабанил по стеклу. Вдруг Йоук передумал и возвратился назад к церкви.
Полицейские разъехались.
Он поставил машину перед входом, заперев дверь на ключ, и вошел внутрь.
В коридоре он остановился и прислушался. Дверь, что вела в Центр по уходу за детьми, оказалась открытой, изнутри доносились голоса. Йоук подошел к двери. Молодая женщина, которая недавно успокаивала детей, плакала, положив голову на плечо смуглого седоволосого мужчины, того самого, что недавно прошел мимо Йоука в церковь.
– Вы репортер? – спросил мужчина.
– Да, – Йоук оглядел ряд детских стульев и, решив, что они малы для него, опустился прямо на пол, усевшись по-турецки.
– Я хочу, чтобы вы об этом написали. Хорошо написали. О ней никто никогда не писал, но она заслужила это.
Йоук достал блокнот.
– Джейн Уилкинс была матерью моих детей. У меня двое детей от нее. Мы никогда не жили вместе. Год назад я предложил ей выйти за меня замуж, но она отказалась. Она знала, что я в свое время принимал героин, и если бы оказался в этом проклятом квартале, то снова сорвался бы. Но она не могла жить в другом месте. Здесь она работала, с этими детьми. Они были ее заботой. Она пыталась спасти хотя бы некоторых из них. Она выросла в этом квартале, но ей удалось вырваться отсюда и получить образование. Она получила стипендию Джорджа Вашингтона и степень по биологии. А затем продолжила образование в Пенсильвании. Пару лет проработала микробиологом, а потом все бросила и вернулась сюда, в церковь, чтобы заниматься детьми.
– Почему?
– Вам приходилось бывать раньше в этом квартале? Нет? Ну, и как впечатление? Можете представить, как здесь живется. Никакой личной жизни, стены, тонкие как бумага, ущемленные и голодные дети, везде мусор, лампочки разбиты, двери выломаны, повсюду торгуют спиртным и наркотиками, повсюду витает запах мочи и испражнений, повсюду разврат и безнадежность. Да, воняет. Эта вонь пропитала все насквозь, от нее уже никогда не избавиться. Я вновь ощутил этот смрад, когда сейчас шел по улице.
Вот так и растут дети в этом навозе, как крысята, без любви, без еды, без внимания. Джейн хотела дать им то, чего не смогли им дать их матери. Она дарила им любовь. Хотела спасти хотя бы одного-двоих. Пусть не всех, но хотя бы нескольких. Чем только ни занимаются их матери – мошенничеством, проституцией, лишь бы добыть доллар, чтобы купить очередную порцию наркотика.
– Вчера вечером она отвела двоих ребятишек в больницу, – вмешалась молодая женщина. – Один из них умирал с голоду, несмотря на то, что постоянно здесь что-то жевал, а у другого оказалась легочная инфекция. Джейн всегда так поступала.
Мужчина с раздражением замотал головой.
– Но Джейн никогда не пыталась остановить торговлю, – медленно произнес он. – Никогда не вмешивалась, если кто-то привыкал к наркотикам, никогда не осуждала, не сообщала в полицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85