Единственный ребенок в семье, Чарон унаследовал фамильное гнездо. Бывало, неделями он не встречал ни души. На ранчо он делал только самое необходимое, ухаживал за скотом, когда требовалось, а в остальное время, сезон ли, нет, – охотился.
С двенадцати лет Генри Чарон браконьерничал круглый год. Он ни разу не попадался властям, хоть и был под подозрением и его, что называется, «пасли».
Падение цен на скот в конце 1970-х и поломка двигателя старенького пикапа изменили его жизнь. Банкир из Санта-Фе выложил карты на стол. Если Чарон не придумает, как дополнительно заработать денег, он однозначно потеряет свое ранчо. Так Генри Чарон стал проводником у охотников. Он дал объявление в газетах Лос-Анджелеса и Далласа и получил столько предложений, что некоторым пришлось отказать.
Несмотря на неразговорчивость и замкнутость, Чарон быстро добился успеха на новом поприще. Опекаемые им охотники всегда были при трофеях, и немалых. Когда кому-либо из его подопечных с новенькой, сверкающей и очень дорогой винтовкой требовалась помощь, чтобы завалить оленя или лося, треск ружья Чарона калибра 30–30 практически незаметно тонул в раскатах «магнума». Истории об успешной охоте быстро распространялись по салонам и клубам Техаса и южной Калифорнии. Чарон тут же взвинтил цены от просто высоких до умопомрачительных, и тем не менее очередь к нему была расписана на годы вперед.
События, изменившие его жизнь, произошли в 1984 году, вечером, накануне дня закрытия охоты на лося. Он пил кофе у костра вместе со своим клиентом, который на этот раз приехал один, но без разговоров заплатил как за четверых. Это был его третий сезон.
Клиент искал кого-нибудь, кто мог бы убить человека. Он, конечно же, не сказал об этом напрямик, но весь его разговор сводился именно к этому. Он не просил Чарона выполнить эту работу, но из его слов, без всяких сомнений, следовало, что смерть одного из членов правления банка клиента стоила бы пятьдесят тысяч долларов, без вопросов.
На следующее утро клиент получил своего лося, и Чарон проводил его на вечерний шестичасовой самолет до Санта-Фе.
Заинтригованный, Чарон думал об этом всю неделю. На самом деле, ведь если подумать, это – охота, а охота – единственное, в чем он преуспел. В конце концов он уложил сумку и отправился в Техас.
Все было до смешного просто. Три дня наблюдений показали, что объект всегда ездил на работу на своем черном «БМВ» по одному и тому же маршруту. Чарон отправился домой. В шкафу он выбрал винтовку, оставшуюся от одного из прежних клиентов, которую тот привез в позапрошлом году как запасную.
Спустя три дня в Арлингтоне, Техас, объект настигла мгновенная смерть от пули в голову, когда он направлялся на работу. Полиция установила, что выстрел, по-видимому, был произведен из района свалки, которая находилась почти в ста пятидесяти ярдах, в момент, когда машина жертвы остановилась перед светофором. Свидетелей не было. Тщательный осмотр свалки результатов не дал. С помощью ФБР удалось выявить в качестве потенциальных подозреваемых несколько десятков бывших военных снайперов. Их всех по отдельности допросили, проверили алиби, все бесполезно. Преступление осталось нераскрытым.
Деньги прибыли в Сангре-де-Кристо по почте спустя две недели, в картонной коробке без обратного адреса.
Сам банкир еще пару раз приезжал на ранчо поохотиться. Это был тучный мужчина, лет под шестьдесят, обутый в сделанные по заказу ковбойские башмаки из крокодиловой кожи. Он сидел на веранде в старой качалке, смотрел на причудливые очертания гор на фоне голубого неба и говорил о том, как сложно стало жить в Техасе с той самой поры, когда здесь открылся нефтяной бизнес. Каждый раз он называл имена людей, связанных с банковским делом в районе Далласа – Форт-Уэрта. Один впоследствии утонул во время рыбной ловли в Гондурасе, а с другим, по-видимому, произошел несчастный случай: однажды вечером, оставшись дома один, он застрелился из «люгера» – семейной реликвии, которую его отец привез со второй мировой войны.
В свой последний приезд клиент привез с собой приятеля, представил его, а сам уселся в «мерседес» и укатил вниз по разбитой грунтовой дороге, оставляя позади клубы пыли. Новичка звали Тассоун. Из Лас-Вегаса, как сказал банкир.
Тассоун был столь же худ, сколь его приятель толст. Он с каменным лицом осмотрел дом и участок, а затем удобно устроился на веранде.
– Здесь дьявольски тихо, – заключил он.
Чарон кивнул, чтобы поддержать разговор. Тот медленно и внимательно осматривал вершины холмов.
– Слышал, у тебя талант.
Чарон еще раз бросил взгляд на развилку, где дорога от ранчо примыкала к шоссе. Он пожал плечами. Тассоун положил ноги на балюстраду.
– При таком таланте можно неплохо существовать, – сказал Тассоун. Когда Чарон не ответил, тот добавил: – Если остаться в живых.
Чарон сидел на балюстраде, поставив на нее одну ногу и обхватив ее руками. Он бросил взгляд на Тассоуна.
– И если хватит ума, – сказал человек в кресле.
Чарон смерил посетителя взглядом.
– Почему бы вам не вынуть ваш пистолет из плечевой кобуры и не положить его на пол? – сказал затем он.
– А если нет?
В одно мгновение Чарон выпрямился, как отпущенная пружина, правой рукой выхватил из-за голенища охотничий нож и бросился к креслу. Прежде чем Тассоун успел вымолвить слово, нож уперся в его горло, а лицо Чарона оказалось в дюйме от лица гостя.
– А если нет, я похороню тебя прямо здесь.
– А Свит? – Свитом звали банкира из Техаса. – Он знает, что я здесь.
– Свит последует в ту же яму. Его нетрудно будет разыскать. Он отъехал всего-то милю и остановился. Сидит и ждет тебя там.
– Сунь руку под плащ и возьми пистолет сам.
Именно так Чарон и поступил, а затем отошел назад к балюстраде. Это был небольшой самозарядный пистолет, «вальтер» 38-го калибра. Он освободил магазин от патронов, вынул патрон из ствола, а пистолет бросил обратно Тассоуну.
Не сводя с Чарона глаз, Тассоун засунул пистолет в кобуру.
– Как ты догадался, что Свит не уехал?
– Дорога ведет вон к той развилке, – Чарон слегка кивнул головой, – я посмотрел, пыли там не было видно. Перед развилкой есть лужайка под тополем, даже в это время года там не пересыхает ручей. Вот там в тени он и сидит в ожидании тебя.
– А может, он бродит вокруг, чтобы тебя пристрелить? Может, он решил, что ты свое отработал и больше не нужен?
– Свит не дурак. Я ходил с ним на охоту. Он прекрасно знает, что у него нет и шанса из ста обыграть меня в мою игру, на моей территории. Возможно, вы кого-то оставили по пути сюда, кого-то покруче, чем Свит. Вот я и смотрю. Вон то стадо, что на склоне перед домом, эти животные на три четверти одичали, но никакого беспокойства не проявляют. За домом – возможно, но там фазаны, я видел, как они прилетели туда перед вашим приездом.
Тассоун огляделся, будто увидел все в первый раз.
– В городе все иначе. Там нет пугливых коров и коровьего навоза, нет и фазанов. Думаешь, справишься? – спросил он секунду спустя.
– Принцип тот же.
Посетитель положил ногу на ногу и откинулся в кресле. Он вынул пачку сигарет и прикурил одну.
– У меня есть тебе деловое предложение.
Через час он уже шел по дороге в сторону машины ожидавшего его Свита.
Больше Чарон не встречал Свита. С тех пор прошло три года, три напряженных года.
* * *
В полдень, когда самолет сел, Чарон достал свою сумку с верхней полки и присоединился к людской массе, суетившейся в проходе. Стюардесса в дверях проводила его бессмысленным «спасибо», тут же переведя взгляд на человека за его спиной. Как всегда никем не замеченный, Чарон следом за адвокатом вошел в здание аэропорта.
Чарон двигался вместе с толпой, не быстро и не медленно, все время рыская взглядом. Он миновал стоянку такси перед зданием аэропорта и направился к автобусной остановке, а затем внезапно передумал, увидев ярдах в ста станцию метро.
Изучив карту метрополитена, он купил билет и через некоторое время уже сидел у окна в поезде желтой линии.
Во втором по счету отеле он нашел однокомнатный номер. Зарегистрировавшись под фальшивым именем, он заплатил наличными за четыре дня вперед. Ему даже не пришлось предъявлять свое фальшивое водительское удостоверение или кредитную карточку.
Оставив сумку в номере, а ключ сунув в карман, Чарон вышел на улицу. Он бродил вокруг, читал вывески, изредка сверяясь с планом города. Примерно через час он оказался в Лафайет-парке, через дорогу от Белого дома.
Было градусов пятнадцать, и Чарон чувствовал себя прекрасно. Он присел на скамейку и стал наблюдать за белками. Увидев это, одна из них замерла в нескольких футах от него.
– Извини, – пробормотал он с искренней интонацией в голосе. – Сегодня для тебя ничего нет.
Через некоторое время он направился к южной оконечности парка.
На тротуаре стояло четыре складных щита, обращенных лицевой стороной к Белому дому. «За мир без ядерного оружия», – гласили надписи на них. Два пожилых хиппи в сандалиях толклись рядом.
Напротив, через бульвар с восьмирядным движением, обрамленный с обеих сторон деревьями и десятиметровой черной кованой оградой, стоял Белый дом, похожий на декорацию из «Унесенных ветром». Его классический стиль казался здесь совсем неуместным, среди зданий из стекла и бетона, разбегавшихся в разные стороны от него.
Вдоль тротуара тянулась ограда из бетонных столбиков, скрепленных вверху массивной железной цепью. Как правильно предположил Генри Чарон, предназначалась она для защиты от начиненных взрывчаткой автомобилей террористов. Такая же баррикада была воздвигнута перед воротами на въезде в Белый дом, вправо и влево от них, и дальше за угол.
На тротуаре толпились туристы. Они фотографировали друг друга на фоне Белого дома. Большинство из них, по крайней мере половина, были японцы.
Тут же на тротуаре стоял полицейский мотоцикл, «кавасаки CSR 350»; на нем, спиной к забору, сидел патрульный, разбирая какие-то бумаги.
Чарон подошел поближе, чтобы разглядеть его форму. Черные брюки с голубыми полосами вдоль бедер, белая рубашка, как обычно, портативная радиостанция, дубинка и пистолет. Нашивка на плече гласила: «Полиция парка, США».
– А где же «харлей»? – обратился к полицейскому какой-то человек, стоявший позади Чарона.
– Они у нас тоже есть, – не поднимая глаз ответил полицейский.
Чарон двинулся дальше на восток, затем повернул за угол у здания Министерства финансов и пошел на юг вдоль ограды. Разглядывая здание, он увидел охранников в своих будочках, деревья и цветы, дорогу, ведущую ко входу, где в тени навеса, кого-то ожидая, стоял черный лимузин.
Он повернул на запад в направлении обширной лужайки в форме эллипса. Мимо спешили туристы, не обращая на него внимания. Незаметный человек, почти невидимка, нашел себе удобное местечко, чтобы посидеть и понаблюдать за людьми.
* * *
В Белом доме Генеральный прокурор встречался с главой администрации Президента Уильямом С. Дорфманом, которого он ненавидел.
Дорфман был политиком высокого класса, высокомерным, надменным, самоуверенным. Человек недюжинного ума, он не терпел людей менее одаренных, чем сам. Бывший губернатор одного из штатов Среднего Запада, Дорфман проявил себя в свое время и как удачливый предприниматель, и как профессор колледжа. Казалось, он обладал шестым чувством, потому что всегда находил именно тот аргумент, который производил наибольшее впечатление на аудиторию.
Чего Дорфману не хватало, – в этом Генеральный прокурор был абсолютно уверен, – так это ощущения грани между добром и злом. Политическая целесообразность момента для Дорфмана всегда была решающей.
Настоящим изъяном в душе Дорфмана Генеральный прокурор считал его отношение к людям как к частичкам однородной массы, толпе, которой можно манипулировать по своему желанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85