Так или иначе, они найдут себе новую цель. В Колумбии они взрывают универмаги, железнодорожные вокзалы и авиалайнеры. У нас все это есть, как и многое другое. Близится Рождество… – Он замолчал.
– Я хочу привлечь к делу Национальную гвардию, – сказал Куэйл. – Нам нужно обеспечить охрану общественных зданий во что бы то ни стало, а также столько торговых центров, сколько сможем найти для этого людей. Кроме того, для поиска колумбийцев можно использовать войска.
– Вы собираетесь вводить военное положение? – спросил генерал Лэнд.
– Мне все равно, как вы это назовете.
– Но войска никогда не смогут обнаружить террористов, – возразил председатель КНШ. – Мы не можем бросить на поиски войска, чтобы они ходили от двери до двери, обыскивая каждый дом. Они этому не обучены. Для этого существуют ФБР и полиция.
– ФБР, ваше мнение? – обратился к директору ФБР Куэйл.
– Ситуация неординарная. Нам нужно быстро получить результат. А чтобы добиться этого, требуется много людей. Но когда все закончится, общественность обвинит ФБР и военных, если будут допущены какие-либо перегибы, что неизбежно.
Уильям Дорфман вскочил на ноги.
– Американцы вправе возложить на нас ответственность, если эти нелюди не будут своевременно схвачены, и притом как можно скорее. Мы должны горы свернуть, но восстановить контроль над ситуацией, иначе страна просто развалится. Это первостепенная задача. Лучше отправить в тюрьму нескольких невиновных и позже освободить их, чем оставить на свободе преступников.
– А если какой-нибудь девятнадцатилетний мальчишка в форме с М-16 в руках застрелит ни в чем не повинного человека? – спросил Дорфмана генерал Лэнд.
– Не будьте дураком, – вскипел Дорфман. – Ваша работа в том и заключается, чтобы этого не произошло. Если вы не справляетесь со своей работой…
Под испепеляющим взглядом Хайдена Лэнда Дорфман понял, что лучше будет не продолжать. Джейк Графтон сомневался, найдется ли еще такой человек, который набрался бы высокомерия назвать генерала Лэнда в лицо дураком.
Наступившее после тирады Дорфмана молчание затянулось.
– Почему бы нам все же не использовать регулярные войска? – предложил Гидеон Коэн, бросив взгляд в сторону генерала Лэнда. – Отобрать офицеров и сержантский состав. Ведь это федеральный округ. Мне кажется, это законно. В определенной степени оправданно. Пусть даже это в конечном счете незаконно, но оно таковым станет только после того, как Верховный Суд скажет свое слово.
– Нет, – сказал Дэн Куэйл. – Национальная гвардия. – Он поднялся. – Когда вернемся в Белый дом, нужно будет объявить об этом и подготовить приказ. Тем временем все важные правительственные здания надо поставить под усиленную охрану, а работников отправить по домам.
Куэйл вышел первым, окруженный агентами секретной службы. Джейк Графтон чувствовал себя глубоко подавленным. Генерал Лэнд, очевидно, находился в таком же состоянии. На минуту они задержались у тела, прикрытого простыней, которое санитары вот-вот должны были вынести. Отверстия от пуль и кровь, куски штукатурки и пыль от нее на полу. Из-под края белой материи выглядывал носок женской туфли.
А ведь у нее было имя, были семья и работа, свои амбиции и мечты о будущем. Теперь же она превратилась в кусок мертвой плоти, которую пустят под нож, немного погорюют и похоронят.
Мы все в западне, размышлял Джейк, как живые, так и мертвые. Америка, которая дала жизнь этой женщине и сделала из нее ту, кем она была, вскоре сама изменится непредвиденным, непредсказуемым образом под воздействием неистовства безрассудных сил, раскаленных добела от слепой ярости. И эти перемены, вызванные войной, – никакой ошибки тут нет, это самая настоящая война, – примут необратимый характер. Джейк прекрасно осознавал, что большинство американцев, включая его самого, встретят эти перемены с чувством подавленности и страха.
Будь прокляты террористы! Он произнес эти слова про себя как молитву.
* * *
Чарон шел по тротуару, держа в одной руке ящик с инструментами, а другой придерживая на плече четырехфутовый обрезок трубы. В этот момент он заметил людей, стоявших на крышах. Остановившись на углу, он перекинул трубу на другое плечо и мельком окинул взглядом крыши окрестных зданий.
Чарон подъехал с востока, и ему не составило труда найти подходящую парковку. В этот день многие не выходили на улицу.
Не отрывая глаз от тротуара, он приблизился к входу в старое служебное здание и поднялся по ступенькам. Войдя в холл, поставил на пол ящик и вызвал лифт. В холле было пусто. Если бы тот кабинет не…
Очутившись в лифте, он нажал кнопку самого верхнего этажа. Обветшавшее изобретение человеческого ума стало со скрипом подниматься вверх. Через несколько секунд лифт, качнувшись, остановился и двери открылись.
Стоявшая на площадке женщина, увидев его, вздрогнула, по лицу ее пробежала тень ужаса.
– О, Боже мой!
Генри Чарон приветливо улыбнулся ей. Она мгновенно успокоилась.
– Извините! О, святые небеса, пожалуйста, извините. – Дверь уже начала закрываться, но она успела проскользнуть внутрь, задев за дверь плечом.
– Вам какой этаж? – спросил он.
– Пятый, пожалуйста.
Чарон нажал на кнопку, а женщина, задыхаясь, продолжала:
– Я не ожидала, что кто-то может оказаться в лифте. Я такая взвинченная. А всё эти убийцы и террористы. Боже мой! Мне следовало остаться дома. Извините меня.
– Забудьте.
Она одарила его смущенной улыбкой и вышла на пятом этаже. Он снова улыбнулся ей в ответ, и дверь закрылась.
Вот и последний, седьмой этаж. Чарон вышел. Коридор был пуст. Чарон прошел к двери с надписью «Лестница» и толкнул ее рукой. Дверь отворилась. Удовлетворившись результатом, он направился к двери в противоположном конце коридора. У двери остановился и сложил инструменты и трубу.
На открывание замка ушло полминуты. Чарон занес инструменты и трубу, осмотрел пустую комнату и запер за собой дверь.
Сквозь ветви деревьев проглядывала часть ступеней лестницы парадного подъезда Капитолия, которая вела к главному входу в Ротонду. На мраморных ступенях толпились люди. Через эту дверь сегодня утром и ворвались самоубийцы из Колумбии. Но Чарону видна была лишь половина лестницы. Вторую половину закрывало здание Верховного Суда.
Оконное стекло в комнате потемнело от грязи. Он вытер его рукавом. Стало чище. Краем глаза он заметил человека на крыше здания Верховного Суда.
Придется потрудиться.
К счастью, на дворе глубокая осень, и листва на деревьях, окружающих Капитолий, давно облетела. Летом из-за зелени отсюда, конечно, ничего не будет видно.
Винтовка с оптическим прицелом, аккуратно уложенная и завернутая в мягкую ткань, находилась внутри трубы. Он вынул винтовку, а следом достал три шеста, лежавших там же. С одного конца шесты были обвязаны куском шнура, поэтому, когда Чарон расставил противоположные концы шестов в стороны, получилось что-то наподобие треноги.
Зарядив винтовку, он положил ее на пол. Затем, используя жидкость для мытья стекол, еще раз протер внутреннюю поверхность стекла. Покончив с окном, он осмотрел стоянку возле Капитолия и крыши близлежащих домов.
На крышах Чарон насчитал четверых. Плюс сотни людей у Капитолия.
В ящике с инструментами лежал один из купленных им ранее радиоприемников. Надев миниатюрные наушники, он включил радио и настроился на частоту телевизионной станции. Через пятнадцать секунд стало ясно, что комментатор находится на ступенях Капитолия.
Слушая слова комментатора, Чарон подготовил треногу и примерил к ней винтовку. Установив регулятор увеличения на максимум, он повернул крепежное кольцо и зафиксировал винтовку на треноге.
Снаружи Чарона увидеть было нельзя, потому что он находился довольно далеко от окна. Изменяя положение винтовки в пределах сектора обзора, открывающегося через проем окна, он с удивлением отметил, как много ему видно. Мешали, правда, ветви деревьев, качавшиеся от ветра. Они качались взад-вперед и затрудняли точное прицеливание.
Комментатор сообщил телезрителям, что вице-президент и сопровождающие его лица скоро покинут здание. Неважно, откуда он это узнал, подумал Чарон. Однако услышать это известие приятно.
Если все пойдет как надо, то это будет чертовски хороший выстрел. Слушая болтовню телекомментатора, он переводил перекрестье прицела с одного человека на другого, вызывая в своей памяти все когда-либо сделанные им значительные выстрелы. Ни один из них не был настолько проблематичным, как этот, бесстрастно заключил он. Интересно, хватит ли у него выдержки. Изображение беспорядочно плясало в окуляре прицела, поскольку при девятикратном увеличении даже самые незначительные колебания вызывали чертовски большие отклонения на мишени.
Он направил винтовку на полицейского, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы удержать визир в неподвижном положении, целясь прямо в центр груди своей жертвы. И тем не менее перекрестье описывало небольшой круг. Максимум, что удавалось сделать, – это удерживать прицел между плечами человека. В тот момент, когда Чарон решил, что все в порядке, полицейский неожиданно сделал шаг.
Сколько ему нужно времени, чтобы убраться после выстрела из здания? Шестьдесят секунд? Меньше?
Помимо всего прочего, оконное стекло несколько изменит траекторию полета пули. А открывать окно нельзя – агент на крыше может заметить и отправить кого-нибудь проверить. Поэтому стрелять придется через стекло. Невозможно определить, насколько отклонится пуля, пройдя через стекло. Может быть, этого хватит, чтобы промахнуться с такого расстояния – чуть больше четверти мили. Может, достаточно, чтобы пуля ушла на десять – двенадцать футов в сторону.
С этими мыслями он отрегулировал прицел по горизонтали, чтобы компенсировать отклонение пули.
О'кей. Для такого выстрела нужно нешуточное везение. Большое везение.
Чего ему не хватало, так это пристрелочного выстрела. Часто такая возможность у него была. Тысячи раз. Сейчас, однако, придется обойтись без этого.
Ага! Комментатор:
– А вот и вице-президент.
Чарон выпрямился и передернул затвор. Снял винтовку с предохранителя, расслабил плечи, напряг ноги, зафиксировал ложе винтовки на треноге. Вдавил приклад в плечо и прижал его щекой.
После этого он направил винтовку на дверь Капитолия. Кто-то уже установил там батарею из микрофонов. Вице-президент, не обращая на них внимания, продолжал спускаться вниз по лестнице в окружении свиты из агентов секретной службы с автоматами в руках. Они образовали нечто вроде коридора между камерой и людьми.
Кто там позади Куэйла? Какой-то армейский офицер. Морской офицер, трое или четверо гражданских.
Чарон попытался прицелиться в одного из гражданских, спускавшихся вниз по лестнице прямо на него. Он не сможет стрелять, пока они будут двигаться: слишком они маленькие на таком расстоянии. Пока они не остановятся, он даже не сможет определить, кто из них кто.
У подножия лестницы, возле лимузина, армейский офицер остановился, объясняя что-то Дэну Куэйлу. О'кей, гражданские присоединились к ним. Стоят близко друг к другу.
Кто они?
Дорфман! Один из них Дорфман. Он есть в списке. Кто же остальные? Ага! Это Коэн, Генеральный прокурор. Тоже есть в списке.
Теперь быстро. Глубокий вдох, медленный выдох, расслабиться и нажимать постепенно без рывка. Медленнее… Медленнее…
Проклятые ветки – качаются… Медленнее нажимай, мягче, поправка на ветер, держи перекрестье в цен…
Выстрел.
В закрытой комнате звук получился оглушительным, будто взорвалась динамитная шашка. Часть оконного стекла вылетела наружу.
Глава 23
Джейк Графтон услышал характерный цокающий звук далекого выстрела и обернулся как раз в тот момент, когда Гидеон Коэн, оседая, упал на мостовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Я хочу привлечь к делу Национальную гвардию, – сказал Куэйл. – Нам нужно обеспечить охрану общественных зданий во что бы то ни стало, а также столько торговых центров, сколько сможем найти для этого людей. Кроме того, для поиска колумбийцев можно использовать войска.
– Вы собираетесь вводить военное положение? – спросил генерал Лэнд.
– Мне все равно, как вы это назовете.
– Но войска никогда не смогут обнаружить террористов, – возразил председатель КНШ. – Мы не можем бросить на поиски войска, чтобы они ходили от двери до двери, обыскивая каждый дом. Они этому не обучены. Для этого существуют ФБР и полиция.
– ФБР, ваше мнение? – обратился к директору ФБР Куэйл.
– Ситуация неординарная. Нам нужно быстро получить результат. А чтобы добиться этого, требуется много людей. Но когда все закончится, общественность обвинит ФБР и военных, если будут допущены какие-либо перегибы, что неизбежно.
Уильям Дорфман вскочил на ноги.
– Американцы вправе возложить на нас ответственность, если эти нелюди не будут своевременно схвачены, и притом как можно скорее. Мы должны горы свернуть, но восстановить контроль над ситуацией, иначе страна просто развалится. Это первостепенная задача. Лучше отправить в тюрьму нескольких невиновных и позже освободить их, чем оставить на свободе преступников.
– А если какой-нибудь девятнадцатилетний мальчишка в форме с М-16 в руках застрелит ни в чем не повинного человека? – спросил Дорфмана генерал Лэнд.
– Не будьте дураком, – вскипел Дорфман. – Ваша работа в том и заключается, чтобы этого не произошло. Если вы не справляетесь со своей работой…
Под испепеляющим взглядом Хайдена Лэнда Дорфман понял, что лучше будет не продолжать. Джейк Графтон сомневался, найдется ли еще такой человек, который набрался бы высокомерия назвать генерала Лэнда в лицо дураком.
Наступившее после тирады Дорфмана молчание затянулось.
– Почему бы нам все же не использовать регулярные войска? – предложил Гидеон Коэн, бросив взгляд в сторону генерала Лэнда. – Отобрать офицеров и сержантский состав. Ведь это федеральный округ. Мне кажется, это законно. В определенной степени оправданно. Пусть даже это в конечном счете незаконно, но оно таковым станет только после того, как Верховный Суд скажет свое слово.
– Нет, – сказал Дэн Куэйл. – Национальная гвардия. – Он поднялся. – Когда вернемся в Белый дом, нужно будет объявить об этом и подготовить приказ. Тем временем все важные правительственные здания надо поставить под усиленную охрану, а работников отправить по домам.
Куэйл вышел первым, окруженный агентами секретной службы. Джейк Графтон чувствовал себя глубоко подавленным. Генерал Лэнд, очевидно, находился в таком же состоянии. На минуту они задержались у тела, прикрытого простыней, которое санитары вот-вот должны были вынести. Отверстия от пуль и кровь, куски штукатурки и пыль от нее на полу. Из-под края белой материи выглядывал носок женской туфли.
А ведь у нее было имя, были семья и работа, свои амбиции и мечты о будущем. Теперь же она превратилась в кусок мертвой плоти, которую пустят под нож, немного погорюют и похоронят.
Мы все в западне, размышлял Джейк, как живые, так и мертвые. Америка, которая дала жизнь этой женщине и сделала из нее ту, кем она была, вскоре сама изменится непредвиденным, непредсказуемым образом под воздействием неистовства безрассудных сил, раскаленных добела от слепой ярости. И эти перемены, вызванные войной, – никакой ошибки тут нет, это самая настоящая война, – примут необратимый характер. Джейк прекрасно осознавал, что большинство американцев, включая его самого, встретят эти перемены с чувством подавленности и страха.
Будь прокляты террористы! Он произнес эти слова про себя как молитву.
* * *
Чарон шел по тротуару, держа в одной руке ящик с инструментами, а другой придерживая на плече четырехфутовый обрезок трубы. В этот момент он заметил людей, стоявших на крышах. Остановившись на углу, он перекинул трубу на другое плечо и мельком окинул взглядом крыши окрестных зданий.
Чарон подъехал с востока, и ему не составило труда найти подходящую парковку. В этот день многие не выходили на улицу.
Не отрывая глаз от тротуара, он приблизился к входу в старое служебное здание и поднялся по ступенькам. Войдя в холл, поставил на пол ящик и вызвал лифт. В холле было пусто. Если бы тот кабинет не…
Очутившись в лифте, он нажал кнопку самого верхнего этажа. Обветшавшее изобретение человеческого ума стало со скрипом подниматься вверх. Через несколько секунд лифт, качнувшись, остановился и двери открылись.
Стоявшая на площадке женщина, увидев его, вздрогнула, по лицу ее пробежала тень ужаса.
– О, Боже мой!
Генри Чарон приветливо улыбнулся ей. Она мгновенно успокоилась.
– Извините! О, святые небеса, пожалуйста, извините. – Дверь уже начала закрываться, но она успела проскользнуть внутрь, задев за дверь плечом.
– Вам какой этаж? – спросил он.
– Пятый, пожалуйста.
Чарон нажал на кнопку, а женщина, задыхаясь, продолжала:
– Я не ожидала, что кто-то может оказаться в лифте. Я такая взвинченная. А всё эти убийцы и террористы. Боже мой! Мне следовало остаться дома. Извините меня.
– Забудьте.
Она одарила его смущенной улыбкой и вышла на пятом этаже. Он снова улыбнулся ей в ответ, и дверь закрылась.
Вот и последний, седьмой этаж. Чарон вышел. Коридор был пуст. Чарон прошел к двери с надписью «Лестница» и толкнул ее рукой. Дверь отворилась. Удовлетворившись результатом, он направился к двери в противоположном конце коридора. У двери остановился и сложил инструменты и трубу.
На открывание замка ушло полминуты. Чарон занес инструменты и трубу, осмотрел пустую комнату и запер за собой дверь.
Сквозь ветви деревьев проглядывала часть ступеней лестницы парадного подъезда Капитолия, которая вела к главному входу в Ротонду. На мраморных ступенях толпились люди. Через эту дверь сегодня утром и ворвались самоубийцы из Колумбии. Но Чарону видна была лишь половина лестницы. Вторую половину закрывало здание Верховного Суда.
Оконное стекло в комнате потемнело от грязи. Он вытер его рукавом. Стало чище. Краем глаза он заметил человека на крыше здания Верховного Суда.
Придется потрудиться.
К счастью, на дворе глубокая осень, и листва на деревьях, окружающих Капитолий, давно облетела. Летом из-за зелени отсюда, конечно, ничего не будет видно.
Винтовка с оптическим прицелом, аккуратно уложенная и завернутая в мягкую ткань, находилась внутри трубы. Он вынул винтовку, а следом достал три шеста, лежавших там же. С одного конца шесты были обвязаны куском шнура, поэтому, когда Чарон расставил противоположные концы шестов в стороны, получилось что-то наподобие треноги.
Зарядив винтовку, он положил ее на пол. Затем, используя жидкость для мытья стекол, еще раз протер внутреннюю поверхность стекла. Покончив с окном, он осмотрел стоянку возле Капитолия и крыши близлежащих домов.
На крышах Чарон насчитал четверых. Плюс сотни людей у Капитолия.
В ящике с инструментами лежал один из купленных им ранее радиоприемников. Надев миниатюрные наушники, он включил радио и настроился на частоту телевизионной станции. Через пятнадцать секунд стало ясно, что комментатор находится на ступенях Капитолия.
Слушая слова комментатора, Чарон подготовил треногу и примерил к ней винтовку. Установив регулятор увеличения на максимум, он повернул крепежное кольцо и зафиксировал винтовку на треноге.
Снаружи Чарона увидеть было нельзя, потому что он находился довольно далеко от окна. Изменяя положение винтовки в пределах сектора обзора, открывающегося через проем окна, он с удивлением отметил, как много ему видно. Мешали, правда, ветви деревьев, качавшиеся от ветра. Они качались взад-вперед и затрудняли точное прицеливание.
Комментатор сообщил телезрителям, что вице-президент и сопровождающие его лица скоро покинут здание. Неважно, откуда он это узнал, подумал Чарон. Однако услышать это известие приятно.
Если все пойдет как надо, то это будет чертовски хороший выстрел. Слушая болтовню телекомментатора, он переводил перекрестье прицела с одного человека на другого, вызывая в своей памяти все когда-либо сделанные им значительные выстрелы. Ни один из них не был настолько проблематичным, как этот, бесстрастно заключил он. Интересно, хватит ли у него выдержки. Изображение беспорядочно плясало в окуляре прицела, поскольку при девятикратном увеличении даже самые незначительные колебания вызывали чертовски большие отклонения на мишени.
Он направил винтовку на полицейского, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы удержать визир в неподвижном положении, целясь прямо в центр груди своей жертвы. И тем не менее перекрестье описывало небольшой круг. Максимум, что удавалось сделать, – это удерживать прицел между плечами человека. В тот момент, когда Чарон решил, что все в порядке, полицейский неожиданно сделал шаг.
Сколько ему нужно времени, чтобы убраться после выстрела из здания? Шестьдесят секунд? Меньше?
Помимо всего прочего, оконное стекло несколько изменит траекторию полета пули. А открывать окно нельзя – агент на крыше может заметить и отправить кого-нибудь проверить. Поэтому стрелять придется через стекло. Невозможно определить, насколько отклонится пуля, пройдя через стекло. Может быть, этого хватит, чтобы промахнуться с такого расстояния – чуть больше четверти мили. Может, достаточно, чтобы пуля ушла на десять – двенадцать футов в сторону.
С этими мыслями он отрегулировал прицел по горизонтали, чтобы компенсировать отклонение пули.
О'кей. Для такого выстрела нужно нешуточное везение. Большое везение.
Чего ему не хватало, так это пристрелочного выстрела. Часто такая возможность у него была. Тысячи раз. Сейчас, однако, придется обойтись без этого.
Ага! Комментатор:
– А вот и вице-президент.
Чарон выпрямился и передернул затвор. Снял винтовку с предохранителя, расслабил плечи, напряг ноги, зафиксировал ложе винтовки на треноге. Вдавил приклад в плечо и прижал его щекой.
После этого он направил винтовку на дверь Капитолия. Кто-то уже установил там батарею из микрофонов. Вице-президент, не обращая на них внимания, продолжал спускаться вниз по лестнице в окружении свиты из агентов секретной службы с автоматами в руках. Они образовали нечто вроде коридора между камерой и людьми.
Кто там позади Куэйла? Какой-то армейский офицер. Морской офицер, трое или четверо гражданских.
Чарон попытался прицелиться в одного из гражданских, спускавшихся вниз по лестнице прямо на него. Он не сможет стрелять, пока они будут двигаться: слишком они маленькие на таком расстоянии. Пока они не остановятся, он даже не сможет определить, кто из них кто.
У подножия лестницы, возле лимузина, армейский офицер остановился, объясняя что-то Дэну Куэйлу. О'кей, гражданские присоединились к ним. Стоят близко друг к другу.
Кто они?
Дорфман! Один из них Дорфман. Он есть в списке. Кто же остальные? Ага! Это Коэн, Генеральный прокурор. Тоже есть в списке.
Теперь быстро. Глубокий вдох, медленный выдох, расслабиться и нажимать постепенно без рывка. Медленнее… Медленнее…
Проклятые ветки – качаются… Медленнее нажимай, мягче, поправка на ветер, держи перекрестье в цен…
Выстрел.
В закрытой комнате звук получился оглушительным, будто взорвалась динамитная шашка. Часть оконного стекла вылетела наружу.
Глава 23
Джейк Графтон услышал характерный цокающий звук далекого выстрела и обернулся как раз в тот момент, когда Гидеон Коэн, оседая, упал на мостовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85