— Элен, ты слишком уж изобретательна для меня! — произнесла императрица, широко улыбаясь. — Я должна была догадаться, откуда появлялись остальные твои письма. Те, что мне не удавалось перехватить.
— Перехватить! — воскликнула аббатиса, наблюдая, как Екатерина убирает с доски ее слона.
— Ничего интересного, — сказала царица. — Но теперь, раз ты доверилась мне настолько, что показала это письмо, возможно, ты пойдешь дальше и примешь мою помощь в поисках шахмат. Хотя я подозреваю, что только отъезд Жене заставил тебя обратиться ко мне. Помни, я все еще твой друг. Я хочу заполучить шахматы Монглана и сделать это прежде, чем они попадут в чужие руки, менее чистые, нежели мои. Ты вверила мне собственную жизнь, приехав сюда, но до сих пор не поделилась со мной своими тайнами. Что мне еще оставалось, кроме как перехватывать твои письма? Ты же показала, что не доверяешь мне.
— Как я могу настолько доверять тебе? — в ярости воскликнула аббатиса. — Ты думаешь, у меня нет глаз? Ты подписываешь договор со своим врагом Пруссией против союзной вам Польши. Тысячи недругов жаждут покончить с тобой, таких немало даже среди твоих придворных. Ты наверняка знаешь, что твой сын Павел муштрует одетые в прусскую форму полки в своей резиденции в Гатчине. Он планирует государственный переворот. Каждый твой ход в этой опасной игре заставляет меня думать, что ты стремишься найти шахматы вовсе не из бескорыстных побуждений, что тебе они нужны ради власти. Откуда мне знать, что ты не предашь меня, как предала уже многих? Да, возможно, ты и вправду на моей стороне. Долгое время я верила, что это так. Но что произойдет, если мы доставим шахматы сюда? Даже твоя власть, дорогая Софи, не сможет защитить их после твоей смерти. Меня бросает в трепет при мысли, каким образом может твой сын использовать эти фигуры!
— Тебе нет нужды бояться Павла! — фыркнула царица, заметив, что аббатиса угрожает ее королю. — Его власть никогда не выйдет за пределы муштры ничтожных полков, которые он разодевает в эту дурацкую форму. После моей смерти царем станет мой внук Александр, Я научила его всему, он будет следовать моим заветам,..
В этот момент аббатиса прижала к губам палец и показала на шпалеру, занавешивавшую дверь. Царица проследила за ее жестом и стремительно поднялась со стула. Обе женщины внимательно рассматривали шпалеру, аббатиса меж тем подхватила беседу.
— О, какой интересный ход! — говорила она. — Такой наделает хлопот…
Царица властной походкой направилась к стене и резким движением отдернула тяжелую ткань. За шпалерой оказался : великий князь Павел. Он вспыхнул от смущения, неуверенно взглянул на мать и потупился.
— Матушка, я как раз шел… хотел нанести вам визит…— начал он, не в силах поднять на Екатерину глаза. — Я имею в виду, ваше величество, я был… пришел навестить настоятельницу…
Он нервно теребил пуговицы на мундире.
— Вижу, быстротой ума ты весь в отца пошел, — фыркнула царица. — Подумать только, и это я выносила тебя в своей утробе — наследника трона, величайший талант коего в том, чтобы шнырять у замочных скважин! Оставь нас немедленно! Долой с глаз моих!
Она отвернулась от Павла, но аббатиса заметила полный ненависти взгляд, который он метнул на свою мать. Екатерина играла с этим мальчиком в опасную игру. Он совсем не был таким дурачком, каким она его представляла.
— Ваше величество, преподобная матушка, умоляю, простите меня за мой несвоевременный визит…— извиняющимся тоном произнес Павел.
Затем он низко поклонился материнской спине, сделал шаг назад и тихо вышел из комнаты.
Царица не произнесла ни слова. Она стояла у дверей, устремив взгляд на шахматную доску.
— Как ты думаешь, много он слышал? — наконец спросила она, словно прочитав мысли аббатисы.
— Нам придется смириться с тем, что он слышал все, — сказала аббатиса. — Надо действовать незамедлительно.
— Из-за того, что глупый мальчишка узнал, что не станет царствовать? — удивилась Екатерина. На лице ее блуждала жесткая улыбка. — Уверена, он давно уже догадывался об этом.
— Нет-нет, не в этом дело, — сказала аббатиса. — Беда в том, что он узнал о шахматах…
— Шахматы, без всяких сомнений, в безопасности, пока мы не придумаем план, — сказала Екатерина. — Та фигура, которую ты привезла сюда, теперь в моей сокровищнице. Мы можем перепрятать ее туда, куда никому не придет в голову заглянуть. Рабочие сейчас заливают цементом фундамент нового крыла Зимнего дворца. Его перестраивали в течение последних пятидесяти лет. Страшно подумать, какое количество костей уже лежит под ним!
— Можем мы сделать это сами? — спросила аббатиса, пока царица мерила комнату шагами.
— Ты, конечно, шутишь. — Екатерина снова заняла свое место за столом. — Зачем нам вдвоем выходить из дворца под покровом ночи, чтобы спрятать маленькую фигурку величиной в ладонь? В толк не возьму, из-за чего такой переполох.
Аббатиса больше на нее не смотрела, ее глаза остановились на шахматной доске. На ней стояли фигуры, которые уцелели за время разыгранной ими партии. Эту доску с черными и белыми клетками она привезла с собой из Франции. Аббатиса медленно подняла руку и смахнула фигуры с доски. Они упали на мягкий астраханский ковер. Аббатиса постучала о доску костяшками пальцев. Звук получился глухим, словно под черно-белую эмаль была подложена толстая ткань. Ткань, которая отделяла ее от чего-то, что было спрятано внутри… Глаза царицы широко раскрылись. Она протянула руку, дотронулась до доски. Затем встала, едва сдерживая волнение, подошла к камину, угли в котором уже прогорели, взяла в руки железную кочергу и изо всех сил ударила ею по шахматному столику. Несколько эмалевых клеток треснули. Отложив в сторону кочергу, царица убрала с доски осколки и хлопковую ткань, которая находилась под ними. Под покровом что-то тускло блеснуло, доска словно бы засветилась внутренним светом. Аббатиса сидела на стуле, лицо ее было бледным и хмурым.
— Доска шахмат Монглана! — громким шепотом произнесла царица, не в силах отвести взгляд от серебряных и золотых клеток, которые виднелись в бреши. — Все это время она находилась у тебя! Неудивительно, что ты молчала. Нам надо убрать все эти плитки. Я хочу увидеть ее во всем великолепии. Как же я хочу увидеть ее!
— Я тоже долгое время мечтала об этом, — произнесла аббатиса. — Однако когда доску извлекли из тайника, когда я увидела это свечение, когда провела кончиками пальцев по резьбе и странным магическим символам, я почувствовала, как по моим жилам заструилась ужасная сила, равной которой я не знаю. Теперь ты понимаешь, почему я хочу спрятать ее сегодня же ночью? Спрятать там, где ее никто не найдет, пока мы не соберем все фигуры. Есть ли у тебя кто-нибудь, кто мог бы помочь нам в этом деле и на кого ты можешь положиться?
Екатерина посмотрела на подругу и отрицательно покачала головой, впервые за долгие годы ощутив одиночество, которое избрала, став императрицей. Правитель не может позволить себе иметь ни друзей, ни людей, которым можно довериться.
— Нет, — произнесла она наконец. На лице ее виднелась какая-то непонятная усмешка, свойственная скорее отчаянной девчонке. — Что ж, мы ведь и раньше попадали с тобой в переделки, не так ли, Элен? Сегодня в полночь мы все сделаем сами. Пожалуй, прогулка на свежем воздухе пойдет нам на пользу.
— Возможно, нам потребуется несколько прогулок, — поправила ее аббатиса. — Прежде чем я приказала спрятать доску в столе, я аккуратно разрезала ее на четыре части. Теперь ее можно будет вынести без посторонней помощи. Видишь ли, я предвидела, что такой день наступит…
Но Екатерина уже ломала хрупкую эмаль столика, орудуя железной кочергой. Аббатиса стала помогать ей, убирала обломки. Постепенно волшебная доска оказывалась на виду. На каждой ее клетке был выгравирован непонятный символ, серебряный или золотой. Края доски украшал загадочный узор из неограненных, но гладко отполированных драгоценных камней.
Аббатиса подняла глаза на подругу и спросила:
— Может быть, после обеда мы почитаем перехваченные письма?
— Конечно, только жаль, я не захватила их с собой, — согласилась императрица, не отводя от доски глаз. — Они были не слишком-то интересными. Все от твоей давней подруги. В основном там всякая чепуха относительно погоды на Корсике…
Тассилин, апрель 1793
Но Мирей в тот день была уже за тысячи километров от берегов Корсики. Преодолев наконец подъем на последнюю дюну Эз-Земул Эль-Акбара, она увидела на горизонте пустыни Тассилин, дом Белой Королевы.
Тассилин-Адджер, или плато Раздоров, — это длинная полоса синих скал, тянущаяся через пески пустыни на четыреста пятьдесят километров от Алжира до королевства Триполи. Плато разделяло горы Ахаггара и роскошные оазисы, разбросанные в южной части пустыни. В каньонах этого плато был скрыт ключ к древней тайне.
Когда Мирей следовала за Шахином по безрадостной пустыне к ущелью, расположенному на западе, она чувствовала, как быстро спадает жар. Впервые за прошедший месяц она ощутила в воздухе запах свежей воды. Ступив в проход между высокими скалами, девушка увидела узкую полоску ручья, зажатую среди камней. В тени по берегам потока густо разросся розовый олеандр, несколько пальм устремили ввысь к синему небу свои перистые кроны.
Когда верблюды странников миновали тесное ущелье, синие скалы расступились, открывая взору широкую плодородную долину, где высокогорная река питала сады персиков, фиговых пальм и абрикосов. Мирей, которая неделями не ела ничего, кроме ящериц, саламандр и канюков, приготовленных на углях, принялась обрывать с нижних ветвей плоды, а верблюды набросились на темно-зеленую листву.
Долины тянулись цепочкой между скал, некоторые из них плавно переходили одна в другую, некоторые разделялись ущельями. В каждой долине был свой особый климат и растительность. Миллионы лет назад глубокие подземные реки размыли разноцветные слои горных пород, и образовался Тассилин. Его рельеф, изобилующий пещерами и впадинами, напоминал дно высохшего моря. Река проточила ущелья, на стенах которых сплетались в причудливое кружево серые и розовые породы, напоминая коралловые рифы. Посреди долин торчали к небу спирально изогнутые одинокие пики. А за красноватыми донжонами столовых гор, сложенными из окаменевшего песчаника, возвышались крепостные стены синеватых скал, которые защищали этот оазис от жаркого дыхания пустыни.
Мирей и Шахин не встретили ни одного человека, пока, взобравшись на уступы Аабарака-Тафелалета, не увидели впереди деревню Тамрит. В переводе название селения означало «деревня шатров». Здесь тысячелетние кипарисы возвышались над глубокими водами реки и воздух был свеж. Очутившись в благословенной прохладе, Мирей мигом забыла о пятидесятиградусной жаре, которую им приходилось терпеть весь месяц путешествия по бесплодным и безлюдным дюнам.
В Тамрите они оставили своих верблюдов и взяли с собой лишь провизию, которую могли нести сами, поскольку им предстояло углубиться в ту часть горного лабиринта, где, по словам Шахина, по крутым тропам могли скакать только дикие козы и муфлоны.
Они договорились, что народ шатров позаботится об их верблюдах. Жители деревни вышли поглазеть на рыжие кудри Мирей, полыхавшие в лучах закатного солнца.
— Нам надо остаться здесь на ночь и передохнуть, — сказал Шахин. — В Лабиринт можно проникнуть лишь при свете дня. Мы отправимся туда завтра. В сердце Лабиринта есть ключ…
Он поднял руку, указывая туда, где ущелье изгибалось и его скалистые стены тонули в тени, поскольку лучи низкого солнца не дотягивались до них.
— Белая Королева, — прошептала Мирей, вглядываясь в тени, которые играли на причудливо изогнутой каменной поверхности, так что чудилось, будто скалы шевелятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108