— Шахин, ведь ты же на самом деле не веришь, что эта каменная женщина там, наверху… что она живая?
Девушка задрожала от холода, потому что солнце скрылось и сразу заметно посвежело.
— Я не верю, я знаю, — ответил Шахин тоже шепотом, словно боялся, что их услышат. — Говорят, иногда на закате, когда никого нет рядом, люди слышат ее издалека. Она напевает странную песню. Возможно… она споет ее для тебя.
В Сефаре воздух был чистым и холодным. Там Мирей и Шахин увидели первые на своем пути, хотя и не самые древние наскальные изображения: скачущих чертенят с козлиными рожками. Они были нарисованы за полторы тысячи лет до новой эры. Путники поднимались все выше, рисунки им попадались все древнее, стены, на которых были нанесены изображения, становились все более труднодоступными, а сами рисунки — все сложнее, все лучше в них чувствовался ореол таинственности, мистики, волшебства.
Поднимаясь по скальным выступам вдоль отвесных стен ущелья, Мирей словно погружалась в прошлое. За каждым новым поворотом открывалась новая наскальная галерея, рассказывающая историю многих поколений людей, чьи кости давно уже истлели в этом лабиринте, — приливы и отливы, которые переживала цивилизация за последние восемь тысячелетий.
Искусство было повсюду — на каждой выбоине и уступе, на отвесных стенах. Куда ни посмотри, скалы покрывали тысячи и тысячи рисунков: черные, коричневые, сделанные кармином и красной охрой, вырубленные или высеченные в камне. Здесь, в нетронутом уголке земли, зачастую на огромной высоте, куда мог забраться только очень опытный скалолаз (или, если верить Шахину, горные козы), перед глазами путников разворачивалась не просто история человечества, а история жизни. На второй день пути среди рисунков появились колесницы гиксосов — людей моря, которые покорили Египет и Сахару за два тысячелетия до рождения Христа. Повозки, влекомые лошадьми, и доспехи позволили им одержать верх над нарисованными погонщиками верблюдов. И по мере того, как путники продвигались в глубь каньона, перед ними на стенах разворачивалась хроника завоеваний, описание того, как захватчики углублялись в красные пески пустыни. Мирей улыбнулась про себя: интересно, что сказал бы дядя Жак Луи, увидев рисунки этих неизвестных художников, чьи имена канули в Лету, а работа пережила тысячелетия?
Каждый вечер, когда солнце опускалось за вершины гор, Шахин и Мирей искали себе убежище для ночлега. Если поблизости не попадалось подходящей пещеры, они спали под шерстяными одеялами. Шахин взял в дорогу и колышки для палаток, чтобы можно было закрепить одеяла и спать, не опасаясь, что ночью скатишься со скального уступа.
На третий день они добрались до пещер Тан-Зумайток. Эти пещеры были такие глубокие и темные, что путешественникам пришлось запастись факелами, которые они сделали из веток кустарника, растущего в трещинах скал. Внутри оказались прекрасно сохранившиеся цветные рисунки: безликие люди с круглыми, как монета, головами разговаривают с рыбой, стоящей на двух ногах. Древние племена, объяснил Шахин, считали, что их предки вышли на сушу в облике рыб с ногами, сотворенных из первозданного ила. Рядом был изображен магический ритуал, с помощью которого древние люди усмиряли духов природы: дженоун, то есть недовольные духи, кружащиеся в танце вокруг священного камня по сужающейся спирали против часовой стрелки. Мирей долго разглядывала изображение, не спеша отправиться дальше. Шахин молча стоял рядом.
На утро четвертого дня они приблизились к высшей точке плато. За очередным поворотом ущелья стены раздвинулись и открыли проход в широкую глубокую долину, сплошь покрытую наскальной живописью. Каждый камень пестрел цветными рисунками. То была долина Великанов. Больше пяти тысячи рисунков покрывали ее стены снизу доверху. У Мирей перехватило дыхание при виде такого удивительного зрелища. Эти рисунки были древнее всех тех, что она видела в пути. Сияющие яркими красками, они поражали четкостью и простотой, будто были сделаны лишь вчера. Подобно фрескам великих мастеров, они были неподвластны времени.
Девушка долго разглядывала скалы. Истории, которые рассказывали рисунки, зачаровали ее, перенесли в другой мир, примитивный и полный тайн. Она стояла на высоком утесе над обрывом, и между небом и землей не было ничего, кроме цвета и формы. Этот цвет бродил у ее крови подобно колдовскому отвару. И тут она услышала звук.
Сначала Мирей подумала, что это воет ветер: долину заполнил высокий гул, будто воздух свистел в узком бутылочном горлышке. Взглянув вверх, она увидела огромную скалу, нависающую над безжизненным ущельем. На поверхности скалы появилась трещина. Раньше ее, кажется, там не было. Мирей взглянула на Шахина. Он тоже смотрел на скалу, затем отбросил вуаль со своего лица и кивнул девушке, чтобы следовала за ним.
Тропа резко взмывала вверх. Скоро она стала такой крутой, что Мирей, которая была на восьмом месяце беременности, с трудом удерживала равновесие. Однажды она споткнулась и упала на колени. Вниз в ущелье с высоты девятисот метров полетели камни. С трудом сглотнув, Мирей сумела подняться на ноги — выступ был настолько узким, что Шахин не мог прийти к ней на помощь. Дальше она шла, стараясь не смотреть вниз. Звук становился громче.
Это были три ноты, повторяющиеся в разных вариациях, каждый раз все выше и выше. Чем ближе Мирей и Шахин Подходили к расщелине в скале, тем меньше звук напоминал шум ветра. Красивый чистый тон звучал как человеческий голос.
На высоте полутора тысяч метров тропа заканчивалась небольшим пятачком. То, что снизу казалось тонкой трещиной в скале, на самом деле было гигантской расщелиной — входом в пещеру, шести метров в ширину и пятнадцати в высоту. Будто какой-то великан махнул мечом и прорубил щель в камне, от вершины до уступа. Мирей подождала Шахина, взяла его за руку, и они вместе шагнули в пещеру.
Звук стал оглушительным, окружил их со всех сторон, отдаваясь эхом от стен расщелины. Он проникал повсюду, заставлял вибрировать каждую частичку тела. Медленно пробираясь сквозь темную расселину, Мирей увидела в конце ее отблеск света. Девушка решительно бросилась ему навстречу, и звуки музыки поглотили ее. Но она прошла пещеру до конца, по-прежнему не отпуская руки Шахина, и вышла на свет.
Они снова очутились под открытым небом — то, что Мирей сначала приняла за другую пещеру, оказалось маленькой долиной. Свет белым потоком лился сверху. Вдоль неровных вогнутых стен стояли великаны. Шести метров в высоту, они словно парили в зыбком и бледном свете. Боги с бараньими рогами на головах, мужчины в мешковатых вязаных одеждах и в шлемах с решетчатыми забралами, которые полностью закрывали их лица. От того места, где должен был находиться рот, до груди тянулись трубки. Великаны сидели на стульях со странными спинками, которые поддерживали их головы, перед ними были рычаги и странные приспособления, напоминающие часы или барометры. Великаны были заняты непонятными и чуждыми Мирей делами, а в центре их круга парила Белая Королева.
Музыка прекратилась. Возможно, это все же был свист ветра — или игра воображения. Фигуры, омытые белым светом, ослепительно сияли. Мирей взглянула на Белую Королеву.
Страшное изваяние, размером гораздо больше остальных, нависало над долиной. Словно кара Господня, возвышалась у скалы исполинская фигура, окутанная облаком белого света. Ее строгое лицо было намечено всего несколькими штрихами, изогнутые рога походили на знаки вопроса, которые, казалось, вот-вот спрыгнут со скалы. Рот фигуры был открыт в немом крике, словно безъязыкая статуя силилась заговорить. Но молчала.
Оцепенев от ужаса, Мирей не могла отвести взгляд от Белой Королевы. Наступившая тишина пугала больше, чем загадочный звук. Девушка покосилась на Шахина, который неподвижно стоял рядом. Облаченный в черный балахон и синюю вуаль, он казался одним из этих неподвластных времени изваяний. Ослепительно яркий свет резал глаза, бездушные каменные стены теснились вокруг. Мирей вновь перевела взгляд на исполинскую скалу, испытывая ужас и растерянность. А потом она увидела…
В воздетой к небу руке Белая Королева сжимала жезл, оплетенный двумя каменными змеями. Как в кадуцее Гермеса, их извивающиеся тела образовывали цифру восемь. И тут Мирей услышала голос. Нет, поняла она, слух здесь ни при чем — слова раздавались не в долине, а внутри ее. Голос произнес: «Взгляни еще раз. Взгляни пристальней. Смотри».
Мирей стала рассматривать фигуры, вырубленные в скале. Все они, кроме Белой Королевы, изображали мужчин. Вдруг с ее глаз словно упала пелена, и Мирей увидела их совершенно иначе. Это были вовсе не мужчины, занятые непонятными делами, — это был один человек. Статуи изображали его действия последовательно, шаг за шагом. Повинуясь взмаху жезла Белой Королевы, он двигался по стене, переходя из одной стадии в другую, в точности как те круглоголовые люди, которые вышли на сушу в облике рыб. Сначала человек надевал на себя некие ритуальные одежды — впрочем, возможно, вовсе не ритуальные, а защитные. Затем он двигал руками рычаги, словно рулевой у штурвала или аптекарь, склонившийся над ступкой. И в конце концов, после долгого пути, когда великий труд был завершен, мужчина поднялся со своего кресла и присоединился к Белой Королеве, коронованный в награду за свои усилия священными витыми рогами Марса — бога войны и разрушения. Он сам стал богом.
— Я поняла, — вслух сказала Мирей, и звук ее голоса эхом отразился от каменных стен и дна бездны, дробящих солнечный свет.
И в это мгновение она почувствовала первый приступ боли. Схватки усиливались. Шахин подхватил девушку и помог ей лечь на землю. Она вся была покрыта холодной испариной сердце ее билось неровными толчками. Шахин снял свои вуали и положил руку ей на живот, когда следующая судорога сотрясла ее тело.
— Время пришло, — мягко сказал он.
Тассилин, июнь 1793 года
С высокого плато над Тамритом Мирей могла видеть дюны на тридцать километров вокруг. Ветер трепал ее волосы цвета красных песков. Мягкая ткань халата была приспущена, Мирей прижимала к груди ребенка. Как и предсказывал Шахин, у нее родился мальчик. Она назвала его Шарло, как сокола. Ребенку было почти шесть недель от роду.
На горизонте появились крошечные фонтанчики красного песка — всадники со стороны Бахр-эль-Азрак. Прищурившись, Мирей сумела различить четырех человек верхом на верблюдах, они скользили вниз по подветренному склону дюны подобно щепкам, подхваченным океанской волной. Горячее марево, поднимавшееся над пустыней, делало фигурки размытыми.
Им понадобится почти целый день, чтобы добраться до Тамрита, спрятанного глубоко в лабиринте ущелий Тассилина. Однако Мирей не собиралась дожидаться прибытия всадников. Она знала, что они придут за ней, почувствовала их приближение много дней назад. Поцеловав своего ребенка в лобик, она завернула его в мешок, висевший у нее на шее, и стала спускаться с горы — ждать письма. Может, его привезут и не сегодня, но так или иначе оно придет скоро — письмо от аббатисы Монглана, в котором будет написано, что Мирей может возвращаться.
Волшебные горы
Что есть будущее? Что есть прошлое? Кто мы? Что за магический поток окружает нас и скрывает вещи, которые нам так необходимо узнать? Мы живем и умираем среди чудес.
Наполеон Бонапарт
Горы Кабил, июнь 1973 года
Итак, мы с Камилем отправились в Волшебные горы. В путешествие по Кабилу. Чем глубже мы проникали в эти дикие места, тем больше я теряла ощущение реальности.
Никто точно не знает, где Кабил начинается и где заканчивается. Этот лабиринт скал и расселин раскинулся между рекой Меджерда к северу от Константины и Ходнасом под Буирой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Девушка задрожала от холода, потому что солнце скрылось и сразу заметно посвежело.
— Я не верю, я знаю, — ответил Шахин тоже шепотом, словно боялся, что их услышат. — Говорят, иногда на закате, когда никого нет рядом, люди слышат ее издалека. Она напевает странную песню. Возможно… она споет ее для тебя.
В Сефаре воздух был чистым и холодным. Там Мирей и Шахин увидели первые на своем пути, хотя и не самые древние наскальные изображения: скачущих чертенят с козлиными рожками. Они были нарисованы за полторы тысячи лет до новой эры. Путники поднимались все выше, рисунки им попадались все древнее, стены, на которых были нанесены изображения, становились все более труднодоступными, а сами рисунки — все сложнее, все лучше в них чувствовался ореол таинственности, мистики, волшебства.
Поднимаясь по скальным выступам вдоль отвесных стен ущелья, Мирей словно погружалась в прошлое. За каждым новым поворотом открывалась новая наскальная галерея, рассказывающая историю многих поколений людей, чьи кости давно уже истлели в этом лабиринте, — приливы и отливы, которые переживала цивилизация за последние восемь тысячелетий.
Искусство было повсюду — на каждой выбоине и уступе, на отвесных стенах. Куда ни посмотри, скалы покрывали тысячи и тысячи рисунков: черные, коричневые, сделанные кармином и красной охрой, вырубленные или высеченные в камне. Здесь, в нетронутом уголке земли, зачастую на огромной высоте, куда мог забраться только очень опытный скалолаз (или, если верить Шахину, горные козы), перед глазами путников разворачивалась не просто история человечества, а история жизни. На второй день пути среди рисунков появились колесницы гиксосов — людей моря, которые покорили Египет и Сахару за два тысячелетия до рождения Христа. Повозки, влекомые лошадьми, и доспехи позволили им одержать верх над нарисованными погонщиками верблюдов. И по мере того, как путники продвигались в глубь каньона, перед ними на стенах разворачивалась хроника завоеваний, описание того, как захватчики углублялись в красные пески пустыни. Мирей улыбнулась про себя: интересно, что сказал бы дядя Жак Луи, увидев рисунки этих неизвестных художников, чьи имена канули в Лету, а работа пережила тысячелетия?
Каждый вечер, когда солнце опускалось за вершины гор, Шахин и Мирей искали себе убежище для ночлега. Если поблизости не попадалось подходящей пещеры, они спали под шерстяными одеялами. Шахин взял в дорогу и колышки для палаток, чтобы можно было закрепить одеяла и спать, не опасаясь, что ночью скатишься со скального уступа.
На третий день они добрались до пещер Тан-Зумайток. Эти пещеры были такие глубокие и темные, что путешественникам пришлось запастись факелами, которые они сделали из веток кустарника, растущего в трещинах скал. Внутри оказались прекрасно сохранившиеся цветные рисунки: безликие люди с круглыми, как монета, головами разговаривают с рыбой, стоящей на двух ногах. Древние племена, объяснил Шахин, считали, что их предки вышли на сушу в облике рыб с ногами, сотворенных из первозданного ила. Рядом был изображен магический ритуал, с помощью которого древние люди усмиряли духов природы: дженоун, то есть недовольные духи, кружащиеся в танце вокруг священного камня по сужающейся спирали против часовой стрелки. Мирей долго разглядывала изображение, не спеша отправиться дальше. Шахин молча стоял рядом.
На утро четвертого дня они приблизились к высшей точке плато. За очередным поворотом ущелья стены раздвинулись и открыли проход в широкую глубокую долину, сплошь покрытую наскальной живописью. Каждый камень пестрел цветными рисунками. То была долина Великанов. Больше пяти тысячи рисунков покрывали ее стены снизу доверху. У Мирей перехватило дыхание при виде такого удивительного зрелища. Эти рисунки были древнее всех тех, что она видела в пути. Сияющие яркими красками, они поражали четкостью и простотой, будто были сделаны лишь вчера. Подобно фрескам великих мастеров, они были неподвластны времени.
Девушка долго разглядывала скалы. Истории, которые рассказывали рисунки, зачаровали ее, перенесли в другой мир, примитивный и полный тайн. Она стояла на высоком утесе над обрывом, и между небом и землей не было ничего, кроме цвета и формы. Этот цвет бродил у ее крови подобно колдовскому отвару. И тут она услышала звук.
Сначала Мирей подумала, что это воет ветер: долину заполнил высокий гул, будто воздух свистел в узком бутылочном горлышке. Взглянув вверх, она увидела огромную скалу, нависающую над безжизненным ущельем. На поверхности скалы появилась трещина. Раньше ее, кажется, там не было. Мирей взглянула на Шахина. Он тоже смотрел на скалу, затем отбросил вуаль со своего лица и кивнул девушке, чтобы следовала за ним.
Тропа резко взмывала вверх. Скоро она стала такой крутой, что Мирей, которая была на восьмом месяце беременности, с трудом удерживала равновесие. Однажды она споткнулась и упала на колени. Вниз в ущелье с высоты девятисот метров полетели камни. С трудом сглотнув, Мирей сумела подняться на ноги — выступ был настолько узким, что Шахин не мог прийти к ней на помощь. Дальше она шла, стараясь не смотреть вниз. Звук становился громче.
Это были три ноты, повторяющиеся в разных вариациях, каждый раз все выше и выше. Чем ближе Мирей и Шахин Подходили к расщелине в скале, тем меньше звук напоминал шум ветра. Красивый чистый тон звучал как человеческий голос.
На высоте полутора тысяч метров тропа заканчивалась небольшим пятачком. То, что снизу казалось тонкой трещиной в скале, на самом деле было гигантской расщелиной — входом в пещеру, шести метров в ширину и пятнадцати в высоту. Будто какой-то великан махнул мечом и прорубил щель в камне, от вершины до уступа. Мирей подождала Шахина, взяла его за руку, и они вместе шагнули в пещеру.
Звук стал оглушительным, окружил их со всех сторон, отдаваясь эхом от стен расщелины. Он проникал повсюду, заставлял вибрировать каждую частичку тела. Медленно пробираясь сквозь темную расселину, Мирей увидела в конце ее отблеск света. Девушка решительно бросилась ему навстречу, и звуки музыки поглотили ее. Но она прошла пещеру до конца, по-прежнему не отпуская руки Шахина, и вышла на свет.
Они снова очутились под открытым небом — то, что Мирей сначала приняла за другую пещеру, оказалось маленькой долиной. Свет белым потоком лился сверху. Вдоль неровных вогнутых стен стояли великаны. Шести метров в высоту, они словно парили в зыбком и бледном свете. Боги с бараньими рогами на головах, мужчины в мешковатых вязаных одеждах и в шлемах с решетчатыми забралами, которые полностью закрывали их лица. От того места, где должен был находиться рот, до груди тянулись трубки. Великаны сидели на стульях со странными спинками, которые поддерживали их головы, перед ними были рычаги и странные приспособления, напоминающие часы или барометры. Великаны были заняты непонятными и чуждыми Мирей делами, а в центре их круга парила Белая Королева.
Музыка прекратилась. Возможно, это все же был свист ветра — или игра воображения. Фигуры, омытые белым светом, ослепительно сияли. Мирей взглянула на Белую Королеву.
Страшное изваяние, размером гораздо больше остальных, нависало над долиной. Словно кара Господня, возвышалась у скалы исполинская фигура, окутанная облаком белого света. Ее строгое лицо было намечено всего несколькими штрихами, изогнутые рога походили на знаки вопроса, которые, казалось, вот-вот спрыгнут со скалы. Рот фигуры был открыт в немом крике, словно безъязыкая статуя силилась заговорить. Но молчала.
Оцепенев от ужаса, Мирей не могла отвести взгляд от Белой Королевы. Наступившая тишина пугала больше, чем загадочный звук. Девушка покосилась на Шахина, который неподвижно стоял рядом. Облаченный в черный балахон и синюю вуаль, он казался одним из этих неподвластных времени изваяний. Ослепительно яркий свет резал глаза, бездушные каменные стены теснились вокруг. Мирей вновь перевела взгляд на исполинскую скалу, испытывая ужас и растерянность. А потом она увидела…
В воздетой к небу руке Белая Королева сжимала жезл, оплетенный двумя каменными змеями. Как в кадуцее Гермеса, их извивающиеся тела образовывали цифру восемь. И тут Мирей услышала голос. Нет, поняла она, слух здесь ни при чем — слова раздавались не в долине, а внутри ее. Голос произнес: «Взгляни еще раз. Взгляни пристальней. Смотри».
Мирей стала рассматривать фигуры, вырубленные в скале. Все они, кроме Белой Королевы, изображали мужчин. Вдруг с ее глаз словно упала пелена, и Мирей увидела их совершенно иначе. Это были вовсе не мужчины, занятые непонятными делами, — это был один человек. Статуи изображали его действия последовательно, шаг за шагом. Повинуясь взмаху жезла Белой Королевы, он двигался по стене, переходя из одной стадии в другую, в точности как те круглоголовые люди, которые вышли на сушу в облике рыб. Сначала человек надевал на себя некие ритуальные одежды — впрочем, возможно, вовсе не ритуальные, а защитные. Затем он двигал руками рычаги, словно рулевой у штурвала или аптекарь, склонившийся над ступкой. И в конце концов, после долгого пути, когда великий труд был завершен, мужчина поднялся со своего кресла и присоединился к Белой Королеве, коронованный в награду за свои усилия священными витыми рогами Марса — бога войны и разрушения. Он сам стал богом.
— Я поняла, — вслух сказала Мирей, и звук ее голоса эхом отразился от каменных стен и дна бездны, дробящих солнечный свет.
И в это мгновение она почувствовала первый приступ боли. Схватки усиливались. Шахин подхватил девушку и помог ей лечь на землю. Она вся была покрыта холодной испариной сердце ее билось неровными толчками. Шахин снял свои вуали и положил руку ей на живот, когда следующая судорога сотрясла ее тело.
— Время пришло, — мягко сказал он.
Тассилин, июнь 1793 года
С высокого плато над Тамритом Мирей могла видеть дюны на тридцать километров вокруг. Ветер трепал ее волосы цвета красных песков. Мягкая ткань халата была приспущена, Мирей прижимала к груди ребенка. Как и предсказывал Шахин, у нее родился мальчик. Она назвала его Шарло, как сокола. Ребенку было почти шесть недель от роду.
На горизонте появились крошечные фонтанчики красного песка — всадники со стороны Бахр-эль-Азрак. Прищурившись, Мирей сумела различить четырех человек верхом на верблюдах, они скользили вниз по подветренному склону дюны подобно щепкам, подхваченным океанской волной. Горячее марево, поднимавшееся над пустыней, делало фигурки размытыми.
Им понадобится почти целый день, чтобы добраться до Тамрита, спрятанного глубоко в лабиринте ущелий Тассилина. Однако Мирей не собиралась дожидаться прибытия всадников. Она знала, что они придут за ней, почувствовала их приближение много дней назад. Поцеловав своего ребенка в лобик, она завернула его в мешок, висевший у нее на шее, и стала спускаться с горы — ждать письма. Может, его привезут и не сегодня, но так или иначе оно придет скоро — письмо от аббатисы Монглана, в котором будет написано, что Мирей может возвращаться.
Волшебные горы
Что есть будущее? Что есть прошлое? Кто мы? Что за магический поток окружает нас и скрывает вещи, которые нам так необходимо узнать? Мы живем и умираем среди чудес.
Наполеон Бонапарт
Горы Кабил, июнь 1973 года
Итак, мы с Камилем отправились в Волшебные горы. В путешествие по Кабилу. Чем глубже мы проникали в эти дикие места, тем больше я теряла ощущение реальности.
Никто точно не знает, где Кабил начинается и где заканчивается. Этот лабиринт скал и расселин раскинулся между рекой Меджерда к северу от Константины и Ходнасом под Буирой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108