Осликов мы оставили в Джанете у дяди тамритского гида-проводника. Дядя предложил подбросить нас в аэропорт на телеге с сеном. Было это четыре часа назад.
Хотя Камиль и советовал мне избегать аэропортов, у нас не оставалось иного выхода, кроме как сесть на самолет. Наш «роллс-ройс» обнаружили и арестовали, а взять машину напрокат в таком маленьком городке, не вызвав подозрений, невозможно. И как же нам было возвращаться — на воздушном шаре, что ли?
— Не нравится мне, что мы летим в алжирский аэропорт, — сказала Лили, когда мы стряхнули с одежды сено и вошли в стеклянные двери джанетского аэропорта. — Ты вроде говорила, что у Шарифа там офис, верно?
— Как раз рядом с иммиграционной службой, — кивнула я.
Однако вскоре эта проблема отпала сама собой.
— Больше вылетов в Алжир сегодня не будет, — заявила нам кассирша. — Последний был час назад. Следующий — только завтра утром.
Разумеется. Чего еще можно ожидать от города, в котором два миллиона пальм и только две улицы?
— Боже мой! — воскликнула Лили, оттаскивая меня в сторону. — Мы не можем остаться на ночь в этом городке. Если мы попытаемся зарегистрироваться в отеле, там попросят документы, а у меня их нет. Они нашли нашу машину и знают, что мы здесь. Я думаю, нам нужен новый план.
Нам позарез требовалось убраться из этого городка, и побыстрее. Надо было отдать Минни фигуры, пока с ними ничего не случилось. Я снова направилась к кассе, Лили пристроилась за мной, не отставая ни на шаг.
— Скажите, а еще какие-нибудь рейсы сегодня будут? Все равно куда, — спросила я кассиршу.
— Только чартерный рейс, борт возвращается в Оран, — сказала она. — Он заказан группой японских студентов, отправляющихся в Марокко. Самолет вылетает через несколько минут, ворота четыре.
Лили уже мчалась в сторону ворот номер четыре, зажав Кариоку под мышкой, словно буханку хлеба. Я кинулась догонять. Если кто и ценит деньги, то это японцы, размышляла я. А денег у Лили хватит, чтобы договориться с кем угодно, независимо от знания языка.
Организатор оказался щеголеватым парнем в голубой спортивной куртке с бэджем, на котором значилось имя «Хироси». Он уже подгонял опаздывающих студентов, когда к стойке, запыхавшись, подбежали мы с Лили. Лили объяснила наше положение на английском, я тут же перевела ее речь на французский.
— Плачу пятьсот баксов, — сказала Лили. — Американские доллары прямо тебе в карман.
— Семьсот пятьдесят, — ответил он.
— Заметано, — согласилась Лили, помахивая перед его носом хрустящими банкнотами.
Щеголь спрятал их в карман быстрее, чем дилер в Лас-Вегасе. Проблема с транспортом уладилась.
Вплоть до этого случая я считала, что японцы — это люди высокой культуры, которые играют классическую музыку и обожают чайные церемонии. Однако трехчасовой полет над пустыней совершенно изменил мое представление о них. Японские студенты слонялись туда-сюда по салону, рассказывали сальные анекдоты и распевали песни «Битлз» на японском. Это безумное мяуканье очень напомнило мне давешний визг летучих мышей в пещере.
Лили оставалась ко всему этому глубоко равнодушна. Она укрылась где-то в хвосте самолета и увлеченно играла с руководителем группы в го, раз за разом наголову разбивая беднягу в игре, которую японцы считают своим национальным спортом.
Я вздохнула с облегчением, когда, выглянув в иллюминатор, увидела внизу оштукатуренную громаду собора, возвышающегося над огромным городом Ораном. Его аэропорт служит перевалочным пунктом для международных рейсов. Отсюда самолеты летают не только в другие города Средиземноморья, но и в аэропорты, расположенные по другую сторону Сахары или на Атлантическом побережье. Когда мы приземлились, я озадачилась вопросом, который в аэропорту Дж-нета так и не встал: как миновать металлодетекторы при посадке на борт?
Так что, когда мы с Лили оказались в аэропорту, я сразу направилась в прокат автомобилей. У меня было хорошее прикрытие: неподалеку от Арзева находился нефтеперерабатывающий завод.
— Я из министерства нефтяной промышленности, — заявила я агенту, предъявляя министерский пропуск. — Мне нужна машина, чтобы посетить нефтеперерабатывающий завод в Арзеве. Это срочно — машина министра сломалась.
— Сожалею, мадемуазель, — сказал служащий, качая головой. — Все машины арендованы. Вам придется подождать по меньшей мере неделю.
— Неделю! Это невозможно! Мне нужна машина сегодня, чтобы проинспектировать работу завода. Я не приму отказа. На вашей стоянке есть машины. Кто их зарезервировал? Что бы там ни было, мое дело важнее.
— Если бы вы предупредили нас заранее…— ответил он. — Все эти машины, которые вы видите, возвращены арендаторами только сегодня. Некоторые клиенты прождали их несколько недель, а все они важные персоны. Например, этот…— Он снял с доски связку ключей от автомобилей и потряс ими. — Только час назад позвонили из советского консульства. Их атташе по связи с вашим министерством нефтяной промышленности прибывает следующим рейсом из Алжира.
— Русский атташе? — фыркнула я. — Вы, верно, шутите? Может, вы позвоните министру Кадыру и объясните, что я не могу проинспектировать продукцию Арзева в течение целой недели, потому что русские, которые ничего не понимают в нефти, завладели последней машиной?
Мы с Лили переглянулись и покачали головами. Агент занервничал еще больше. Он явно жалел о своей попытке произвести на меня впечатление солидностью клиентуры, но куда больше он жалел, что проговорился о русском.
— Вы правы! — воскликнул он наконец, ловко доставая из ящика документы и пододвигая их мне на подпись. — Какие дела могут быть у русского атташе, что ему нужна машина, да еще так срочно? Здесь, мадемуазель, подпишите здесь. Затем я покажу вам машину.
Когда агент вернулся с ключами от машины в руке, я попросила у него разрешения позвонить оператору в Алжире. Он разрешил, когда мне удалось убедить его, что ему не придется платить за звонок. Служащий соединил меня с Терезой, и я взяла телефонную трубку.
— Девочка моя! — кричала она сквозь шумы в трубке. — Что ты наделала? Половина Алжира гоняется за тобой. Я знаю, я слышала все звонки! Министр предупредил, если ты позвонишь, сказать тебе, что, пока его нет, тебе нельзя появляться в министерстве.
— Где он? — нервно спросила я, поглядывая на агента, который прислушивался к каждому слову, хотя и притворялся, Что не понимает по-английски.
— Он на конференции,—многозначительно сказала она. Черт! Значит, конференция ОПЕК уже началась?
— Где ты, если ему понадобится связаться с тобой? — спросила Тереза.
— Я еду с инспекцией на завод в Арзеве, — громко ответила я по-французски. — Наша машина сломалась, но благодаря безупречной работе агента по прокату автомобилей в аэропорту Орана нам удалось раздобыть машину. Передайте министру, что я свяжусь с ним для отчета завтра.
— Что бы ты ни делала, ты не должна сейчас возвращаться! — сказала Тереза. — Этот salud из Персии знает, где ты была и кто послал тебя туда. Убирайся оттуда побыстрее! Все аэропорты охраняются его людьми!
Персидским ублюдком, про которого она упомянула, был Шариф, а он точно знал, что мы отправились в Тассилин. Но откуда Тереза знала, или, что еще невероятней, как она догадалась, кто отправил меня туда? Затем я вспомнила, что именно Тереза помогла мне найти Минни Ренселаас!
— Тереза, — сказала я, бросив взгляд на агента и снова перейдя на английский, — это ты сказала министру, что у меня была встреча в Казбахе?
— Да, — прошептала она. — Я знаю, ты нашла их. Да помогут тебе небеса, девочка моя!
Она понизила голос, и мне пришлось напрячься, чтобы услышать ее.
— Они догадываются, кто ты!
Она немного помолчала, и нас разъединили. С бешено бьющимся сердцем я повесила трубку и взяла ключи, которые лежали на конторке.
— Итак, — сказала я, пожимая агенту руку, — министр будет рад узнать, что, несмотря ни на что, нам удастся проинспектировать завод в Арзеве. Не могу выразить, как я вам благодарна за помощь.
Едва мы оказались на улице, как Лили с Кариокой запрыгнула на пассажирское сиденье поджидавшего нас «рено», а я села за руль и рванула с места так, что покрышки завизжали. Я направлялась к шоссе, идущему вдоль побережья. Вопреки совету Терезы мы ехали в Алжир. Что мне еще оставалось. Но пока автомобиль пожирал покрытие дороги, в моей голове с не менее безумной скоростью проносились мысли и предположения. Если Тереза имела в виду то, о чем я думала, то моя жизнь не стоила и ломаного гроша.
Отчаянно лавируя в потоке, я сумела выбраться на двухрядное шоссе, ведущее к Алжиру.
По дороге до Алжира было двести пятьдесят миль. Шоссе тянулось на восток вдоль высоких прибрежных скал. После того как мы проехали мимо нефтеперерабатывающего завода в Арзеве, я перестала каждые несколько секунд поглядывать в зеркало заднего вида, а потом и вовсе остановилась, уступила водительское место Лили и взялась за дневник Мирей.
Раскрыв кожаную обложку, я осторожно переворачивала хрупкие страницы, чтобы найти место, на котором мы остановились. Было уже за полдень, и красноватое солнце катилось по небосклону вниз, к темному морю. Волны бились о скалы, над тучами соленых брызг стояли маленькие радуги. Вершины прибрежных утесов венчали купы олив, темно-зеленые листья деревьев отливали в косых лучах солнца металлическим блеском.
Оторвавшись от созерцания мелькающего за окном пейзажа, я вновь погрузилась в мир написанных от руки слов. Странно, думала я, эти записи так захватывают, что даже многочисленные опасности, угрожающие нам, кажутся по сравнению с ними лишь страшным сном. Французская монахиня Мирей стала нашей спутницей в приключениях. Ее история разворачивалась перед нами, как темные лепестки фантастического цветка.
Лили молча вела машину, и я снова принялась переводить вслух. Мне чудилось, будто я слышу собственную историю из чужих уст — из уст женщины, миссию которой в целом мире могла понять только я одна. Я уже не различала, где я, а где она и чей шелестящий голос раздается в моих ушах. За время наших приключений поиски Мирей стали моими собственными поисками. Я читала:
«Я покинула тюрьму, терзаемая тревогой. В ящике с красками, который я унесла, лежало письмо от аббатисы и значительная сумма денег, посланных ею, чтобы помочь моей миссии. Письмо, писала она, поможет мне получить деньги, принадлежавшие моей кузине, в Британском банке. Однако я решила не ехать пока в Англию. Передо мной стояла другая задача, которую я должна была решить в первую очередь. Мой Шарло оставался в пустыне. Еще утром мне казалось, что я больше никогда не увижу его. Он родился перед ликом богини. Он родился в Игре…»
Лили сбросила газ, и я оторвалась от чтения. Наступили сумерки, читать стало труднее, глаза у меня устали, и потому я не сразу поняла, почему она остановилась на обочине шоссе. Даже в тусклом сумеречном свете были видны полицейские и военные машины, которые перекрыли дорогу впереди. Они остановили несколько легковых автомобилей и теперь обыскивали их.
— Где мы? — спросила я.
У меня не было уверенности, что они нас не видят.
— В пяти милях от Сиди-Фрейдж — неподалеку от твоей квартиры и моего отеля. В сорока километрах от Алжира. Еще полчаса, и мы были бы там. Что теперь?
— Ну, оставаться здесь нельзя, — принялась я рассуждать вслух. — И дальше тоже не проехать. Как бы хорошо мы ни спрятали фигуры, их найдут.
Я подумала с минуту и сказала:
— В нескольких ярдах отсюда есть морской порт. Его нет ни на одной карте, но я ходила туда покупать рыбу и омаров. Это единственное место, куда мы можем свернуть, не вызвав подозрений. Он называется Ла-Мадраж. Мы можем затаиться там, пока не разработаем план.
Мы медленно съехали с магистрали и оказались на грунтовой дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108