Если чикагская полиция узнала их имена, то они вскоре замелькают в газетах. Эти негодяи продадут свою бабушку за чашку кофе.
Я улыбнулся. Когда Пурвин старался говорить жестко, это выглядело просто жалко.
– Вам не стоит беспокоиться, пресса дает о вас самые лестные отзывы.
Коули на это не отреагировал, но на лице Пурвина появилась довольная улыбочка.
Мне захотелось стереть эту улыбочку с его лица.
– Вы теперь понимаете, что убили не того человека, а?
Пурвин вскинул руки вверх.
– Господи! Опять!
Коули сидел и качал головой, как будто я был хорошим студентом, который постоянно разочаровывал своего профессора.
– Я не собираюсь сообщать об этом в газеты, буду придерживаться той версии, которую сообщил Дэвису. Мне просто интересно, как вы разобрались с тем, что наделали – помогли Нитти и Диллинджеру и убили подсадную утку. Ведь теперь им стало спокойнее жить.
Коули попытался убрать завиток волос со лба, но прядь опять вернулась на свое место. Он сказал:
– Если вы по-прежнему настаиваете на своей версии, почему же молчите? Почему не сообщите это прессе? Вы могли бы получить за подобное сообщение кругленькую сумму.
Пурвину не понравилось предложение Коули.
– Если я начну болтать об этом, Фрэнк Нитти будет недоволен... Да и неважно сейчас, кто был этот бедный парень, убитый у «Байографа». Он мертв, и все. Я понимал, что так случится, мне хотелось предотвратить его гибель. Но не удалось. Повезло другим участникам драмы.
Встав, Пурвин принялся шагать по комнате, потом, держа руки в карманах, подошел к открытому окну и посмотрел на «Рукери».
– Не пойму вас. Геллер, вроде бы не глупый человек, но серьёзно верите в то, что мы убили похожего на Диллинджера человека! Какая ерунда!
Он повернулся и грустно посмотрел на меня.
– Кто это, как не Джон Диллинджер?!
– Вам так не хочется верить, что это мог быть другой, – ответил я, вовсе не собираясь его подкалывать.
Пурвин подошел ко мне, не вынимая рук из карманов. Он был похож на мальчика, изображавшего взрослого мужчину.
– Какого черта, что вы хотите этим сказать?
Я начал вредничать.
– Послушайте меня, малышка Мел, если я что-то и говорю, вам не следует меня просить, чтобы я повторял это четыре раза!
Его лицо стало обиженным и злым. Он послал меня к черту и быстро зашагал к двери.
– Мне нужно спешить теп поезд, и у меня нет времени выслушивать ваши глупости, – сказал он.
– Мелвин, я могу доказать, что это был не Диллинджер!
Он остановился.
– Я действительно могу это сделать, – продолжал я, – но если вы спешите на поезд...
Он вернулся к столу и сел рядом с Коули. Выражение их лиц было взволнованным.
– Я только что был в морге, как следует рассмотрел тело убитого и внимательно прочитал отчет о вскрытии.
Пурвин разозлился.
– Как вы смогли...
Я потер большой и средний пальцы в классическом жесте – деньги. Пурвин замолчал, а Коули заморгал и кивнул головой. Я продолжал:
– Человек, которого убили Заркович и О'Нейли, действительно был примерно того же роста и веса, что и Диллинджер. Хотя внешне он мало похож на Диллинджера, но шрамы за ушами говорят о пластической операции, и ею можно также объяснить черты внешнего несходства лица. Но что вы скажете о глазах?
– О глазах? – переспросил Пурвин.
– У трупа были карие глаза. Я сам это видел прошлой ночью. И то же самое указано в отчете – карие глаза.
– Ну и что? – спросил Коули.
– У Диллинджера были серые глаза.
Пурвин раздраженно заявил:
– Если у трупа были карие глаза, то у Диллинджера тоже должны были быть карие глаза, потому что этот труп и есть Диллинджер. Вы, Геллер, несете какую-то чушь. Мне действительно важно не опоздать на поезд.
Он снова встал.
– Если хотите, можете рассказать Коули о своих фантазиях, у меня же нет для этого ни времени, ни настроения.
– Сядьте, Мелвин, – попросил я, – вам следует услышать еще кое-что, иначе я найду для себя других слушателей.
Он сел.
– У убитого отсутствует родинка на переносице между глазами. Нет и нескольких шрамов от пуль. На губе отсутствует шрам.
– Пластическая хирургия, – подсказал Коули. Пурвин вызывающе продолжил:
– Мы точно знаем, что у Диллинджера недавно была пластическая операция. Сегодня днем наши арестовали двоих, знавших о пластических операциях, которые сделал Диллинджер, – его личного адвоката Луи Пикета и врача, который оперировал Диллинджера. Скоро мы арестуем и остальных.
Все это звучало в жанре пресс-релиза, и я сказал им об этом.
– Вы очень назойливый человек, – заметил Пурвин.
– Если у Диллинджера и была недавно операция, так неужели за это время шрамы успели полностью зажить? Его верхняя губа должна быть розового цвета. Но у убитого нормальные губы, поверьте мне.
Пурвин осуждающе покачал головой.
– Вам следует быть серьезнее. Геллер. Откуда вы берете свои «факты»? Из газетных статей? Откуда у вас столь подробные описания?
Достав из кармана сложенный лист бумаги, я развернул его и положил на стол.
– Отдел расследования преступлений, описание преступника номер двенадцать-семнадцать, – сказал я, показывая плакат о розыске Диллинджера, выпущенный ФБР. – Его дал мне мой друг капитан Джон Стеги.
Пурвин и Коули недоуменно уставились на плакат.
– Вы прекрасно знаете, что на этих плакатах описание преступника весьма точное и подробное. Обратите внимание: здесь написано, что цвет глаз – серый!
Коули, показав рукой на плакат, словно боясь прикоснуться к нему, спросил:
– Вы сравнивали с этим описанием то, что было в отчете о вскрытии?
– Да, любой репортер, если доберется до отчета, сделает то же, что и я, и вас тогда ожидают неприятные вопросы.
Пурвин смотрел на плакат широко раскрытыми глазами.
Он тоже не стал к нему прикасаться. Просто смотрел.
– Может вам и повезет, – сказал я. – Газетчиков, кажется, удовлетворил сокращенный вариант отчета, который Кернс зачитал после расследования. Я так думаю что, кроме меня, пока никому не пришло в голову просмотреть полный отчет.
Пурвин собирался что-то ответить, чтобы отвязаться от меня, но я ему не дал.
– Джентльмены, у вашего трупа есть кое-что, чего не было у Диллинджера – татуировка на правой руке, шрамы от пуль, но не в тех местах, что у Диллинджера. Далее, у убитого – черные волосы, а Диллинджер был шатен, тонкие изогнутые брови вместо прямых лохматых бровей. И зубы – разрушенный верхний правый резец у одного и неплохое состояние зубов у другого.
Пурвин снова покачал головой, но на этот раз медленно.
– Просто чепуха. Вы основываете свои выводы на результатах вскрытия, проведенного второпях... Вы сравниваете отчет с данными о преступнике, скрывавшемся от правосудия, собранными неизвестно где и кем на протяжении нескольких лет.
– Мел, большинство данных описания Диллинджера взято из данных ВМС, вы помните об этом? – осторожно сказал Коули.
– Правильно, и эти данные весьма точные, – ответил я.
Пурвин продолжал сопротивляться.
– Откуда вы все это знаете? Присутствовали при вскрытии?
– Нет, не присутствовал. Вы думаете, отчет о вскрытии писал пьяный врач. Но патологоанатом Кернс был трезв. Он вообще не берет ни капли в рот. Он великолепный специалист, и вскрытие было сделано тщательно. Он делал заключение по каждому серьезному убийству в Чикаго, начиная с трупа Бобби Френкса и до людей, погибших в день святого Валентина. Кроме того, ему помогал другой врач. И результаты обследования были записаны от начала до конца. Он работает весьма четко.
– Ерунда, – тихо сказал Пурвин.
– Я вам скажу еще одно. У мертвеца обнаружен порок сердца, а Диллинджер на свое сердце никогда не жаловался.
Коули выпрямился.
– Что?
– У убитого с детства был ревматический порок сердца. Интересно, как бы Диллинджера взяли во флот с таким больным сердцем? Как бы он смог играть в баскетбол? Я не говорю уже о тех физических нагрузках, которым он подвергался в последнее время.
Коули взял в руки плакат о розыске Диллинджера и принялся его рассматривать.
– Может, он знал о своем больном сердце, но никому не говорил об этом, – заметил он, – может, именно поэтому жил так бесшабашно?
– Нет, концы с концами не сходятся, – сказал я, – в морге лежит другой человек.
– Кто же? – потребовал ответа Пурвин. Я пожал плечами.
– Может, этого парня звали Джимми Лоуренс, он был одним из сутенеров Анны Сейдж из Восточного Чикаго или еще откуда-нибудь. Может, просто мелкая сошка, которому давно сделали операцию и до поры до времени скрывали с помощью друзей или тех, кого он считал друзьями. И вот, когда Фрэнку Нитти потребовалось подставить кого-то вместо Диллинджера, пришла очередь этого бедняги.
Пурвин поднялся и стал расхаживать, не вынимая рук из карманов. Он нервно поглядывал на часы и потом сказал:
– Нитти, Он вам мерещится под каждой кроватью. Я не могу себе представить, чтобы Нитти каким-то образом принимал в этом участие...
Я начал загибать пальцы, просчитывая:
– Анна Сейдж, связанная с гангстерами. Заркович давно был связан с Капоне и, вероятно, помог Диллинджеру сбежать из Краун-Пойнт. Даже кинотеатр «Байограф» связан с Нитти. Там уже много лет была его букмекерская контора. И, черт побери, еще Нитти связан с союзом по прокату фильмов. Где же еще удобнее подставить нам фальшивого Диллинджера?
– Почему вы сделали это, Геллер? Зачем вы пошли в морг? Почему вы начинаете заваривать эту кашу? – спросил Коули, у которого лицо стало пепельным и сразу ввалились глаза.
– Вы этого никогда не поймете. Это называется быть детективом.
Пурвин мрачно засмеялся.
– Как забавно.
Он посмотрел на «Рукери», а потом на часы. А Коули промолвил:
– У вас была уже эта версия, и вам нужно было только убедиться в своей правоте. Я пожал плечами.
– Наверное, так.
– Вы учились в колледже?
– Некоторое время.
– Занимались научной работой? Какого черта, что ему нужно?
– Немного.
Коули наклонился, сложив руки на груди, пытаясь выглядеть, как добрый и мудрый папочка.
– Вы не задумывались, что будет, если научный работник ищет заранее определенный ответ вместо того, чтобы просто получать объективные результаты?
– Вы считаете, что у меня сложилось навязчивое мнение, что парень не был Диллинджером? И я искал подтверждение этому?
Коули утвердительно кивнул.
– Черта с два. Мне бы очень хотелось, чтобы он оказался Диллинджером. Мне нечему радоваться. Я не чувствовал бы себя таким кретином. Это значило бы, что парочка продажных полицейских из Восточного Чикаго использовали меня, чтобы помочь поймать врага народа номер один за вознаграждение. Мне тоже было бы неприятно, но это лучше, чем подставить какого-то беднягу под пули, чтобы Джон Диллинджер мог пить текилу, трахаться с мексиканскими бабами, спокойно дожить до старости. Нет, у Диллинджера глаза – серые, а у мертвеца – карие. И так далее. Вам лучше признать это, парни.
Пурвин развернулся и направил на меня свой указательный палец, словно я был подозреваемый, которого он допрашивал. Он хотел, чтобы все выглядело очень драматично, но этого не получилось.
– Предположим, вы правы, и во всей той чуши, которую вы несете, есть доля правды. И что же нам теперь делать?
Я снова пожал плечами.
– Расскажите о совершенной ошибке. Хотя понимаю, вам будет неудобно, ведь заголовки одних газет провозглашают: «Диллинджер – мертв!», а других – «Пурвин – герой!». Все это не так просто. И жутко неудобно. Маленькая Богемия была весенним пикничком по сравнению с этим.
Пурвин задрал вверх подбородок и посмотрел на меня сверху вниз. Маленькие мужчины иногда делают так. Особенно, когда вы сидите, а они – стоят.
– Почему я стану это делать? Если убитого признали Диллинджером, зачем мне говорить противоположное? Отпечатки пальцев совпадают, и...
– Меня это и поразило, – заметил я, – но я также обратил внимание, что во время расследования отпечатки пальцев не рассматривались как свидетельство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Я улыбнулся. Когда Пурвин старался говорить жестко, это выглядело просто жалко.
– Вам не стоит беспокоиться, пресса дает о вас самые лестные отзывы.
Коули на это не отреагировал, но на лице Пурвина появилась довольная улыбочка.
Мне захотелось стереть эту улыбочку с его лица.
– Вы теперь понимаете, что убили не того человека, а?
Пурвин вскинул руки вверх.
– Господи! Опять!
Коули сидел и качал головой, как будто я был хорошим студентом, который постоянно разочаровывал своего профессора.
– Я не собираюсь сообщать об этом в газеты, буду придерживаться той версии, которую сообщил Дэвису. Мне просто интересно, как вы разобрались с тем, что наделали – помогли Нитти и Диллинджеру и убили подсадную утку. Ведь теперь им стало спокойнее жить.
Коули попытался убрать завиток волос со лба, но прядь опять вернулась на свое место. Он сказал:
– Если вы по-прежнему настаиваете на своей версии, почему же молчите? Почему не сообщите это прессе? Вы могли бы получить за подобное сообщение кругленькую сумму.
Пурвину не понравилось предложение Коули.
– Если я начну болтать об этом, Фрэнк Нитти будет недоволен... Да и неважно сейчас, кто был этот бедный парень, убитый у «Байографа». Он мертв, и все. Я понимал, что так случится, мне хотелось предотвратить его гибель. Но не удалось. Повезло другим участникам драмы.
Встав, Пурвин принялся шагать по комнате, потом, держа руки в карманах, подошел к открытому окну и посмотрел на «Рукери».
– Не пойму вас. Геллер, вроде бы не глупый человек, но серьёзно верите в то, что мы убили похожего на Диллинджера человека! Какая ерунда!
Он повернулся и грустно посмотрел на меня.
– Кто это, как не Джон Диллинджер?!
– Вам так не хочется верить, что это мог быть другой, – ответил я, вовсе не собираясь его подкалывать.
Пурвин подошел ко мне, не вынимая рук из карманов. Он был похож на мальчика, изображавшего взрослого мужчину.
– Какого черта, что вы хотите этим сказать?
Я начал вредничать.
– Послушайте меня, малышка Мел, если я что-то и говорю, вам не следует меня просить, чтобы я повторял это четыре раза!
Его лицо стало обиженным и злым. Он послал меня к черту и быстро зашагал к двери.
– Мне нужно спешить теп поезд, и у меня нет времени выслушивать ваши глупости, – сказал он.
– Мелвин, я могу доказать, что это был не Диллинджер!
Он остановился.
– Я действительно могу это сделать, – продолжал я, – но если вы спешите на поезд...
Он вернулся к столу и сел рядом с Коули. Выражение их лиц было взволнованным.
– Я только что был в морге, как следует рассмотрел тело убитого и внимательно прочитал отчет о вскрытии.
Пурвин разозлился.
– Как вы смогли...
Я потер большой и средний пальцы в классическом жесте – деньги. Пурвин замолчал, а Коули заморгал и кивнул головой. Я продолжал:
– Человек, которого убили Заркович и О'Нейли, действительно был примерно того же роста и веса, что и Диллинджер. Хотя внешне он мало похож на Диллинджера, но шрамы за ушами говорят о пластической операции, и ею можно также объяснить черты внешнего несходства лица. Но что вы скажете о глазах?
– О глазах? – переспросил Пурвин.
– У трупа были карие глаза. Я сам это видел прошлой ночью. И то же самое указано в отчете – карие глаза.
– Ну и что? – спросил Коули.
– У Диллинджера были серые глаза.
Пурвин раздраженно заявил:
– Если у трупа были карие глаза, то у Диллинджера тоже должны были быть карие глаза, потому что этот труп и есть Диллинджер. Вы, Геллер, несете какую-то чушь. Мне действительно важно не опоздать на поезд.
Он снова встал.
– Если хотите, можете рассказать Коули о своих фантазиях, у меня же нет для этого ни времени, ни настроения.
– Сядьте, Мелвин, – попросил я, – вам следует услышать еще кое-что, иначе я найду для себя других слушателей.
Он сел.
– У убитого отсутствует родинка на переносице между глазами. Нет и нескольких шрамов от пуль. На губе отсутствует шрам.
– Пластическая хирургия, – подсказал Коули. Пурвин вызывающе продолжил:
– Мы точно знаем, что у Диллинджера недавно была пластическая операция. Сегодня днем наши арестовали двоих, знавших о пластических операциях, которые сделал Диллинджер, – его личного адвоката Луи Пикета и врача, который оперировал Диллинджера. Скоро мы арестуем и остальных.
Все это звучало в жанре пресс-релиза, и я сказал им об этом.
– Вы очень назойливый человек, – заметил Пурвин.
– Если у Диллинджера и была недавно операция, так неужели за это время шрамы успели полностью зажить? Его верхняя губа должна быть розового цвета. Но у убитого нормальные губы, поверьте мне.
Пурвин осуждающе покачал головой.
– Вам следует быть серьезнее. Геллер. Откуда вы берете свои «факты»? Из газетных статей? Откуда у вас столь подробные описания?
Достав из кармана сложенный лист бумаги, я развернул его и положил на стол.
– Отдел расследования преступлений, описание преступника номер двенадцать-семнадцать, – сказал я, показывая плакат о розыске Диллинджера, выпущенный ФБР. – Его дал мне мой друг капитан Джон Стеги.
Пурвин и Коули недоуменно уставились на плакат.
– Вы прекрасно знаете, что на этих плакатах описание преступника весьма точное и подробное. Обратите внимание: здесь написано, что цвет глаз – серый!
Коули, показав рукой на плакат, словно боясь прикоснуться к нему, спросил:
– Вы сравнивали с этим описанием то, что было в отчете о вскрытии?
– Да, любой репортер, если доберется до отчета, сделает то же, что и я, и вас тогда ожидают неприятные вопросы.
Пурвин смотрел на плакат широко раскрытыми глазами.
Он тоже не стал к нему прикасаться. Просто смотрел.
– Может вам и повезет, – сказал я. – Газетчиков, кажется, удовлетворил сокращенный вариант отчета, который Кернс зачитал после расследования. Я так думаю что, кроме меня, пока никому не пришло в голову просмотреть полный отчет.
Пурвин собирался что-то ответить, чтобы отвязаться от меня, но я ему не дал.
– Джентльмены, у вашего трупа есть кое-что, чего не было у Диллинджера – татуировка на правой руке, шрамы от пуль, но не в тех местах, что у Диллинджера. Далее, у убитого – черные волосы, а Диллинджер был шатен, тонкие изогнутые брови вместо прямых лохматых бровей. И зубы – разрушенный верхний правый резец у одного и неплохое состояние зубов у другого.
Пурвин снова покачал головой, но на этот раз медленно.
– Просто чепуха. Вы основываете свои выводы на результатах вскрытия, проведенного второпях... Вы сравниваете отчет с данными о преступнике, скрывавшемся от правосудия, собранными неизвестно где и кем на протяжении нескольких лет.
– Мел, большинство данных описания Диллинджера взято из данных ВМС, вы помните об этом? – осторожно сказал Коули.
– Правильно, и эти данные весьма точные, – ответил я.
Пурвин продолжал сопротивляться.
– Откуда вы все это знаете? Присутствовали при вскрытии?
– Нет, не присутствовал. Вы думаете, отчет о вскрытии писал пьяный врач. Но патологоанатом Кернс был трезв. Он вообще не берет ни капли в рот. Он великолепный специалист, и вскрытие было сделано тщательно. Он делал заключение по каждому серьезному убийству в Чикаго, начиная с трупа Бобби Френкса и до людей, погибших в день святого Валентина. Кроме того, ему помогал другой врач. И результаты обследования были записаны от начала до конца. Он работает весьма четко.
– Ерунда, – тихо сказал Пурвин.
– Я вам скажу еще одно. У мертвеца обнаружен порок сердца, а Диллинджер на свое сердце никогда не жаловался.
Коули выпрямился.
– Что?
– У убитого с детства был ревматический порок сердца. Интересно, как бы Диллинджера взяли во флот с таким больным сердцем? Как бы он смог играть в баскетбол? Я не говорю уже о тех физических нагрузках, которым он подвергался в последнее время.
Коули взял в руки плакат о розыске Диллинджера и принялся его рассматривать.
– Может, он знал о своем больном сердце, но никому не говорил об этом, – заметил он, – может, именно поэтому жил так бесшабашно?
– Нет, концы с концами не сходятся, – сказал я, – в морге лежит другой человек.
– Кто же? – потребовал ответа Пурвин. Я пожал плечами.
– Может, этого парня звали Джимми Лоуренс, он был одним из сутенеров Анны Сейдж из Восточного Чикаго или еще откуда-нибудь. Может, просто мелкая сошка, которому давно сделали операцию и до поры до времени скрывали с помощью друзей или тех, кого он считал друзьями. И вот, когда Фрэнку Нитти потребовалось подставить кого-то вместо Диллинджера, пришла очередь этого бедняги.
Пурвин поднялся и стал расхаживать, не вынимая рук из карманов. Он нервно поглядывал на часы и потом сказал:
– Нитти, Он вам мерещится под каждой кроватью. Я не могу себе представить, чтобы Нитти каким-то образом принимал в этом участие...
Я начал загибать пальцы, просчитывая:
– Анна Сейдж, связанная с гангстерами. Заркович давно был связан с Капоне и, вероятно, помог Диллинджеру сбежать из Краун-Пойнт. Даже кинотеатр «Байограф» связан с Нитти. Там уже много лет была его букмекерская контора. И, черт побери, еще Нитти связан с союзом по прокату фильмов. Где же еще удобнее подставить нам фальшивого Диллинджера?
– Почему вы сделали это, Геллер? Зачем вы пошли в морг? Почему вы начинаете заваривать эту кашу? – спросил Коули, у которого лицо стало пепельным и сразу ввалились глаза.
– Вы этого никогда не поймете. Это называется быть детективом.
Пурвин мрачно засмеялся.
– Как забавно.
Он посмотрел на «Рукери», а потом на часы. А Коули промолвил:
– У вас была уже эта версия, и вам нужно было только убедиться в своей правоте. Я пожал плечами.
– Наверное, так.
– Вы учились в колледже?
– Некоторое время.
– Занимались научной работой? Какого черта, что ему нужно?
– Немного.
Коули наклонился, сложив руки на груди, пытаясь выглядеть, как добрый и мудрый папочка.
– Вы не задумывались, что будет, если научный работник ищет заранее определенный ответ вместо того, чтобы просто получать объективные результаты?
– Вы считаете, что у меня сложилось навязчивое мнение, что парень не был Диллинджером? И я искал подтверждение этому?
Коули утвердительно кивнул.
– Черта с два. Мне бы очень хотелось, чтобы он оказался Диллинджером. Мне нечему радоваться. Я не чувствовал бы себя таким кретином. Это значило бы, что парочка продажных полицейских из Восточного Чикаго использовали меня, чтобы помочь поймать врага народа номер один за вознаграждение. Мне тоже было бы неприятно, но это лучше, чем подставить какого-то беднягу под пули, чтобы Джон Диллинджер мог пить текилу, трахаться с мексиканскими бабами, спокойно дожить до старости. Нет, у Диллинджера глаза – серые, а у мертвеца – карие. И так далее. Вам лучше признать это, парни.
Пурвин развернулся и направил на меня свой указательный палец, словно я был подозреваемый, которого он допрашивал. Он хотел, чтобы все выглядело очень драматично, но этого не получилось.
– Предположим, вы правы, и во всей той чуши, которую вы несете, есть доля правды. И что же нам теперь делать?
Я снова пожал плечами.
– Расскажите о совершенной ошибке. Хотя понимаю, вам будет неудобно, ведь заголовки одних газет провозглашают: «Диллинджер – мертв!», а других – «Пурвин – герой!». Все это не так просто. И жутко неудобно. Маленькая Богемия была весенним пикничком по сравнению с этим.
Пурвин задрал вверх подбородок и посмотрел на меня сверху вниз. Маленькие мужчины иногда делают так. Особенно, когда вы сидите, а они – стоят.
– Почему я стану это делать? Если убитого признали Диллинджером, зачем мне говорить противоположное? Отпечатки пальцев совпадают, и...
– Меня это и поразило, – заметил я, – но я также обратил внимание, что во время расследования отпечатки пальцев не рассматривались как свидетельство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52