И можете спать до полудня, но в час дня соберемся опять в этой комнате для последней прикидки. Потому что завтра вечером – премьера.
Все поднялись к выходу.
Наконец я получил возможность хорошенько разглядеть дружка Чока Флойда – Салливана. В свою очередь, он получил такую же возможность разглядеть меня.
Мы, конечно, узнали друг друга.
Это был тот коммивояжер, который назвал себя Джоном Говардом, когда месяц назад пришел в мой офис и нанял выследить его «жену» – Полли Гамильтон.
38
Это были самые долгие мгновения в моей жизни. Я стоял в комнате Карписа возле двери с сердцем, ушедшим в пятки, и смотрел на человека, который прекрасно знал, что я не Джимми Лоуренс.
Он медленно снял темные очки, и в его прищуренных глазах я видел свое имя «Геллер». Черт возьми, он был так же потрясен, как и я.
Мы стояли, глядя друг на друга, заслонив проход.
– Ну, шевелитесь, джентльмены, – обратился к нам Нельсон, – мы и так долго жарились в этом пекле. Проглотив комок в горле, я сказал:
– Конечно.
Мой бывший клиент кивнул, надел темные очки и двинулся к выходу, я последовал за ним в теплую прохладу летнего вечера. Когда я шел, моя рука невольно нащупала под пиджаком рукоятку пистолета.
Перед домиком Карписа толпились мужчины, некоторые опять закурили. Нельсон хлопнул Салливана по плечу, а Салливан напряженно взглянул на него из-под черных очков, но сохраняя спокойное выражение лица.
– Ты уверен, что мы никогда раньше вместе не работали? – спросил Нельсон.
Салливан вежливо улыбнулся и отрицательно покачал головой. На какое-то мгновение Нельсон смутился, потом продолжил:
– А мне ты показался знакомым. Хм... Чертовщина какая-то!
И он подошел к Чейзу, закурил.
Я улыбнулся Салливану.
Я понял, почему он не выдал меня. Понял, что он тоже многое пережил за эти долгие и мучительные несколько минут.
Он прикуривал сигарету, но я заметил, его рука немного дрожала.
Стоя рядом с ним, я дружелюбно положил свою руку ему на плечо и сказал тихо, чтобы меня мог услышать только он:
– Давай поговорим, Джонни. И Джон Диллинджер согласно кивнул, мы медленно стали удаляться от толпы мужчин.
– Я удивился, встретив тебя здесь, Джон, – сказал я ему.
– Давай без имен, Геллер, некоторые имеют длинные уши.
– Но, надеюсь, никто из нас не имеет длинный язык, верно? Мы не должны позволить уничтожить себя, верно?
Мы остановились перед центральным строением, где сидели на скамейке и потягивали колу Карпис и Долорес. Я опустил никель в ящик со льдом, открыл крышку и вытащил оттуда бутылочку. Диллинджер наблюдал за мной сквозь темные стекла своих очков. Он курил и выглядел вроде бы расслабленным, но я не мог не почувствовать его нервозность.
Обойдя домик, мы нашли дерево, под которым и остановились. Вокруг ни души. Стояла ясная лунная ночь, мы хорошо могли видеть друг друга.
Диллинджеру, наверное, все это не нравилось. А мне хотелось извлечь из сложившейся ситуации какую-нибудь выгоду для себя, тем более чувствовал – я одержал верх.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Джон, сняв темные очки и сунув их в карман рубашки. Оружия при нем не было.
Я сделал глоток колы.
– Давай начнем с тебя, – предложил я. – Кто-нибудь знает, что ты здесь? Я имею в виду, кто-нибудь знает, кто ты на самом деле?
Он выпустил струю дыма.
– Только Флойд.
– А Карпис?
Диллинджер отрицательно покачал головой.
– Это ты тот «тихий» партнер, о котором говорил Карпис? – спросил я.
Он утвердительно кивнул.
– Карпис занимался планированием всей операции?..
– Это так, – сказал он, – но Карпис думает, что я просто один из друзей Флойда, тот парень из Оклахомы, которого разыскивают за убийство и который сделал пластическую операцию.
– Это недалеко от истины.
Он издал короткий, горький смешок:
– Как бы то ни было, я никогда не работал с Карписом. Мы встречались несколько раз, и то мимолетно.
– Но Нельсон и остальные – это совсем иное дело.
Он сделал еще несколько затяжек, струя дыма образовала в воздухе нечто, похожее на вопросительный знак.
– Да, они могут узнать мой голос или глаза. Пластическая операция не меняет человека на все сто процентов, как думают некоторые.
– Твоя, похоже, сделана неплохо, – сказал я. Он тяжело вздохнул.
– Это стоило мне кучи денег. И операций было несколько, причем не на Западе. Меня не кромсали на куски, как Док Моран.
– Он мертв, ты знаешь.
– Это ожидает многих здесь. На этот раз я засмеялся горько:
– Угрожаешь мне, Джон, или считаешь, что сообщение о твоей смерти сильно преувеличено?
Он усмехнулся:
– А что ты думаешь?
– Думаю, что ты, будучи официально признанным мертвым, избавился от многих неприятностей. Тебя нет, Джон. Поэтому смог вернуться в игру так быстро. А вообще, что помогло тебе это сделать?
Его ухмылка стала противной:
– Угадай.
– Думаю, здесь только одно объяснение – деньги. Смерть – бесплатная штука, но только в одном случае, если ты и в самом деле мертв, верно? Возьми Пикета, ему дается все недешево. Он рискует лишиться права заниматься адвокатской практикой в конце концов.
Снова смешок.
– Да, его каждодневный риск обходится недешево.
– Или Заркович и О'Нейли.
– Тоже недешево.
– Или Анна Сейдж.
– Или Анна Сейдж, – согласился он.
До нас доносились из туристского лагеря приглушенные звуки народной музыки. Это Мамочка, наконец, нашла нужную ей радиостанцию.
– А Полли Гамильтон знает?
– Что я жив? Нет. Ты входишь в группу избранных, Геллер.
– Никаких имен, мы же договорились! Это объясняет, почему ты лично пришел в мой офис, чтобы задействовать меня. Я-то думал, что ты всего лишь жулик, которого нанял Пикет. А ты все проделал сам, чтобы круг был очерчен четко и прочно. Секрет такого рода нелегко сохранить. Чем меньше заговорщиков, тем лучше. Диллинджер ничего не ответил. Я допил колу и забросил бутылку в кусты.
– Да, это должно было тебе дорого стоить, по-настоящему дорого – иначе ты бы не рисковал своим новым лицом, открыто здесь появляясь, не говоря уж об участии в бредовом похищении Гувера! Господи! Ты действительно веришь, что правительство заплатит выкуп?
– Верю, – ответил он раздраженно. – Думаю, заплатит и даже не сообщит публике о том.
– Ты полагаешь, что они заткнут рот прессе, пока не получат Гувера обратно? – спросил я.
– И после тоже. С этим маленьким жирным мерзавцем они связывают свой успех, престиж и отклики прессы.
– Должен расстроить тебя – здесь ты «мертв», и эти уроды, которых ты надул и использовал, попробуют тебя использовать, чтобы самим выглядеть героями.
– Джи-мены, – сказал Диллинджер насмешливо, – намерены поубивать нас всех, ты знаешь. Вот почему я пошел по своему собственному пути, на собственных условиях. Федералы – тупицы, уроды, дураки, не на их стороне деньги и время. Всей этой проклятой игре конец. Даже такая глупая башка, как Нельсон, способен понять это...
Из домиков доносился мужской смех, все последовали совету Карписа весело провести время, как следует отдохнуть и развлечься.
Я не унимался.
– Ладно, Флойд сказал почти то же самое, что и ты сегодня днем. Он сказал, что это лишь дело времени.
– Да, это верно, разработанная операция – рисковое дело, но она может дать каждому из нас шанс выйти из этой преступной жизни.
– Да, и ты получишь двойную долю.
Он кивнул, улыбнувшись в усы, я смог наконец увидеть знаменитую кривую диллинджеровскую улыбку «широкого парня», пробившуюся сквозь непроницаемое новое лицо.
– Свыше сотни тысяч. Это позволит мне купить ферму.
– А если эта работа провалится?
Он протянул руку к моей груди, и в этом его жесте было угрозы больше, чем в надоевшем размахивании перед моим носом автоматом Нельсона.
– Почему? – спросил он. – Ты собираешься обрушить пули на нас. Геллер? Ты тайный агент?
– Без имен, помнишь? – сказал я, немного испугавшись. – Я здесь не для того, чтобы подставить кого-нибудь под пули.
– А почему ты здесь? И почему, черт побери, называешь себя Джимми Лоуренсом? Услышав, как часто это имя используют, я призадумался. Оно достаточно распространенное, но...
– Нитти дал мне его в пользование. Я помогаю вам в действительности. Он рассчитал, что неплохо иметь кого-нибудь с именем Джимми Лоуренс после случившегося в «Байографе».
– Нитти умница, слишком большая умница. И в один прекрасный день он умрет от своего же ума.
– Он играет людьми, словно картами в колоде, скажу я тебе. Что же касается меня, то я здесь с миссией милосердия и с полного одобрения Нитти.
– Я хочу, чтоб ты убедил меня в этом. Мне пришлось рассказать ему с подробностями, почему я нахожусь здесь, что мне нужно вернуть девушку Кэнди Уолкера Лулу ее страдающему папочке-фермеру.
Похоже, он проглотил это, сам будучи сыном фермера, но сказал:
– Я могу проверить это, позвонив по телефону.
– Знаю, что можешь. Но неужели ты действительно хочешь, чтобы Нитти узнал о твоем появлении здесь? Вряд ли он получит большое удовольствие от операции, которую вы планируете на завтра, ты же понимаешь.
Диллинджер достал новую сигарету, прикурил ее, в оранжевом облачке пламени выражение его лица чуть смягчилось.
– Он не узнает, что я вовлечен в это дело, пока ты сам не скажешь ему.
– А почему я должен ему говорить об этом?
Он не ответил, помолчал, потом задумчиво произнес:
– Я предполагаю, тебе захочется забрать девчонку и удрать. Просто плюхнуться в один из этих автомобилей, спасти прекрасную девицу и не принимать участия в завтрашнем деле.
Мой ответ на прямо поставленный вопрос должен был все решить: это я мог видеть по его напряженному лицу, слышать в его голосе.
Но я должен был сказать то, что он хотел услышать.
Итак, я сказал:
– Нет, черт возьми. Я участвую.
Он изучающе смотрел на меня:
– Ты участвуешь?
– Да, черт побери. Двадцать пять тысяч стоят того, чтобы я участвовал.
– Я вижу, ты смелый парень, Геллер, честно расстался с полицией. Почему же ты пожелал принять участие в похищении?
Я изобразил самую широкую ухмылку:
– Гувер для меня никто. Федералы не дали мне ничего, кроме беды, когда вы инсценировали тот спектакль у «Байографа». Моя цель – выставить их дураками и схватить побольше монет...
Он изучающе смотрел на меня.
– Понимаешь, приятель, мне очень пригодились бы двадцать пять тысяч. В прошлом месяце у меня было два с половиной клиента, и один из них – ты.
Он затянулся сигаретой.
Я продолжал:
– Пойми, я вхожу в дело не для убийства, хочу, чтобы ты дал слово, что Гувер не будет убит. Даже если они не заполучат деньги.
Помолчав, Диллинджер сказал:
– Даю тебе слово.
И протянул свою руку. Я пожал ее.
– Черт, – сказал я, – все, что я должен, так это запереться на несколько недель с очаровательными женщинами. Мне доводилось выполнять работу и похуже.
Диллинджер искренне рассмеялся.
– Да, бывают способы зашибить двадцать пять тысяч и похуже. А когда все это завершится, ты, наверное, захватишь какую-нибудь юбку и испаришься?
– Именно так, – ответил я.
– Но Геллер, если ты меня обманываешь и все это набрехал, – ты будешь мертв. Уяснил?
– Понял.
Он бросил сигарету в траву, и мы пошли обратно, обходя туристские домики.
Пока мы шли, я не удержался и сказал:
– А ты актер, Диллинджер. Тогда, в моем офисе, по-настоящему сумел включить меня в действие.
Он улыбнулся.
– У меня всегда была склонность к обману.
– У меня тоже, Джон.
39
Мы снова собрались, как и накануне вечером, в той же накуренной комнате, только теперь днем, и солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески.
Они не исключали возможность того, что феды пометят банкноты. Такое произошло при захвате Бремера, и деньги оказались такими «горячими», что ни один скупщик краденого сначала не желал и дотрагиваться до них. С большим трудом впоследствии их удалось продать всего за десять процентов номинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Все поднялись к выходу.
Наконец я получил возможность хорошенько разглядеть дружка Чока Флойда – Салливана. В свою очередь, он получил такую же возможность разглядеть меня.
Мы, конечно, узнали друг друга.
Это был тот коммивояжер, который назвал себя Джоном Говардом, когда месяц назад пришел в мой офис и нанял выследить его «жену» – Полли Гамильтон.
38
Это были самые долгие мгновения в моей жизни. Я стоял в комнате Карписа возле двери с сердцем, ушедшим в пятки, и смотрел на человека, который прекрасно знал, что я не Джимми Лоуренс.
Он медленно снял темные очки, и в его прищуренных глазах я видел свое имя «Геллер». Черт возьми, он был так же потрясен, как и я.
Мы стояли, глядя друг на друга, заслонив проход.
– Ну, шевелитесь, джентльмены, – обратился к нам Нельсон, – мы и так долго жарились в этом пекле. Проглотив комок в горле, я сказал:
– Конечно.
Мой бывший клиент кивнул, надел темные очки и двинулся к выходу, я последовал за ним в теплую прохладу летнего вечера. Когда я шел, моя рука невольно нащупала под пиджаком рукоятку пистолета.
Перед домиком Карписа толпились мужчины, некоторые опять закурили. Нельсон хлопнул Салливана по плечу, а Салливан напряженно взглянул на него из-под черных очков, но сохраняя спокойное выражение лица.
– Ты уверен, что мы никогда раньше вместе не работали? – спросил Нельсон.
Салливан вежливо улыбнулся и отрицательно покачал головой. На какое-то мгновение Нельсон смутился, потом продолжил:
– А мне ты показался знакомым. Хм... Чертовщина какая-то!
И он подошел к Чейзу, закурил.
Я улыбнулся Салливану.
Я понял, почему он не выдал меня. Понял, что он тоже многое пережил за эти долгие и мучительные несколько минут.
Он прикуривал сигарету, но я заметил, его рука немного дрожала.
Стоя рядом с ним, я дружелюбно положил свою руку ему на плечо и сказал тихо, чтобы меня мог услышать только он:
– Давай поговорим, Джонни. И Джон Диллинджер согласно кивнул, мы медленно стали удаляться от толпы мужчин.
– Я удивился, встретив тебя здесь, Джон, – сказал я ему.
– Давай без имен, Геллер, некоторые имеют длинные уши.
– Но, надеюсь, никто из нас не имеет длинный язык, верно? Мы не должны позволить уничтожить себя, верно?
Мы остановились перед центральным строением, где сидели на скамейке и потягивали колу Карпис и Долорес. Я опустил никель в ящик со льдом, открыл крышку и вытащил оттуда бутылочку. Диллинджер наблюдал за мной сквозь темные стекла своих очков. Он курил и выглядел вроде бы расслабленным, но я не мог не почувствовать его нервозность.
Обойдя домик, мы нашли дерево, под которым и остановились. Вокруг ни души. Стояла ясная лунная ночь, мы хорошо могли видеть друг друга.
Диллинджеру, наверное, все это не нравилось. А мне хотелось извлечь из сложившейся ситуации какую-нибудь выгоду для себя, тем более чувствовал – я одержал верх.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Джон, сняв темные очки и сунув их в карман рубашки. Оружия при нем не было.
Я сделал глоток колы.
– Давай начнем с тебя, – предложил я. – Кто-нибудь знает, что ты здесь? Я имею в виду, кто-нибудь знает, кто ты на самом деле?
Он выпустил струю дыма.
– Только Флойд.
– А Карпис?
Диллинджер отрицательно покачал головой.
– Это ты тот «тихий» партнер, о котором говорил Карпис? – спросил я.
Он утвердительно кивнул.
– Карпис занимался планированием всей операции?..
– Это так, – сказал он, – но Карпис думает, что я просто один из друзей Флойда, тот парень из Оклахомы, которого разыскивают за убийство и который сделал пластическую операцию.
– Это недалеко от истины.
Он издал короткий, горький смешок:
– Как бы то ни было, я никогда не работал с Карписом. Мы встречались несколько раз, и то мимолетно.
– Но Нельсон и остальные – это совсем иное дело.
Он сделал еще несколько затяжек, струя дыма образовала в воздухе нечто, похожее на вопросительный знак.
– Да, они могут узнать мой голос или глаза. Пластическая операция не меняет человека на все сто процентов, как думают некоторые.
– Твоя, похоже, сделана неплохо, – сказал я. Он тяжело вздохнул.
– Это стоило мне кучи денег. И операций было несколько, причем не на Западе. Меня не кромсали на куски, как Док Моран.
– Он мертв, ты знаешь.
– Это ожидает многих здесь. На этот раз я засмеялся горько:
– Угрожаешь мне, Джон, или считаешь, что сообщение о твоей смерти сильно преувеличено?
Он усмехнулся:
– А что ты думаешь?
– Думаю, что ты, будучи официально признанным мертвым, избавился от многих неприятностей. Тебя нет, Джон. Поэтому смог вернуться в игру так быстро. А вообще, что помогло тебе это сделать?
Его ухмылка стала противной:
– Угадай.
– Думаю, здесь только одно объяснение – деньги. Смерть – бесплатная штука, но только в одном случае, если ты и в самом деле мертв, верно? Возьми Пикета, ему дается все недешево. Он рискует лишиться права заниматься адвокатской практикой в конце концов.
Снова смешок.
– Да, его каждодневный риск обходится недешево.
– Или Заркович и О'Нейли.
– Тоже недешево.
– Или Анна Сейдж.
– Или Анна Сейдж, – согласился он.
До нас доносились из туристского лагеря приглушенные звуки народной музыки. Это Мамочка, наконец, нашла нужную ей радиостанцию.
– А Полли Гамильтон знает?
– Что я жив? Нет. Ты входишь в группу избранных, Геллер.
– Никаких имен, мы же договорились! Это объясняет, почему ты лично пришел в мой офис, чтобы задействовать меня. Я-то думал, что ты всего лишь жулик, которого нанял Пикет. А ты все проделал сам, чтобы круг был очерчен четко и прочно. Секрет такого рода нелегко сохранить. Чем меньше заговорщиков, тем лучше. Диллинджер ничего не ответил. Я допил колу и забросил бутылку в кусты.
– Да, это должно было тебе дорого стоить, по-настоящему дорого – иначе ты бы не рисковал своим новым лицом, открыто здесь появляясь, не говоря уж об участии в бредовом похищении Гувера! Господи! Ты действительно веришь, что правительство заплатит выкуп?
– Верю, – ответил он раздраженно. – Думаю, заплатит и даже не сообщит публике о том.
– Ты полагаешь, что они заткнут рот прессе, пока не получат Гувера обратно? – спросил я.
– И после тоже. С этим маленьким жирным мерзавцем они связывают свой успех, престиж и отклики прессы.
– Должен расстроить тебя – здесь ты «мертв», и эти уроды, которых ты надул и использовал, попробуют тебя использовать, чтобы самим выглядеть героями.
– Джи-мены, – сказал Диллинджер насмешливо, – намерены поубивать нас всех, ты знаешь. Вот почему я пошел по своему собственному пути, на собственных условиях. Федералы – тупицы, уроды, дураки, не на их стороне деньги и время. Всей этой проклятой игре конец. Даже такая глупая башка, как Нельсон, способен понять это...
Из домиков доносился мужской смех, все последовали совету Карписа весело провести время, как следует отдохнуть и развлечься.
Я не унимался.
– Ладно, Флойд сказал почти то же самое, что и ты сегодня днем. Он сказал, что это лишь дело времени.
– Да, это верно, разработанная операция – рисковое дело, но она может дать каждому из нас шанс выйти из этой преступной жизни.
– Да, и ты получишь двойную долю.
Он кивнул, улыбнувшись в усы, я смог наконец увидеть знаменитую кривую диллинджеровскую улыбку «широкого парня», пробившуюся сквозь непроницаемое новое лицо.
– Свыше сотни тысяч. Это позволит мне купить ферму.
– А если эта работа провалится?
Он протянул руку к моей груди, и в этом его жесте было угрозы больше, чем в надоевшем размахивании перед моим носом автоматом Нельсона.
– Почему? – спросил он. – Ты собираешься обрушить пули на нас. Геллер? Ты тайный агент?
– Без имен, помнишь? – сказал я, немного испугавшись. – Я здесь не для того, чтобы подставить кого-нибудь под пули.
– А почему ты здесь? И почему, черт побери, называешь себя Джимми Лоуренсом? Услышав, как часто это имя используют, я призадумался. Оно достаточно распространенное, но...
– Нитти дал мне его в пользование. Я помогаю вам в действительности. Он рассчитал, что неплохо иметь кого-нибудь с именем Джимми Лоуренс после случившегося в «Байографе».
– Нитти умница, слишком большая умница. И в один прекрасный день он умрет от своего же ума.
– Он играет людьми, словно картами в колоде, скажу я тебе. Что же касается меня, то я здесь с миссией милосердия и с полного одобрения Нитти.
– Я хочу, чтоб ты убедил меня в этом. Мне пришлось рассказать ему с подробностями, почему я нахожусь здесь, что мне нужно вернуть девушку Кэнди Уолкера Лулу ее страдающему папочке-фермеру.
Похоже, он проглотил это, сам будучи сыном фермера, но сказал:
– Я могу проверить это, позвонив по телефону.
– Знаю, что можешь. Но неужели ты действительно хочешь, чтобы Нитти узнал о твоем появлении здесь? Вряд ли он получит большое удовольствие от операции, которую вы планируете на завтра, ты же понимаешь.
Диллинджер достал новую сигарету, прикурил ее, в оранжевом облачке пламени выражение его лица чуть смягчилось.
– Он не узнает, что я вовлечен в это дело, пока ты сам не скажешь ему.
– А почему я должен ему говорить об этом?
Он не ответил, помолчал, потом задумчиво произнес:
– Я предполагаю, тебе захочется забрать девчонку и удрать. Просто плюхнуться в один из этих автомобилей, спасти прекрасную девицу и не принимать участия в завтрашнем деле.
Мой ответ на прямо поставленный вопрос должен был все решить: это я мог видеть по его напряженному лицу, слышать в его голосе.
Но я должен был сказать то, что он хотел услышать.
Итак, я сказал:
– Нет, черт возьми. Я участвую.
Он изучающе смотрел на меня:
– Ты участвуешь?
– Да, черт побери. Двадцать пять тысяч стоят того, чтобы я участвовал.
– Я вижу, ты смелый парень, Геллер, честно расстался с полицией. Почему же ты пожелал принять участие в похищении?
Я изобразил самую широкую ухмылку:
– Гувер для меня никто. Федералы не дали мне ничего, кроме беды, когда вы инсценировали тот спектакль у «Байографа». Моя цель – выставить их дураками и схватить побольше монет...
Он изучающе смотрел на меня.
– Понимаешь, приятель, мне очень пригодились бы двадцать пять тысяч. В прошлом месяце у меня было два с половиной клиента, и один из них – ты.
Он затянулся сигаретой.
Я продолжал:
– Пойми, я вхожу в дело не для убийства, хочу, чтобы ты дал слово, что Гувер не будет убит. Даже если они не заполучат деньги.
Помолчав, Диллинджер сказал:
– Даю тебе слово.
И протянул свою руку. Я пожал ее.
– Черт, – сказал я, – все, что я должен, так это запереться на несколько недель с очаровательными женщинами. Мне доводилось выполнять работу и похуже.
Диллинджер искренне рассмеялся.
– Да, бывают способы зашибить двадцать пять тысяч и похуже. А когда все это завершится, ты, наверное, захватишь какую-нибудь юбку и испаришься?
– Именно так, – ответил я.
– Но Геллер, если ты меня обманываешь и все это набрехал, – ты будешь мертв. Уяснил?
– Понял.
Он бросил сигарету в траву, и мы пошли обратно, обходя туристские домики.
Пока мы шли, я не удержался и сказал:
– А ты актер, Диллинджер. Тогда, в моем офисе, по-настоящему сумел включить меня в действие.
Он улыбнулся.
– У меня всегда была склонность к обману.
– У меня тоже, Джон.
39
Мы снова собрались, как и накануне вечером, в той же накуренной комнате, только теперь днем, и солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески.
Они не исключали возможность того, что феды пометят банкноты. Такое произошло при захвате Бремера, и деньги оказались такими «горячими», что ни один скупщик краденого сначала не желал и дотрагиваться до них. С большим трудом впоследствии их удалось продать всего за десять процентов номинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52