— Какие еще аспекты? Я хочу ее скальпа. Я хочу поднять такую бурю, что газете придется отправить Энн Хитс обратно в Вашингтон.
— Прежде всего, — сказал Том, — вот вам прямой вопрос. Являетесь ли вы теперь или были ли вы когда-нибудь гомосексуалистом?
Уилл глубоко вздохнул.
— Я не обязан отвечать на такой вопрос ни вам, ни кому-либо. Том тоже сделал паузу.
— Не обязаны, да, но тем не менее, я хотел бы прямого ответа.
— Ол-райт, я не являюсь и никогда не был гомосексуалом. Достаточно этого для вас?
— Было бы достаточно десять секунд назад, — сказал Том.
— Что это значит, Том? — спросил Уилл, начиная сердиться.
— Достойный ответ на такой вопрос или на любой вроде него заключается в быстром и безусловном НЕТ! — Он опять помолчал. — А вы колебались.
— Это из вопросов, которые не заслуживают ответа, Том. Но вы руководите моей кампанией, и имеете право знать все. Я никогда больше не буду отвечать на такие вопросы — ни вам, ни представителям печати, ни кому-либо другому. Ясно это?
— Ол-райт, Уилл. Я верю вам; хочу, чтобы вы знали это. Вы, конечно, правы. Это не цивилизованный вопрос, но добиваться места в сенате — тоже не всегда цивилизованное дело... Заметьте, она ведь не назвала вас педиком, — сказал Том, уже подразнивая. — Она оставила возможность другой альтернативы; мол, он, может быть, импотент. При таком обороте мы не получим голосов даже гомосексуалов.
Уилл разразился смехом.
— Ол-райт, предоставьте мне устроить дело, — сказал Том. — Я попрошу завтра утром о встрече с издателем газеты, вполне доверительной встрече, и чтобы он одернул редакторшу своего воскресного, журнала. Сомневаюсь, что он прочитал статью. Думаю, она ему не понравится.
— А не следует ли опубликовать какое-то заявление? — спросил Уилл.
— Это крайнее средство, — ответил Том. — И последствия, как говорится, непредсказуемы. Взрыв гарантирован, а что дальше? Я просчитаю все варианты, а пока — не возражаете, если я скажу всем, кого это интересует, что вы не гомосексуал, ну как?
— Чувствуйте себя свободным.
— Послушайте, как я понял, у вас нет подружки, которая могла бы попозировать с вами во время кампании и подержать вашу руку при публичных выступлениях?
— Нет.
— А у меня есть подружка, которая могла бы этим заняться. Она вам понравится.
— Том, замолчите.
— Ол-райт. Неудачная идея. Отложите-ка к черту журнал и почитайте что-либо еще. Мы поговорим завтра.
Уилл не мог успокоиться. Вот ведьма; она предлагала себя ему, как на тарелочке. Но ведь Том, войдя в этот самый момент, не дал ему и ответить Энн Хикс, как требовалось.
Уилл вымыл посуду, собрался выйти из дома — и снова звонок. — Уилл Ли?
— У телефона.
— Говорит Билл Мот из «Ассошиэйтед пресс». Полагаю, вы слышали о Джеке, Бахенане; я хотел бы, чтобы вы прокомментировали это.
— Конечно, я знаю об этом, — сказал Уилл, несколько встревожившись. — Я и нашел его, кстати. Посмотрите сообщения собственного агентства.
— Я полагаю, вы еще не слышали другого, — сказал Мот. — В утреннем выпуске «Вашингтон таймс» помещена заметка о том, что Джек Бахенан был арестован в 1982 году в вашингтонском клубе гомосексуалов за то, что делал определенные предложения, заместителю полицейского. Можете прокомментировать?
— Я в это не верю! — рыкнул Уилл.
— Газета опубликовала копию доклада об аресте с приложенной фотографией. А Джек Бахенан проходил проверку по безопасности?
— Конечно, — медленно произнес Уилл. — Все старшие сотрудники аппарата проходят ее, поскольку сенатор Карр председатель Комитета по разведке.
— Можете ли объяснить, почему это не выяснилось при расследовании его прошлого ФБР и проверке его благонадежности?
— Нет, не могу. Как я сказал, это для меня ново, и я уверен, что ни сенатор Карр, ни кто-либо другой в офисе не знали об этом.
— Что ж, думаю, что ФБР опростоволосилось.
— Но я не могу поверить, — сказал Уилл. — Чем закончилось то дело? Говорится об этом в заметке?
— Он признал себя виновным, и, учитывая, что замечен впервые, осужден на тридцать дней ареста, притом приговор был отложен. Думаю, хорошо еще, что его не застрелил кто-нибудь прямо в зале суда.
— И все же никак не могу поверить, — сказал Уилл.
— Мистер Ли, не замечали ли вы признаков того, что Джек Бахенан мог быть гомосексуалистом?
— Совершенно никаких. К счастью, он был... он был женат и имел двух детей.
— Не думаете ли вы, что его склонность к гомосексуализму могла быть причиной домашних затруднений, о которых он вам говорил, когда появился у вас в ту самую ночь?
— Понятия не имею, — сказал Уилл. — Он ни разу не говорил мне о своих семейных проблемах. До той самой ночи я был уверен, что брак их — счастливый. Ну, а теперь извините, я уже почти вышел из дома.
Он положил трубку, но телефон немедленно встрепенулся новым звонком.
— Это Том. Плохие новости.
— Я слышал. Мне только что звонили из АП.
— И что же вы сказали?
Уилл передал свой разговор с репортером телеграфного агентства.
— Надеюсь, он почувствовал ваше удивление.
— Думаю, да. Я действительно был изумлен.
— Китти Конрой знала об этом, — сказал Том.
— Что такое?
— Постойте, не обвиняйте Китти. Джек сообщил ей об этом, когда был арестован, но взял с нее клятву держать все в секрете. Она сдержала обещание.
— Боже, что за день!
— Уилл?
— Да?
— Пришло мое время стать опять нецивилизованным: почему вас многие годы не видели с женщиной?
Уилл хотел уклониться от ответа, но не смог.
— Потому что, — сказал он, — все это время у меня была женщина, с которой мы не появлялись на публике.
— О, дерьмо, — сказал Том. — Замужняя женщина! Конечно, это лучше, чем совсем никакой. Насколько же крупный подымется шум, если выплывет ее имя?
— Ее имя не выплывет.
— Но послушайте же, Уилл, в таком случае вы оказываетесь в серьезной беде.
— И она не замужем. Просто... по причинам, которые я не могу назвать, мы не могли... не могли допустить, чтобы наши имена связывали.
— Почему так?
— Как я сказал, не могу вдаваться в это. Том Блэк сдержал свое раздражение.
— Ол-райт. Не приедете ли сегодня в Атланту? Нам нужно договориться, как действовать дальше.
— Да. После ленча я выеду.
— Значит, встретимся в штаб-квартире. Какой-то момент Уилл был в ступоре, затем сделал то, что все равно пришлось бы сделать рано или поздно: раскрыл телефонную книгу и разыскал домашний номер Джека Бахенана. Трубку там взяла Милли.
— Милли. Говорит Уилл. Мне только что звонили из АП относительно заметки.
— Вы негодяй, — сказала она.
— Не знаю, что я такое сделал, чтобы заслужить это, — сказал Уилл. — Я не знал об аресте Джека. У меня не было ни малейшего представления, что он... что у него есть какие-то проблемы.
— Что ж, а я знала, и не понимаю, как вы могли ничего не знать, — с горячностью проговорила Милли.
— Он никогда не проявлял себя в этом смысле, — сказал Уилл. — Как же, вы думаете, я мог узнать об этом?
— Послушайте, Уилл, вы хотите быть избранным, но не стоит взваливать это на меня. Я-то знаю слишком многое.
— Милли, о чем, Бога ради, вы говорите? Не можете же вы думать, что Джек и я были... вовлечены в какую-то тайную жизнь?
— Это я-то не могу?
Уилл лишился речи.
— Не беспокойтесь, я ничего не скажу представителям печати, — сказала она.
— А что говорить? Что можно сказать? Это все полнейшая чепуха, вы-то знаете лучше всех.
— Такого не знаю, — сказала Милли. — Я знаю то, что Джек рассказал мне вскоре после нашей свадьбы.
— Что он вам рассказал?
— Что он влюбился в вас. — Милли повесила трубку.
— Что? — крикнул он, но услышал гудки.
Глава 11
Мики Кин, поработав отмычкой, без особенного труда отпер заднюю дверь магазина, оставил ее приоткрытой и пошел, светя фонариком, внутрь. На доске информации был список клиентов, пользующихся почтовыми ящиками. Мики снял на ксероксе копии всех четырех листков и вернул их на место, восстановив все, как было. Затем тщательно обыскал кабинет хозяина — письменный стол и шкаф для бумаг. Нигде там не оказалось того, что его интересовало — письменных заявлений и адресов клиентов почтовой службы.
Едва он вошел снова в комнату для печатания, его ослепил пучок света.
— Замереть! Полиция!
Мики вскинул руки.
— О'кей, все в порядке. Я на работе!
— Заткни рот, стань к стенке! — Голос был очень молод. — Посвети-ка на него как следует, Боб.
— Он что-то нес, — произнес другой голос. — Захватили одного, Хэл.
— Да, да, — сказал Мики, не двигаясь. — Проверьте бумажник в левом кармане куртки.
Чья-то рука вынула бумажник.
— Боже, он из полиции Атланты, — сказал молодой.
— Бога ради, не стреляйте в меня, хорошо? — сказал Мики, отпрянул от стены и развернулся. — Сработала охранная сигнализация, что ли?
— Верно, — сказал молодой полицейский в форме. Старший справился, вглядываясь в удостоверение.
— Итак, что вы здесь делали, Мики Кин?
— Некоторое время назад был убит полицейский. Здесь, в Мериуезерском округе, в доме с миной-ловушкой. Вспомнили?
— Слышал об этом, — сказал старший, Боб.
— Что ж, я его партнер.
— Ну и что?
— А вот что. Веду расследование. Преступник имел здесь свой почтовый ящик.
Вмешался Хэл, молодой полисмен.
— Меня не заботит ваше расследование. Вы вламываетесь в магазин, взятый нами под охрану. То, что вы из полиции, лишь усугубляет дело. Вы арестованы. Вы имеете право молчать...
— Боже мой, дружище, — сказал Мики. — Не арестуете же вы своего коллегу... Давно ли вы служите?
— Какое это имеет значение? — сказал Хэл, краснея.
Тогда заговорил Боб.
— Послушай, Хэл, — заговорил Боб. — Не горячись ты. Сперва разберемся. В конце концов, этот парень коп.
— Дерьмо, — сказал Хэл. — Он не там, где должен быть, и только это меня касается. Если мы его отпустим, станем соучастниками преступления, верно?
Ситуация выходила из-под контроля. Кип обратился к старшему копу:
— Послушай, Боб, вы-то, я думаю, знаете, что полицейские друг друга не арестовывают. Объясните этому малышу...
Зря он назвал Хэла малышом. Не следовало бы. Тот взбеленился.
— Все, стань лицом к стенке, — сказал он. Надев наручники на запястья Кина, торжественно объявил: — Вы имеете право сохранять молчание; имеете право...
— Прекращай глупить, малыш, — сказал Кин. — Эту-то песню я знаю.
* * *
Кин смущенно стоял перед своим капитаном.
— Сожалею, что не смог высвободить вас раньше, — сказал капитан. — Коп был по-своему прав. И он упирался до последнего, поняли?
— Спасибо, капитан, — сказал Кин. — Мне даже нравится время от времени провести ночь в камере.
— Вы не на месте, Кип, знаете ли вы это? — сумрачно глядя, сказал капитан. — Какого черта вы занялись отсебятиной. Есть специальный взвод, расследующий убийства, расследуем и это дело.
— Что ж, пока еще вы не продвинулись, — бросил Кин. — Я же просил поручить это мне.
— Неужели до вас не доходит, Кин? С вами здесь кончено.
Кин вздрогнул.
— Покончено? Хотите сказать, что меня выбрасывают на улицу?
— Кин, вы давно уже здесь не к месту. Во-первых, вы выпивали...
— Капитан, в этом я грешен меньше, чем девяносто процентов наших ребят.
— У вас неплохо получалось с Чаком, он держал вас в строгости. Но вот теперь... вас как дьявол водит.
— Что ж, рекомендуете мне добровольно выйти в отставку? А я-то думал, что в управлении заботятся о сотрудниках.
— Заботимся, Кин, заботимся. Но в сущности вы совершаете уголовное преступление. Ист-Пойнт не хочет церемониться. Или, по крайней мере, не желает церемониться этот самый коп, и что остается мне делать? Через несколько недель вас будут судить и осудят. Вас ждет, конечно, отсроченный приговор, но вы получите судимость, и это автоматически лишит вас права служить в полиции. Вас и слушать никто не будет.
Кин не мог найти слов.
— Послушайте, Мики, у вас один выход. Подать в отставку и спокойно уйти из полиции. Командир этого малыша сказал мне, что ни на чем не будет настаивать, если вы просто заберете документы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49