Ладно, хватит с меня. Я протянул руку и засунул ее в щель под крышкой…
И попал в кучу извивающихся спагетти.
Я отдернул руку, и этого было достаточно, чтобы поднос шлепнулся на землю, а крышка с громким лязгом упала рядом. Под ней оказался комок маленьких темных змеек, каждая не толще монетки в пятьдесят центов, их длины варьировались от пятнадцати до тридцати сантиметров. Они выскользнули за пределы своей серебряной темницы и быстро расползлись по залу во всех направлениях, из-за чего раздался хор криков и визгов. Официант одарил меня недобрым взглядом.
– Зачем вы это сделали, сэр? Теперь все будут неистово пожирать это угощение.
Ну да. И если несколько присутствующих динозавров вели себя также, как я – они отпрыгивали, стараясь во что бы то ни стало увернуться от этих тварей, то большинство ловили этих гадов голыми лапами и засовывали себе в пасть, а если не терпелось, то глотали их целиком, не жуя.
Воздух из-за этого кулинарного экстаза наполнился смехом и воплями, и мне стало стыдно, что я перепугался при виде этих змей, даже не гремучих. Это были какие-то садовые змейки, ничего страшного, и несмотря на наше отдаленное генетическое родство, никто из моих сородичей не испытывал угрызений совести по поводу того, что в их желудках сейчас переваривалась целая куча этих мерзких тварей.
Эрни подошел ко мне сзади и пробормотал сквозь зубы:
– Хорошая вечеринка!
Я повернулся и увидел, что у него изо рта торчит маленький зеленый хвостик. Господи, он все еще извивался! Я едва сдержал желание трусливо съежиться.
– Это змея?
– Тритон, – буркнул Эрни и заглотил несчастного в одну секунду. – Я уже сто лет не ел свежего мяса.
Как только остатки закусок были схвачены и съедены, мы с Эрни сделали круг почета по залу, выискивая знакомые лица и запахи.
– Его здесь нет, – сказал Эрни.
– А ты помнишь, как он пахнет?
Я был удивлен. Насколько я знаю, Эрни виделся с Рупертом в последний раз более пяти лет назад.
– Может, кофе… или десертами… Не могу сказать, чтобы я точно помнил, но уверен, что узнал бы парня, как только учую его запах. Блин, да он же полгода жил у нас после возвращения из этого дурацкого паломничества в Индию. Несколько месяцев он пах как карри, это я точно помню, так что я смог бы признать его запах.
Трое динозавров выскочили из двух вращающихся дверей и начали налаживать звуковую аппаратуру в задней части бального зала. Микрофон, колонки и куча электрических кабелей, тянувшихся из-под полуметровых платформ, из которых в мгновение ока собрали импровизированную сцену. Все это очень напоминало фестиваль в Вудстоке, и я почувствовал сильнейшее желание щелкнуть зажигалкой и заорать, требуя исполнения любимой песни. Прошло несколько минут. Эрни пошел поискать еще что-нибудь съестное. А я тем временем наблюдал, как эти рапторы в темпе сооружают сцену, и тут вдруг ощутил легких удар по шершавой коже на плече.
– За этой территорией слежу я, Рубио. Ты перешагнул дозволенную черту.
Голос не был мне знаком, но интонации я уже определенно где-то слышал. Слизь поверх сала, сдобренная большой дозой лести. Я повернулся, пытаясь прилепить на лицо подобие улыбки. Именно этого и ждет от меня мой собеседник, и хотя мне вообще-то плевать на его симпатии, но очень нужно угодить этому нытику.
– Сатерленд! – воскликнул я, уловив сильный неприятный запах убежавшего молока и стухших яиц, который, к несчастью, сопровождал нашего конкурента. – А ты, черт возьми, что здесь делаешь?
– Я здесь по делу, – сказал он, подражая ужасной интонации Джеймса Кэгни в амплуа полицейского. – Мне нужно выполнить свою работу и сделать это прямо сейчас.
– Можешь устроить тут шоу, – предложил я. – А потом вернешься к своей обычной работе.
Он спросил уже нормальным голосом:
– А твой напарник здесь?
Я показал в сторону Эрни, который небрежно кивнул Сатерленду и в знак приветствия поднял руку с очередным тритончиком, но в этот раз пища без боя не сдавалась: тритон пинался, извивался и не был готов отправиться к Творцу.
– Итак, что у тебя тут за история? – спросил я. – Ты тут на задании…
– Да, под прикрытием, – прошептал Сатерленд. – Сверхсекретное задание. Знаешь, я теперь берусь только за крупные дела.
Ага, он трахает родную сестренку своего босса, и ему, разумеется, перепадают самые лакомые дела, несмотря на то, что это самый бездарный частный детектив из всех, кого я видел. Этот парень не смог бы найти даже отметку «Старт» на доске для игры в «Монополию».
– Так что мистер Тейтельбаум считает меня классным детективом, – сбивчиво продолжал Сатерленд, – и уже готов начать разговор о том, чтобы мне, нет, ты только послушай, стать его партнером! – чтобы усилить последнюю часть фразы он наморщил лоб. Это довольно сложно сделать, когда область над глазами это не более чем несколько костных пластин, сплавленных в одну практически неподвижную зону. У анкилозавров вообще большие проблемы с наглядным выражением своих эмоций. Вспомните Альберта Гора. – Как только я покончу с этим дельцем!
– Так вот, зачем ты тут. Ради этого «дельца».
– Ну да. Но это большой секрет, так что держи язык за зубами, лады?
– А что я могу выболтать? Ты же мне ничего не сказал.
– Точно, – на его морде мелькнуло облегчение.
– Ну, тут ведь не замешан парень, который связался с этими прогрессистами, свихнулся и разорвал связи с внешним миром, а его родственники пришли в вашу контору и попросили, чтобы кто-то проник в логово…
Внезапно Сатерленд приуныл, щеки его побелели, а плечи резко обвисли. Он стукнул кулаком по ладони:
– Черт бы вас побрал! Блин! Блин! Блин! Я так и знал, что Тейтельбаум пошлет еще кого-то, я, черт возьми, знал это!
– Нет, что ты, он не…
– И теперь нам придется поделить вознаграждение пополам, да? Ты возьмешь половину, а твой партнер – другую, мать вашу…
– Эй…
Извините, но сейчас мистер Сатерленд вне пределов досягаемости. Он затерялся в глубинах жалости к себе любимому. Пожалуйста, оставьте сообщение.
– Слушай, Рубио, забирай это дело себе. Мне оно не нужно. Я не достаточно хорош…
– Говори потише и прекрати ныть.
– Мне следовало стать врачом. Моя мама так хотела этого.
– Сатерленд, а Сатерленд, заткни пасть и слушай сюда!
Удивительно, но он послушался. Я заметил, что мы привлекаем к себе внимание толпы, так что потащил этого недоделанного детектива в сторонку и понизил голос до громкого шепота. – Мы не работаем на Тейтельбаума.
Ага, начал расслабляться.
– Нет?
– Нет. И не занимаемся твоим делом. Мы здесь по личному вопросу, но наше дело очень похоже на твое. Так что оставь себе твое чертово вознаграждение.
– Мне надо платить по закладной за дом, – сообщил Сатерленд, а его морда тем временем приобретала нормальный оттенок – смесь коричневого с зеленым.
– Знаю.
– У меня дети.
– Знаю, – еще бы не знать этих отвратительных гаденышей. – Очаровательные ребятишки!
– Ох, ну тогда хорошо, спасибо тебе.
– Да не за что вообще-то. Налей себе стакан воды и сядь. Затем опусти голову между коленей и глубоко дыши, – я похлопал Сатерленда по спине и подтолкнул его к официанту, стоявшему неподалеку. – Скушай тритончика, я слышал, они восхитительны.
Сатерленд ускакал, следуя моим рекомендациям, а я не сдержался и рассмеялся.
Тут подошел Эрни, и я рассказал ему эту хохму, а он лишь покачал головой:
– Видишь, малыш, мы не такие уж особенные. Готов поспорить, тут каждый второй – это сыщик на задании. Если дело касается запутавшихся детей, то всегда найдутся и родители, которые раскошелятся на их поиски.
Работяги в углу заканчивали монтировать и подключать звуковое оборудование, которое они рассредоточили по всему залу, и вскоре на сцену вышел высокий мускулистый игуанодон. Его длинная шея поблескивала в лучах прожекторов, а деревянные платформы, из которых была собрана сцена, поскрипывали под внушительным весом. Его кожа была равномерного насыщенно-изумрудного оттенка, ни одного пятнышка другого цвета. И хотя я обычно не завидую чужой внешности, сейчас я с благоговением уставился на совершенную естественную красоту таких масштабов.
Игуанодон слегка постучал по микрофону, из-за чего раздался ужасный скрежет, и сказал зычным громким голосом:
– Добро пожаловать, братья и сестры!
– Приветствуем! – раздались оглушительные вопли отовсюду, эти крики били по моим барабанным перепонкам со всех сторон. Я обратил внимание, что многие динозавры молчали, переминаясь с ноги на ноги и не зная, что делать. Как я понял, это были новообращенные и потенциальные неофиты.
– И если сейчас все вы присядете…
Услышав эти слова, большинство динозавров просто бесцеремонно шлепнулись на пол, и я был крайне удивлен, даже шокирован, что мрамор не пошел трещинами от этой внезапной атаки тяжеленных задниц.
– Прошу вас, – сказал игуанодон, обращаясь к нам, жалкой кучке, оставшейся стоять. – Садитесь где угодно, здесь не нужны стулья.
Мы с Эрни пожали плечами и уселись на пол. Его поверхность была сравнительно прохладной, но ощущение не в новинку, поскольку у моего офисного стула сломан один из подлокотников, так что раз в несколько дней я регулярно оказываюсь на твердом деревянном полу. В большинстве случаев мне слишком лениво снова подниматься и усаживаться на стул, так что остаток рабочего дня я провожу, сидя на полу.
– Перед тем, как мы начнем, – продолжил игуанодон, – я бы хотел поприветствовать и поздравить всех тех, кто был на нашем собрании на прошлой неделе и решил прийти еще раз и побольше узнать о себе и о своих предках. Кроме того, я приветствую и тех, кто присоединился к нам впервые. Это длинное путешествие, которое приведет вас от вашей сегодняшней жизни туда, где вы могли бы оказаться, но за это будете щедро вознаграждены, и это будет самое прекрасное путешествие из всех, в которых вы побывали.
Кажется, я это уже где-то слышал.
– Меня зовут, – тут он издал длинный неестественный звуковой ряд, эквивалента которому в человеческой речи просто нет, – но пока вы не натренируетесь, можете звать меня Сэмюелем. После мы с вами еще выпьем и закусим, так что никуда не уходите и познакомьтесь с другими динозаврами. Понимаете, мы как миллион – ничто, но каждый – это все.
Тут мне захотелось попросить разъяснения, но Эрни силой опустил мою руку, когда она начала подниматься сама по себе.
Игуанодон спустился со сцены, и прожектора осветили трио велосирапторов на другом конце зала. У них были инструменты, подобных которым я никогда в своей жизни не видел. Музыканты начали играть, и тут я понял, что не только не видел таких инструментов, но и не слышал ничего подобного. Среди прочих был длинный струнный инструмент, который можно было бы принять за бас-гитару, но струны были натянуты просто на палку, из-за чего вся конструкция походила на удлиненное сухожилие или лигамент. Еще была ракушка, только в десять раз больше обычной, использовавшаяся как горн, и набор плоских камней, которыми стучал самый крупный из велосирапторов, создавая при этом определенный ритм. Музыканты вполголоса напевали какую-то песню, в качестве слов выступала последовательная смена рычания и воплей. И хотя это, бесспорно, была самая ужасная какофония, которую я когда-либо слышал, и толпа собравшихся не качалась в такт «песне», но я почувствовал, как внутри них поднималась волна энергии. Им нравилась эта чушь. Да, у молодого поколения совсем плохо со вкусом, кто-то должен познакомить их с блюзом.
Другое пятно света, на этот раз зеленого, скользнуло вверх по стене и остановилось на двустворчатых дверях высоко над сценой. Никакого балкона не наблюдалось, просто дверь, прорубленная в стене. Странно, что я не заметил ее раньше, но мое внимание после инцидента со змеями в основном было приковано к полу, вдруг какой-то из закусок все-таки удалось смыться и она ищет случая поселиться на мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
И попал в кучу извивающихся спагетти.
Я отдернул руку, и этого было достаточно, чтобы поднос шлепнулся на землю, а крышка с громким лязгом упала рядом. Под ней оказался комок маленьких темных змеек, каждая не толще монетки в пятьдесят центов, их длины варьировались от пятнадцати до тридцати сантиметров. Они выскользнули за пределы своей серебряной темницы и быстро расползлись по залу во всех направлениях, из-за чего раздался хор криков и визгов. Официант одарил меня недобрым взглядом.
– Зачем вы это сделали, сэр? Теперь все будут неистово пожирать это угощение.
Ну да. И если несколько присутствующих динозавров вели себя также, как я – они отпрыгивали, стараясь во что бы то ни стало увернуться от этих тварей, то большинство ловили этих гадов голыми лапами и засовывали себе в пасть, а если не терпелось, то глотали их целиком, не жуя.
Воздух из-за этого кулинарного экстаза наполнился смехом и воплями, и мне стало стыдно, что я перепугался при виде этих змей, даже не гремучих. Это были какие-то садовые змейки, ничего страшного, и несмотря на наше отдаленное генетическое родство, никто из моих сородичей не испытывал угрызений совести по поводу того, что в их желудках сейчас переваривалась целая куча этих мерзких тварей.
Эрни подошел ко мне сзади и пробормотал сквозь зубы:
– Хорошая вечеринка!
Я повернулся и увидел, что у него изо рта торчит маленький зеленый хвостик. Господи, он все еще извивался! Я едва сдержал желание трусливо съежиться.
– Это змея?
– Тритон, – буркнул Эрни и заглотил несчастного в одну секунду. – Я уже сто лет не ел свежего мяса.
Как только остатки закусок были схвачены и съедены, мы с Эрни сделали круг почета по залу, выискивая знакомые лица и запахи.
– Его здесь нет, – сказал Эрни.
– А ты помнишь, как он пахнет?
Я был удивлен. Насколько я знаю, Эрни виделся с Рупертом в последний раз более пяти лет назад.
– Может, кофе… или десертами… Не могу сказать, чтобы я точно помнил, но уверен, что узнал бы парня, как только учую его запах. Блин, да он же полгода жил у нас после возвращения из этого дурацкого паломничества в Индию. Несколько месяцев он пах как карри, это я точно помню, так что я смог бы признать его запах.
Трое динозавров выскочили из двух вращающихся дверей и начали налаживать звуковую аппаратуру в задней части бального зала. Микрофон, колонки и куча электрических кабелей, тянувшихся из-под полуметровых платформ, из которых в мгновение ока собрали импровизированную сцену. Все это очень напоминало фестиваль в Вудстоке, и я почувствовал сильнейшее желание щелкнуть зажигалкой и заорать, требуя исполнения любимой песни. Прошло несколько минут. Эрни пошел поискать еще что-нибудь съестное. А я тем временем наблюдал, как эти рапторы в темпе сооружают сцену, и тут вдруг ощутил легких удар по шершавой коже на плече.
– За этой территорией слежу я, Рубио. Ты перешагнул дозволенную черту.
Голос не был мне знаком, но интонации я уже определенно где-то слышал. Слизь поверх сала, сдобренная большой дозой лести. Я повернулся, пытаясь прилепить на лицо подобие улыбки. Именно этого и ждет от меня мой собеседник, и хотя мне вообще-то плевать на его симпатии, но очень нужно угодить этому нытику.
– Сатерленд! – воскликнул я, уловив сильный неприятный запах убежавшего молока и стухших яиц, который, к несчастью, сопровождал нашего конкурента. – А ты, черт возьми, что здесь делаешь?
– Я здесь по делу, – сказал он, подражая ужасной интонации Джеймса Кэгни в амплуа полицейского. – Мне нужно выполнить свою работу и сделать это прямо сейчас.
– Можешь устроить тут шоу, – предложил я. – А потом вернешься к своей обычной работе.
Он спросил уже нормальным голосом:
– А твой напарник здесь?
Я показал в сторону Эрни, который небрежно кивнул Сатерленду и в знак приветствия поднял руку с очередным тритончиком, но в этот раз пища без боя не сдавалась: тритон пинался, извивался и не был готов отправиться к Творцу.
– Итак, что у тебя тут за история? – спросил я. – Ты тут на задании…
– Да, под прикрытием, – прошептал Сатерленд. – Сверхсекретное задание. Знаешь, я теперь берусь только за крупные дела.
Ага, он трахает родную сестренку своего босса, и ему, разумеется, перепадают самые лакомые дела, несмотря на то, что это самый бездарный частный детектив из всех, кого я видел. Этот парень не смог бы найти даже отметку «Старт» на доске для игры в «Монополию».
– Так что мистер Тейтельбаум считает меня классным детективом, – сбивчиво продолжал Сатерленд, – и уже готов начать разговор о том, чтобы мне, нет, ты только послушай, стать его партнером! – чтобы усилить последнюю часть фразы он наморщил лоб. Это довольно сложно сделать, когда область над глазами это не более чем несколько костных пластин, сплавленных в одну практически неподвижную зону. У анкилозавров вообще большие проблемы с наглядным выражением своих эмоций. Вспомните Альберта Гора. – Как только я покончу с этим дельцем!
– Так вот, зачем ты тут. Ради этого «дельца».
– Ну да. Но это большой секрет, так что держи язык за зубами, лады?
– А что я могу выболтать? Ты же мне ничего не сказал.
– Точно, – на его морде мелькнуло облегчение.
– Ну, тут ведь не замешан парень, который связался с этими прогрессистами, свихнулся и разорвал связи с внешним миром, а его родственники пришли в вашу контору и попросили, чтобы кто-то проник в логово…
Внезапно Сатерленд приуныл, щеки его побелели, а плечи резко обвисли. Он стукнул кулаком по ладони:
– Черт бы вас побрал! Блин! Блин! Блин! Я так и знал, что Тейтельбаум пошлет еще кого-то, я, черт возьми, знал это!
– Нет, что ты, он не…
– И теперь нам придется поделить вознаграждение пополам, да? Ты возьмешь половину, а твой партнер – другую, мать вашу…
– Эй…
Извините, но сейчас мистер Сатерленд вне пределов досягаемости. Он затерялся в глубинах жалости к себе любимому. Пожалуйста, оставьте сообщение.
– Слушай, Рубио, забирай это дело себе. Мне оно не нужно. Я не достаточно хорош…
– Говори потише и прекрати ныть.
– Мне следовало стать врачом. Моя мама так хотела этого.
– Сатерленд, а Сатерленд, заткни пасть и слушай сюда!
Удивительно, но он послушался. Я заметил, что мы привлекаем к себе внимание толпы, так что потащил этого недоделанного детектива в сторонку и понизил голос до громкого шепота. – Мы не работаем на Тейтельбаума.
Ага, начал расслабляться.
– Нет?
– Нет. И не занимаемся твоим делом. Мы здесь по личному вопросу, но наше дело очень похоже на твое. Так что оставь себе твое чертово вознаграждение.
– Мне надо платить по закладной за дом, – сообщил Сатерленд, а его морда тем временем приобретала нормальный оттенок – смесь коричневого с зеленым.
– Знаю.
– У меня дети.
– Знаю, – еще бы не знать этих отвратительных гаденышей. – Очаровательные ребятишки!
– Ох, ну тогда хорошо, спасибо тебе.
– Да не за что вообще-то. Налей себе стакан воды и сядь. Затем опусти голову между коленей и глубоко дыши, – я похлопал Сатерленда по спине и подтолкнул его к официанту, стоявшему неподалеку. – Скушай тритончика, я слышал, они восхитительны.
Сатерленд ускакал, следуя моим рекомендациям, а я не сдержался и рассмеялся.
Тут подошел Эрни, и я рассказал ему эту хохму, а он лишь покачал головой:
– Видишь, малыш, мы не такие уж особенные. Готов поспорить, тут каждый второй – это сыщик на задании. Если дело касается запутавшихся детей, то всегда найдутся и родители, которые раскошелятся на их поиски.
Работяги в углу заканчивали монтировать и подключать звуковое оборудование, которое они рассредоточили по всему залу, и вскоре на сцену вышел высокий мускулистый игуанодон. Его длинная шея поблескивала в лучах прожекторов, а деревянные платформы, из которых была собрана сцена, поскрипывали под внушительным весом. Его кожа была равномерного насыщенно-изумрудного оттенка, ни одного пятнышка другого цвета. И хотя я обычно не завидую чужой внешности, сейчас я с благоговением уставился на совершенную естественную красоту таких масштабов.
Игуанодон слегка постучал по микрофону, из-за чего раздался ужасный скрежет, и сказал зычным громким голосом:
– Добро пожаловать, братья и сестры!
– Приветствуем! – раздались оглушительные вопли отовсюду, эти крики били по моим барабанным перепонкам со всех сторон. Я обратил внимание, что многие динозавры молчали, переминаясь с ноги на ноги и не зная, что делать. Как я понял, это были новообращенные и потенциальные неофиты.
– И если сейчас все вы присядете…
Услышав эти слова, большинство динозавров просто бесцеремонно шлепнулись на пол, и я был крайне удивлен, даже шокирован, что мрамор не пошел трещинами от этой внезапной атаки тяжеленных задниц.
– Прошу вас, – сказал игуанодон, обращаясь к нам, жалкой кучке, оставшейся стоять. – Садитесь где угодно, здесь не нужны стулья.
Мы с Эрни пожали плечами и уселись на пол. Его поверхность была сравнительно прохладной, но ощущение не в новинку, поскольку у моего офисного стула сломан один из подлокотников, так что раз в несколько дней я регулярно оказываюсь на твердом деревянном полу. В большинстве случаев мне слишком лениво снова подниматься и усаживаться на стул, так что остаток рабочего дня я провожу, сидя на полу.
– Перед тем, как мы начнем, – продолжил игуанодон, – я бы хотел поприветствовать и поздравить всех тех, кто был на нашем собрании на прошлой неделе и решил прийти еще раз и побольше узнать о себе и о своих предках. Кроме того, я приветствую и тех, кто присоединился к нам впервые. Это длинное путешествие, которое приведет вас от вашей сегодняшней жизни туда, где вы могли бы оказаться, но за это будете щедро вознаграждены, и это будет самое прекрасное путешествие из всех, в которых вы побывали.
Кажется, я это уже где-то слышал.
– Меня зовут, – тут он издал длинный неестественный звуковой ряд, эквивалента которому в человеческой речи просто нет, – но пока вы не натренируетесь, можете звать меня Сэмюелем. После мы с вами еще выпьем и закусим, так что никуда не уходите и познакомьтесь с другими динозаврами. Понимаете, мы как миллион – ничто, но каждый – это все.
Тут мне захотелось попросить разъяснения, но Эрни силой опустил мою руку, когда она начала подниматься сама по себе.
Игуанодон спустился со сцены, и прожектора осветили трио велосирапторов на другом конце зала. У них были инструменты, подобных которым я никогда в своей жизни не видел. Музыканты начали играть, и тут я понял, что не только не видел таких инструментов, но и не слышал ничего подобного. Среди прочих был длинный струнный инструмент, который можно было бы принять за бас-гитару, но струны были натянуты просто на палку, из-за чего вся конструкция походила на удлиненное сухожилие или лигамент. Еще была ракушка, только в десять раз больше обычной, использовавшаяся как горн, и набор плоских камней, которыми стучал самый крупный из велосирапторов, создавая при этом определенный ритм. Музыканты вполголоса напевали какую-то песню, в качестве слов выступала последовательная смена рычания и воплей. И хотя это, бесспорно, была самая ужасная какофония, которую я когда-либо слышал, и толпа собравшихся не качалась в такт «песне», но я почувствовал, как внутри них поднималась волна энергии. Им нравилась эта чушь. Да, у молодого поколения совсем плохо со вкусом, кто-то должен познакомить их с блюзом.
Другое пятно света, на этот раз зеленого, скользнуло вверх по стене и остановилось на двустворчатых дверях высоко над сценой. Никакого балкона не наблюдалось, просто дверь, прорубленная в стене. Странно, что я не заметил ее раньше, но мое внимание после инцидента со змеями в основном было приковано к полу, вдруг какой-то из закусок все-таки удалось смыться и она ищет случая поселиться на мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55