– Я хочу знать, что ты сделала с имуществом Минского?
– А это еще кто?
– Ты отлично знаешь, кто это. Минский. Парень, с которым ты встречаешься.
– Я со многими встречаюсь, – сказала она и попыталась затащить меня на кровать. – И с тобой могла бы. Прямо сейчас.
С этими словами она потянула за угол своей маски на шее, приоткрывая кожу, которая оказалась болезненно бледной.
Я подавил в себе отвращение, с легкостью отпрянул от нее и уселся на расшатанное кресло.
– Минский. Эфир. Инструменты. Говори.
– Ах, коротышка!
– Ага, мы поняли друг друга!
Она хитренько посмотрела на меня.
– Давай-ка разберемся. Ты что думаешь… Ты думаешь, что он печется об этом дерьме?
– Леди, думать не входит в мои профессиональные обязанности. Просто скажи, что ты сделала с его инструментами, и мы избежим неприятностей, – я устроил целое представление: снял перчатку, продемонстрировал готовые причинить эти самые «неприятности» когти, растягивая удовольствие, чтобы мои намерения стали очевидными.
Но Стар не повелась на мой спектакль под названием «Винсент – головорез».
– Коротышке плевать на свои препараты и инструменты, – сказала она, подпрыгивая на кровати, человеческие груди соблазнительно выделялись на бледном теле. – Поверь мне. Подожди секундочку и сам его спросишь.
О чем, черт побери, она говорит?
– О чем, черт побери, ты говоришь?
Ровно через секунду раздался стук в приоткрытую дверь номера, и знакомая коротенькая ручка с букетом роз просунулась в дверной проем.
– Дорогая, – пропищал тоненький голосок. Словно его обладатель подышал гелием. – Я пришел слишком рано?
Я рванул дверь, схватил эту ручонку как можно крепче и дернул на себя, сбив Минского с ног, затащил его в номер и подтянул к себе.
– Приведи хоть одну причину, по которой я не должен вставить этот букетик роз тебе в задницу, – рявкнул я.
Маленькое тельце задрожало в моих руках, но я не намерен был отступать. Минский, одетый в шикарный шерстяной костюм и нелепый галстук в полоску, смотрел то на меня, то на свою подружку, словно кто-то из нас сейчас загадочным образом испарится и оставит его в тишине и покое.
– Я… я… она не…
– Ты какого хрена тут делаешь?
– Она… я не хотел…
– Ты велел мне отыскать ее и вернуть тебе твои причиндалы.
– Пожалуйста, – тихо взмолился Минский. – Не при Стар…
– Ты знаешь, что она тут вытворяла с человеком, когда я сюда пришел?
Дантист даже не поежился. Вероятно, он знал, что она вот уже какое-то время занимается межвидовым сексом. Может быть, его это даже возбуждало. Да, порочность некоторых динозавров не знает границ.
– Пожалуйста, – повторил он. – Ты не понимаешь.
– Так объясни.
Минский снова взглянул на Стар. Полагаю, если бы ее не было в номере, он был бы более откровенен.
– Проваливай, – велел я, бросив к ее ногам долларовую бумажку. – Купи себе содовой.
Шлюшка подняла банкноту, скатала из нее шарик и швырнула его мне в лицо. Я постарался не вздрогнуть, когда грубая бумага царапнула мою щеку. Затем, все еще в личине, но по людским меркам абсолютно голая, она пошла к двери, по дороге проведя рукой по груди Минского, вышла в коридор и скрылась из вида.
Я швырнул Минского на кровать, он тяжело плюхнулся на нее, и заржавевшие пружины заскрипели.
– Из-за тебя я только зря тратил время, – прорычал я. – И Эрни тоже. Ты думаешь, у нас только одно дело? Ты думаешь, что мы этим занялись только потому, что мы – душки?
– Я не… Я сказал вам правду, ребята… Она действительно украла мои инструменты…
– И?
– И… и все. Она украла, я взбесился и хотел, чтобы вы все вернули.
– Но теперь у вас все в порядке. И с кражей. И с враньем.
– Нет, это…
– Но ведь ты все еще трахаешь ее.
Минский посмотрел куда-то вдаль. Я схватил его за пухлые щечки и развернул к себе.
На секунду наши глаза встретились. Во взгляде Минского читались стыд, боль и похоть. Но он быстро отвел глаза в сторону.
– Я ничего не мог с собой поделать, – признался он. – Просто не смог держаться от нее подальше.
Всего лишь легкий удар моего запястья, и Минский отлетел назад, свалился с кровати и шлепнулся на пол. Я уже и так потратил на этого козла достаточно времени, нечего с ним возиться.
– Я тебе скажу, от чего ты сможешь держаться подальше, – сказал я. – От моего офиса!
Я хлопнул дверью и ушел, не оглядываясь. Через два лестничных пролета я проходил мимо открытых дверей какого-то номера, и изнутри доносился знакомый набор криков и стонов. Снова наша Стар. Я это понял, даже не заглядывая внутрь. И мне стало чуть веселее, оттого что Минскому приходится бить баклуши наверху, пока его «девушка месяца» двумя этажами ниже трахается с незнакомцем за вшивые пятьдесят баксов.
Нет, вычеркиваем. Мне стало намного веселее.
* * *
Спустя одну неделю все в офисе Ватсона и Рубио в значительной степени устаканилось. Луиза прекратила дежурить у нас в кабинете и отправилась домой. Мы пообещали позвонить ей, как только произойдет какой-то прорыв. Эрни ее не хватает, скажу я вам, и он находит как минимум два предлога в день, чтобы набрать Луизин номер и посвятить ее в какие-нибудь незначительные детали расследования. Интересно, знает ли ее муж о звонках Эрни, а если знает, то не тревожит ли его сей факт.
Последние двадцать четыре часа царила блаженная тишина, но до этого мы все время слушали какофонию из визгов, рева, проклятий, доносившуюся из квартиры наверху. Руперт не слишком хорошо воспринял идею депрограммирования.
Доктор Бомонт Борежар или Бо, как я называю его после того, как неделю бегал ему за фаст-фудом и диетическим персиковым чаем со льдом, появился на пороге нашего офиса на следующее утро после моего возвращения из отеля «Сент-Регис». Он оказался пухлым милым старичком, похожим на плантаторов из учебников истории. Нас потрясла его белоснежная седина и такого же цвета усы и бородка. Производство компании «Никитара», модель «Полковник Сандерс № 3». Пах он в основном как плитка шоколада в фольге, но мне кажется, я учуял и легкие нотки пырея.
– Рубио? – спросил он, когда я подошел и предложил донести багаж.
– Доктор Борежар?
Он широко улыбнулся, схватил сам свои тяжеленные сумки, с легкостью подняв их, лишь слегка крякнул.
– Не стоит тратить времени, сынок. Это всего лишь книги. Вся моя одежда на мне.
Тогда я впервые уловил запах доктора и сказал, что его аромат кажется мне приятным.
– Не понимаю, о чем это ты.
– О том, как вы пахнете, – сказал я. – О вашем запахе. Думаю, вы анкилозавр, но я не слишком хорошо умею определять такие вещи.
Снова непонимание. Неужели я допустил фатальную ошибку и каким-то образом связался с врачом – не динозавром? Неужели Дэн настолько глуп, что дал мне имя человека?!
Я попытался еще раз:
– Ну ладно. Мы все тут… свои. Чужих ушей нет. Я просто сказал, что мне нравится ваш запах.
Бо сердито посмотрел на меня, но потом смягчился, и в его взгляде читалось лишь легкое раздражение. Он понизил голос, хотя вокруг нас на расстоянии ста метров не было ни души, и прошептал:
– Слушай, если мне нужно убедить пациента вернуться к обычной жизни, и я собираюсь внушить ему, что он не такой, как его предки, то просто не могу быть говорящим динозавром. Пока я в маскараде, я такой же человек, как и все. Понятно?
Мы с Эрни и Луизой разбили лагерь в нашем офисе, пока Бо и Руперт наверху издавали звуки, напоминавшие профессиональный матч по борьбе без правил. Если я раньше думал, что знаю, что такое стуки и вопли…Скажем, то была камерная музыка по сравнению с борьбой (и физической, и эмоциональной), которая последние несколько дней проходила наверху.
Каждый день в час дня и в шесть вечера Бо выходил из квартиры. Под костюмом он весь был потный и скользкий, хотя нам, разумеется, вообще ни при каких обстоятельствах нельзя было упоминать, что он в костюме. Бо сообщал нам, что ему заказать поесть. Гамбургеры, хот-доги и вдобавок лепешку с начинкой или даже две. С другой стороны, Руперта кормили как на званом обеде, все блюда готовила Луиза, которая в течение нескольких часов не вылезала из маленькой кухоньки, совмещенной с нашим офисом. Но чаще всего вечером все это великолепие возвращалось нетронутым.
Луиза худела. Лишилась сна. Теряла постепенно рассудок. И когда она, наконец, уехала домой два дня назад, мы испытали облегчение.
Так что лишь мы с Эрни оказались на месте, как в шоке увидели, что в дверях появился Руперт. Хорошо одетый, слегка похудевший, но, кажется, вменяемый.
– Мне лучше, – сказал он.
Бо, стоящий за его спиной, сиял от гордости.
– Это было непросто. Нет, ребятки. Но самое тяжелое уже позади. Теперь уже начинается путь по ровной дорожке.
– Вы уверены? – спросил я. – Ну, что… что тебе лучше?
– Я понимаю, что со мной произошло, – сказал Руперт. – Понимаю, что прогрессисты пытались со мной сделать, и рад, что вы меня вытащили оттуда. И это уже шаг вперед.
– А еще что? – подсказал ему Бо.
– Ах да.
Руперт подошел к нам с Эрни, затем постарался максимально широко расставить руки и заключил нас в объятия. Мое лицо оказалось прижатым к его плечу, но отодвинуться было бы невежливо, поэтому я стерпел боль.
– Спасибо, что спасли меня.
– Не за что, малыш, – сказал Эрни, и я поддакнул, высвобождаясь из рук Руперта. Хватит с меня групповых объятий.
– Не могли бы вы позвонить сестре? – спросил Руперт. – Не хочу, чтобы она волновалась.
– Разумеется, – сказал я, но Эрни уже висел на телефоне и говорил Луизе, чтобы она поскорее приехала в офис.
В этот вечер мы все отправились на праздничный ужин в «Трейдер Вик», полинезийский ресторанчик неподалеку от нашей конторы. Полинезийские факелы и огромные фруктовые коктейли, украшенные небывало крупными зонтиками, полностью соответствовали нашему приподнятому настроению. Оказалось, что доктор Бо – великолепный рассказчик, и мы узнали, как он излечивал сектантов по всему миру. Нам роздали несколько веточек базилика, чтобы улучшить наше настроение еще больше, но Бо запретил Руперту прибегать к наркотику. Возможно, это было мудрое решение.
Я понял, что не могу не поднять тост. Взял веточку базилика со своей тарелки, поднял ее и сказал:
– За Руперта, вернувшегося к нам.
– За Руперта, – эхом раздался хор голосов, и остальные тоже подняли свою любимую травку.
– И Бо, показавшего ему путь!
– И Бо!
Мы принялись разжевывать базилик. Сразу стало хорошо. Какой счастливый день!
Итак, вечером 19 марта в восемь часов сорок пять минут Руперт Симмонс был успешно выведен из секты, известной под названием «Прогрессисты», и вернулся к друзьям и семье. Счастливый, здоровый и психически нормальный.
А еще через три дня Руперт Симмонс был мертв.
9
Похороны были очень красивыми. Все сделано со вкусом. В дело пошел весь черный бархат, который Симмонсы смогли раздобыть за такой короткий срок. Открытый гроб из красного дерева с инкрустацией золотом. В нем лежал Руперт, который выглядел так, словно он просто сладко спит и видит десятый сон. Священник что-то бубнил о молодежи, о том, что они многое принимают как должное, и так неохотно обращаются за помощью. На похоронах присутствовали Луиза, ее старенький отец и кое-кто из ее тетушек и дядюшек. Все они были бледны, удручены, раздавлены горем, но более всего растеряны.
Его обнаружила Луиза. По крайней мере, так сказал Эрни, и у меня нет причин сомневаться в их словах. Последние несколько дней Луиза ни с кем не общалась, поскольку ей пришлось заниматься всякими мелочами, которые обычно обрушиваются на вас, когда умирает кто-то из близких. Звонки в похоронное бюро, священнику, заказ еды для поминок. Подобные обязанности лучше всего переложить на кого-то другого, все равно на кого, но, к несчастью, этим всегда занимаются именно те, кто только что лишился родственника, в результате я едва ли успел сказать хоть слово сочувствия бывшей жене моего напарника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– А это еще кто?
– Ты отлично знаешь, кто это. Минский. Парень, с которым ты встречаешься.
– Я со многими встречаюсь, – сказала она и попыталась затащить меня на кровать. – И с тобой могла бы. Прямо сейчас.
С этими словами она потянула за угол своей маски на шее, приоткрывая кожу, которая оказалась болезненно бледной.
Я подавил в себе отвращение, с легкостью отпрянул от нее и уселся на расшатанное кресло.
– Минский. Эфир. Инструменты. Говори.
– Ах, коротышка!
– Ага, мы поняли друг друга!
Она хитренько посмотрела на меня.
– Давай-ка разберемся. Ты что думаешь… Ты думаешь, что он печется об этом дерьме?
– Леди, думать не входит в мои профессиональные обязанности. Просто скажи, что ты сделала с его инструментами, и мы избежим неприятностей, – я устроил целое представление: снял перчатку, продемонстрировал готовые причинить эти самые «неприятности» когти, растягивая удовольствие, чтобы мои намерения стали очевидными.
Но Стар не повелась на мой спектакль под названием «Винсент – головорез».
– Коротышке плевать на свои препараты и инструменты, – сказала она, подпрыгивая на кровати, человеческие груди соблазнительно выделялись на бледном теле. – Поверь мне. Подожди секундочку и сам его спросишь.
О чем, черт побери, она говорит?
– О чем, черт побери, ты говоришь?
Ровно через секунду раздался стук в приоткрытую дверь номера, и знакомая коротенькая ручка с букетом роз просунулась в дверной проем.
– Дорогая, – пропищал тоненький голосок. Словно его обладатель подышал гелием. – Я пришел слишком рано?
Я рванул дверь, схватил эту ручонку как можно крепче и дернул на себя, сбив Минского с ног, затащил его в номер и подтянул к себе.
– Приведи хоть одну причину, по которой я не должен вставить этот букетик роз тебе в задницу, – рявкнул я.
Маленькое тельце задрожало в моих руках, но я не намерен был отступать. Минский, одетый в шикарный шерстяной костюм и нелепый галстук в полоску, смотрел то на меня, то на свою подружку, словно кто-то из нас сейчас загадочным образом испарится и оставит его в тишине и покое.
– Я… я… она не…
– Ты какого хрена тут делаешь?
– Она… я не хотел…
– Ты велел мне отыскать ее и вернуть тебе твои причиндалы.
– Пожалуйста, – тихо взмолился Минский. – Не при Стар…
– Ты знаешь, что она тут вытворяла с человеком, когда я сюда пришел?
Дантист даже не поежился. Вероятно, он знал, что она вот уже какое-то время занимается межвидовым сексом. Может быть, его это даже возбуждало. Да, порочность некоторых динозавров не знает границ.
– Пожалуйста, – повторил он. – Ты не понимаешь.
– Так объясни.
Минский снова взглянул на Стар. Полагаю, если бы ее не было в номере, он был бы более откровенен.
– Проваливай, – велел я, бросив к ее ногам долларовую бумажку. – Купи себе содовой.
Шлюшка подняла банкноту, скатала из нее шарик и швырнула его мне в лицо. Я постарался не вздрогнуть, когда грубая бумага царапнула мою щеку. Затем, все еще в личине, но по людским меркам абсолютно голая, она пошла к двери, по дороге проведя рукой по груди Минского, вышла в коридор и скрылась из вида.
Я швырнул Минского на кровать, он тяжело плюхнулся на нее, и заржавевшие пружины заскрипели.
– Из-за тебя я только зря тратил время, – прорычал я. – И Эрни тоже. Ты думаешь, у нас только одно дело? Ты думаешь, что мы этим занялись только потому, что мы – душки?
– Я не… Я сказал вам правду, ребята… Она действительно украла мои инструменты…
– И?
– И… и все. Она украла, я взбесился и хотел, чтобы вы все вернули.
– Но теперь у вас все в порядке. И с кражей. И с враньем.
– Нет, это…
– Но ведь ты все еще трахаешь ее.
Минский посмотрел куда-то вдаль. Я схватил его за пухлые щечки и развернул к себе.
На секунду наши глаза встретились. Во взгляде Минского читались стыд, боль и похоть. Но он быстро отвел глаза в сторону.
– Я ничего не мог с собой поделать, – признался он. – Просто не смог держаться от нее подальше.
Всего лишь легкий удар моего запястья, и Минский отлетел назад, свалился с кровати и шлепнулся на пол. Я уже и так потратил на этого козла достаточно времени, нечего с ним возиться.
– Я тебе скажу, от чего ты сможешь держаться подальше, – сказал я. – От моего офиса!
Я хлопнул дверью и ушел, не оглядываясь. Через два лестничных пролета я проходил мимо открытых дверей какого-то номера, и изнутри доносился знакомый набор криков и стонов. Снова наша Стар. Я это понял, даже не заглядывая внутрь. И мне стало чуть веселее, оттого что Минскому приходится бить баклуши наверху, пока его «девушка месяца» двумя этажами ниже трахается с незнакомцем за вшивые пятьдесят баксов.
Нет, вычеркиваем. Мне стало намного веселее.
* * *
Спустя одну неделю все в офисе Ватсона и Рубио в значительной степени устаканилось. Луиза прекратила дежурить у нас в кабинете и отправилась домой. Мы пообещали позвонить ей, как только произойдет какой-то прорыв. Эрни ее не хватает, скажу я вам, и он находит как минимум два предлога в день, чтобы набрать Луизин номер и посвятить ее в какие-нибудь незначительные детали расследования. Интересно, знает ли ее муж о звонках Эрни, а если знает, то не тревожит ли его сей факт.
Последние двадцать четыре часа царила блаженная тишина, но до этого мы все время слушали какофонию из визгов, рева, проклятий, доносившуюся из квартиры наверху. Руперт не слишком хорошо воспринял идею депрограммирования.
Доктор Бомонт Борежар или Бо, как я называю его после того, как неделю бегал ему за фаст-фудом и диетическим персиковым чаем со льдом, появился на пороге нашего офиса на следующее утро после моего возвращения из отеля «Сент-Регис». Он оказался пухлым милым старичком, похожим на плантаторов из учебников истории. Нас потрясла его белоснежная седина и такого же цвета усы и бородка. Производство компании «Никитара», модель «Полковник Сандерс № 3». Пах он в основном как плитка шоколада в фольге, но мне кажется, я учуял и легкие нотки пырея.
– Рубио? – спросил он, когда я подошел и предложил донести багаж.
– Доктор Борежар?
Он широко улыбнулся, схватил сам свои тяжеленные сумки, с легкостью подняв их, лишь слегка крякнул.
– Не стоит тратить времени, сынок. Это всего лишь книги. Вся моя одежда на мне.
Тогда я впервые уловил запах доктора и сказал, что его аромат кажется мне приятным.
– Не понимаю, о чем это ты.
– О том, как вы пахнете, – сказал я. – О вашем запахе. Думаю, вы анкилозавр, но я не слишком хорошо умею определять такие вещи.
Снова непонимание. Неужели я допустил фатальную ошибку и каким-то образом связался с врачом – не динозавром? Неужели Дэн настолько глуп, что дал мне имя человека?!
Я попытался еще раз:
– Ну ладно. Мы все тут… свои. Чужих ушей нет. Я просто сказал, что мне нравится ваш запах.
Бо сердито посмотрел на меня, но потом смягчился, и в его взгляде читалось лишь легкое раздражение. Он понизил голос, хотя вокруг нас на расстоянии ста метров не было ни души, и прошептал:
– Слушай, если мне нужно убедить пациента вернуться к обычной жизни, и я собираюсь внушить ему, что он не такой, как его предки, то просто не могу быть говорящим динозавром. Пока я в маскараде, я такой же человек, как и все. Понятно?
Мы с Эрни и Луизой разбили лагерь в нашем офисе, пока Бо и Руперт наверху издавали звуки, напоминавшие профессиональный матч по борьбе без правил. Если я раньше думал, что знаю, что такое стуки и вопли…Скажем, то была камерная музыка по сравнению с борьбой (и физической, и эмоциональной), которая последние несколько дней проходила наверху.
Каждый день в час дня и в шесть вечера Бо выходил из квартиры. Под костюмом он весь был потный и скользкий, хотя нам, разумеется, вообще ни при каких обстоятельствах нельзя было упоминать, что он в костюме. Бо сообщал нам, что ему заказать поесть. Гамбургеры, хот-доги и вдобавок лепешку с начинкой или даже две. С другой стороны, Руперта кормили как на званом обеде, все блюда готовила Луиза, которая в течение нескольких часов не вылезала из маленькой кухоньки, совмещенной с нашим офисом. Но чаще всего вечером все это великолепие возвращалось нетронутым.
Луиза худела. Лишилась сна. Теряла постепенно рассудок. И когда она, наконец, уехала домой два дня назад, мы испытали облегчение.
Так что лишь мы с Эрни оказались на месте, как в шоке увидели, что в дверях появился Руперт. Хорошо одетый, слегка похудевший, но, кажется, вменяемый.
– Мне лучше, – сказал он.
Бо, стоящий за его спиной, сиял от гордости.
– Это было непросто. Нет, ребятки. Но самое тяжелое уже позади. Теперь уже начинается путь по ровной дорожке.
– Вы уверены? – спросил я. – Ну, что… что тебе лучше?
– Я понимаю, что со мной произошло, – сказал Руперт. – Понимаю, что прогрессисты пытались со мной сделать, и рад, что вы меня вытащили оттуда. И это уже шаг вперед.
– А еще что? – подсказал ему Бо.
– Ах да.
Руперт подошел к нам с Эрни, затем постарался максимально широко расставить руки и заключил нас в объятия. Мое лицо оказалось прижатым к его плечу, но отодвинуться было бы невежливо, поэтому я стерпел боль.
– Спасибо, что спасли меня.
– Не за что, малыш, – сказал Эрни, и я поддакнул, высвобождаясь из рук Руперта. Хватит с меня групповых объятий.
– Не могли бы вы позвонить сестре? – спросил Руперт. – Не хочу, чтобы она волновалась.
– Разумеется, – сказал я, но Эрни уже висел на телефоне и говорил Луизе, чтобы она поскорее приехала в офис.
В этот вечер мы все отправились на праздничный ужин в «Трейдер Вик», полинезийский ресторанчик неподалеку от нашей конторы. Полинезийские факелы и огромные фруктовые коктейли, украшенные небывало крупными зонтиками, полностью соответствовали нашему приподнятому настроению. Оказалось, что доктор Бо – великолепный рассказчик, и мы узнали, как он излечивал сектантов по всему миру. Нам роздали несколько веточек базилика, чтобы улучшить наше настроение еще больше, но Бо запретил Руперту прибегать к наркотику. Возможно, это было мудрое решение.
Я понял, что не могу не поднять тост. Взял веточку базилика со своей тарелки, поднял ее и сказал:
– За Руперта, вернувшегося к нам.
– За Руперта, – эхом раздался хор голосов, и остальные тоже подняли свою любимую травку.
– И Бо, показавшего ему путь!
– И Бо!
Мы принялись разжевывать базилик. Сразу стало хорошо. Какой счастливый день!
Итак, вечером 19 марта в восемь часов сорок пять минут Руперт Симмонс был успешно выведен из секты, известной под названием «Прогрессисты», и вернулся к друзьям и семье. Счастливый, здоровый и психически нормальный.
А еще через три дня Руперт Симмонс был мертв.
9
Похороны были очень красивыми. Все сделано со вкусом. В дело пошел весь черный бархат, который Симмонсы смогли раздобыть за такой короткий срок. Открытый гроб из красного дерева с инкрустацией золотом. В нем лежал Руперт, который выглядел так, словно он просто сладко спит и видит десятый сон. Священник что-то бубнил о молодежи, о том, что они многое принимают как должное, и так неохотно обращаются за помощью. На похоронах присутствовали Луиза, ее старенький отец и кое-кто из ее тетушек и дядюшек. Все они были бледны, удручены, раздавлены горем, но более всего растеряны.
Его обнаружила Луиза. По крайней мере, так сказал Эрни, и у меня нет причин сомневаться в их словах. Последние несколько дней Луиза ни с кем не общалась, поскольку ей пришлось заниматься всякими мелочами, которые обычно обрушиваются на вас, когда умирает кто-то из близких. Звонки в похоронное бюро, священнику, заказ еды для поминок. Подобные обязанности лучше всего переложить на кого-то другого, все равно на кого, но, к несчастью, этим всегда занимаются именно те, кто только что лишился родственника, в результате я едва ли успел сказать хоть слово сочувствия бывшей жене моего напарника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55