Глубоко вздохнул, хотел ответить, но Хильда не дала.
– А вы шалун! – погрозила пальцем. – К тому же скрытный шалун, а это – значительно хуже. Скажите, – сделала наивное лицо, – чем вы прельщаете девушек?
«Деньгами», – чуть было не вырвалось у Карла, но он вовремя спохватился.
– Фрейлейн Хильда шутит, – перебила их фрау Ирма. Она считала, что разговор перешел границы дозволенного в приличном обществе, и решила положить конец этой рискованной беседе. Тем более что рядом сидела Эрнестина Крауза, которая недовольно морщилась от фривольных шуток Хильды. – По характеру своей работы, – продолжала фрау Ирма, – наш друг Артур встречается со многими людьми, в том числе и с девушками…
Бросив спасательный круг Шрикелю, фрау Ирма тем не менее с отвращением посмотрела на гауптштурмфюрера.
– Вот не знала, что у герра Шрикеля такая приятная работа. Но мне не хотелось бы попасть к нему на прием, – на унималась Хильда, однако, заметив осуждающий взгляд Эрнестины, прикусила губу.
Эрнестина Краузе всегда раздражала Хильду. Раздражала тем, что носила дорогие меха, на которые Хильда могла только смотреть, тем, что бриллиантовые сережки Эрни стоили больше, чем весь гардероб Хильды, наконец, тем, что за этой плюгавкой всегда хвост поклонников. Мужчины, которые смотрят на Хильду маслеными глазами, объясняются в любви Эрнестине. Даже Карл Кремер, которого Хильда считала умнее других, не устоял перед ее миллионами.
Все это порой доводило девушку до ярости – господи, что бы только она не отдала за богатство!
Фрейлейн Крауза, в свою очередь, не симпатизировала Хильде. Она растоптала бы все свои бриллианты, только бы иметь такую нежную кожу, такую высокую грудь и такое красивое лицо. Перехватывая влюбленные и открыто похотливые взгляды, которыми мужчины удостаивали Хильду, она злилась и ревновала. Ну хотя бы один посмотрел на нее так бесстыдно! А они рассыпаются в комплиментах, учтиво целуют руку и… прячут взгляды.
Только Карл Кремер не такой слащавый. И не смотрит украдкой на пышные формы этой красавицы, хотя – Эрнестина уверена в этом – Хильда всячески старается привлечь внимание Кремера. За одно это Эрни готова расцеловать Карла, он такой ровный со всеми и, к сожалению, с ней тоже…
Хотя нет, все же выделяет ее. Они ездят вместе в театр, а чаще – просто разговаривают. Эрни любит эти беседы больше, чем концерты и премьеры. Карл – ювелир, но редко когда говорит о своих делах. Сначала это удивляло девушку, и он объяснил как-то, что в будущем собирается заняться более солидным бизнесом. Каким – Эрнестина не поинтересовалась. Достаточно было своих домашних разговоров о бирже, ценах на ткани и военных поставках. С Карлом они говорили совсем о другом. Эрни всегда с благодарностью вспоминала эти вечера. Она забиралась с ногами на тахту, а Карл устраивался в глубоком мягком кресле. Говорили о музыке и о войне, о Гете и новом оружии, которое обещает немцам фюрер, – и всегда в суждениях Карла Эрнестина находила что-то новое для себя.
Но почему сейчас он улыбается Хильде? Может, это только кажется ей? И все же Эрнестина не выдержала.
– Вы обещали рассказать о Швейцарии, – напомнила Крамеру. – Что вас там больше всего поразило?
Карл на секунду задумался.
– Спокойствие, – ответил уверенно, – спокойствие и тишина. Словно нет в мире пи войн, ни потрясений, словно не борются друг с другом целые народы. Признаться, я отвык от мирных городов, мужчин в гражданском и бабушек с детскими колясочками в скверах. Жизнь без ночных тревог и бомбардировок, военных сообщений… – Перехватив взгляд Шрикеля, поправился: – Мещанская жизнь, и интересы мещанские: вклады в банки, проценты… Швейцария показалась мне клопом на измученном теле Европы.
– Паразит, который наживается на войне, – подтвердил Шрикель.
– А мне хотелось бы попасть туда, – с грустью сказала Эрнестина. – Хотя бы на неделю – тишина, озера, коровы на лугах…
– Сентиментальная картинка из хрестоматии, – поморщилась Хильда. – Мы на имеем права думать о тишине, когда каждую ночь пылают немецкие города! – Она закурила, взмахнула в воздухе несколько раз спичкой, бросила ее в пепельницу. – Если не прекратятся эти варварские налеты, я запишусь в зенитную артиллерию.
Рехан наклонился и поцеловал ее пальцы.
– Такие руки не предназначены для оружия.
– А если мужчины не могут защитить своих подруг!…
– Сегодня вы воинственно настроены против мужчин, – вмешался Шрикель. – Напрасно. Американцы и англичане отступают в Арденнах, и скоро мы сбросим их в море. Пускай вспомнят про Дюнкерк…
Кремеру надоели эти салонные разговоры о войне. Отошел к столику, где Вайганг играл в карты с председателем берлинской комиссии. Постоял, прислушиваясь. Разговор велся неинтересный, и Карл подумал: неплохо бы, сославшись на усталость, исчезнуть. Правда, фрау Ирма может обидеться, да и Эрнестина здесь… Вздохнул и поставил пластинку с наивной сентиментальной песенкой. Вся Германия пела ее.
– А вы, оказывается, вероломный человек, Кремер! – услышал вдруг за спиной.
Улыбнулся: если Шрикель обвиняет его в вероломстве, значит, он здорово пронял гауптштурмфюрера. Пусть не Думает, что ему все позволено.
Медленно оглянулся, изобразив на лице удивление:
– Не понимаю вас, герр Шрикель…
– Не прикидывайтесь, Кремер! К чему вам понадобилось вытаскивать на свет божий эту Эмми?
– Мне казалось, девушка нравится вам…
– В порядочном обществе намекать на связь с уличной шлюхой! Это же черт знает что!
– Вот никогда не подумал бы, что Эмми – проститутка… – сделал наивные глаза Карл. – Вы так нежно обходились с ней…
– Или вы настоящий идиот, Кремер, – не выдержал и сорвался гауптштурмфюрер, – или проходимец. Как мне кажется, последнее ближе к истине. Мне известно… – и осекся.
Кремер вспыхнул от оскорбления, но успел взять себя в руки. Понял: его позиция значительно лучше, чем у Шрикеля – в запальчивости гауптштурмфюрер утратил контроль над собой и сболтнул лишнее.
Сказал холодно, взвешивая каждое слово:
– За такие слова, Шрикель, я мог бы дать вам пощечину. Но не хочу скандала, хотя он навредил бы вам значительно больше, чем мне. Вы выпили сегодня, и я понимаю вашу горячность. Считайте, что я забыл этот инцидент.
Карл пустил проигрыватель на полную мощность, на всякий случай, чтобы никто не мог подслушать этот разговор. Но Шрикель уже овладел собой.
– Вы ничего не поняли, – захохотал громко. – Это же шутка! Вы не понимаете шуток, Кремер…
Старался выглядеть добродушным, но щеки так и пылали.
– Вот мы и квиты, – подхватил Карл. – Вы не поняли моей, а я вашей…
Подошла Эрнестина. Прочла что-то на лица Карла, спросила взволнованно:
– Что случилось?
– Ничего, – спокойно выдержал ее взгляд Кремер. – Герр Шрикель утверждает, что эта песенка слишком сентиментальна. А вы как считаете, Эрни?
* * *
Первым автобусом Карл Кремер доехал до города и из уличного автомата позвонил Ветрову. Юрий сразу понял: что-то случилось. Но продолжал, как обычно, – никто никогда не догадался бы, о чем шла речь.
– Так, говорите, у вас авария? – гудело в трубке. – Крылья помяты? Нет, говорите… Прекрасно… Бампер согнут и вмятина на дверце?
– Мне хотелось бы, чтобы вы сразу посмотрели на автомобиль, – перебил его Карл. – Адрес: Альтштадт, Рейхштрассе, 7. Будете через час? Жду вас.
Повесил трубку и потихоньку тронулся к подвалу в руинах.
…Ветров не имел привычки опаздывать, считая, что в их неспокойной жизни и минута имеет значение. Посветил фонариком, разглядывая Карла, хлопнул его по плечу так, что тот застонал.
– Ты что, – не понял Юрий, – обессилел в дороге?
– Дурной ты! – не выдержал Карл. – На мне места живого нет…
– Что такое? – заволновался Ветров.
Карл сел на доску возле стены.
– Давай по очереди, – предложил Юрию, – сначала рассказывай ты, потом я…
– А наоборот?
– Не увиливай. Как погибли Ульман и Свидрак?
Сразу после возвращения из Швейцарии Кремер звонил Ветрову, и тот намеками дал понять, что произошло. Теперь Юрий подробно рассказал об операции.
– Таких людей потеряли… – с грустью сказал Карл.
– Что там говорят о диверсии? – спросил Ветров.
Кремер сообщил об аресте Эрлера.
– Зашевелились, – с удовольствием констатировал Юрий. – Пускай грызутся между собой, мне лично это нравится.
Карл рассказал Юрию про поездку в Швейцарию и встречу с американскими разведчиками. Ветров выругался.
– Их бьют в Арденнах, а они считают будущие барыши. Союзнички!…
– Будешь информировать Центр, подчеркни это, – подтвердил Кремер. – Американцы хотят сговориться с немецкими промышленниками. К сожалению, пока что у меня нет документального подтверждения этого сговора, но, возможно, скоро буду иметь.
– Выходишь в люди! – весело сказал Ветров.
– Но прежде всего я попался, как кур в ощип, – пожаловался Кремер. Ему было не очень удобно рассказывать, что пришлось вынести, но Юрий понял все с полуслова.
– Я уверен: к этому делу Шрикель руку приложил, – продолжал Карл. – Что-то он вынюхал или вынюхивает, и это беспокоит меня. Вчера он вышел из себя и проговорился. Наверно, жалеет, но – слово не воробей…
– Расскажи все по порядку, – попросил Юрий. – Со стороны виднее.
Выслушав, не колеблясь вынес приговор:
– Шрикеля необходимо убрать! И немедленно!
– Легко сказать – необходимо… А как?
– Тебе нельзя руки пачкать. Придется мне.
– Усадьба Вайганга охраняется эсэсовцами. Посторонним туда проникнуть невозможно.
– А сам Шрикель не отшельник?
– По-моему, он редко когда покидает усадьбу. Боится или работы много…
– Не могут мои люди все время дежурить у виллы. Гестаповским шпикам на радость и развлечение… Так вот, – Ветров закурил сигарету, – нам нужно знать, когда Шрикель будет выезжать…
– Если бы я знал это…
– Должен узнать!
– Легко сказать, – разозлился Карл, – он и раньше не доверял мне, а теперь…
– Руди Рехан? – коротко спросил Юрий.
– Исключено. Он со Шрикелем, как кошка с собакой.
– Не думаю, чтобы этот гауптштурмфюрер был таким неприступным. Попробуй найти повод, чтобы выманить его из виллы.
– Надо подумать… – пообещал Карл.
* * *
На лестнице Кремер встретил хорошенькую горничную фрау Ирмы. Девушка кокетничала с ним, встречая, строила глазки, но Карл делал вид, что не замечает ее хитростей.
Горничная взглянула на него многообещающе, улыбнулась и сказала:
– Приехал ваш дядя…
Карл торопился разминуться с горничной и до него не сразу дошли ее слова. Лишь пробежав несколько ступенек, остановился.
– Что вы сказали, Криста? – переспросил, хотя уже понял все. Переспросил машинально, уже зная: случилось непоправимое. Похолодели кончики пальцев. Новее же продолжал улыбаться.
– Приехал господин Ганс Кремер, – повторила горничная, и ее длинные накрашенные ресницы взлетели вверх, – ваш дядя…
– Неужели? Когда?
– Еще утром. Сейчас отдыхает после обеда.
– Где он?
– Его комната рядом с вашей.
– Фон Вайганг дома?
– В кабинете.
– Спасибо, Криста, – спустился на ступеньку Карл, – с меня полагается за хорошее известие…
Горничная подалась к нему, прошептала с укоризной:
– От вас дождешься… Вы такой нелюдим…
– Это лишь кажется, Криста.
– Неужели? – взлетели и опустились длинные ресницы. Карл помахал девушке рукой.
– Бегу к дядюшке…
Горничная скорчила недовольную гримаску, но Кремер уже перескакивал через ступеньки. На площадке второго этажа остановился – вдруг не хватило воздуха. Оперся на перила, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Постоял, может, секунды три-четыре, а показалось – так долго!
Неужели конец? Есть еще время незаметно исчезнуть, но чего он тогда будет стоить?
Итак, провал. Провал, когда все так хорошо сложилось! Вспомнил сухощавую фигуру Ганса Кремера, его скрипучий голос, длинные худые пальцы и пугливые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– А вы шалун! – погрозила пальцем. – К тому же скрытный шалун, а это – значительно хуже. Скажите, – сделала наивное лицо, – чем вы прельщаете девушек?
«Деньгами», – чуть было не вырвалось у Карла, но он вовремя спохватился.
– Фрейлейн Хильда шутит, – перебила их фрау Ирма. Она считала, что разговор перешел границы дозволенного в приличном обществе, и решила положить конец этой рискованной беседе. Тем более что рядом сидела Эрнестина Крауза, которая недовольно морщилась от фривольных шуток Хильды. – По характеру своей работы, – продолжала фрау Ирма, – наш друг Артур встречается со многими людьми, в том числе и с девушками…
Бросив спасательный круг Шрикелю, фрау Ирма тем не менее с отвращением посмотрела на гауптштурмфюрера.
– Вот не знала, что у герра Шрикеля такая приятная работа. Но мне не хотелось бы попасть к нему на прием, – на унималась Хильда, однако, заметив осуждающий взгляд Эрнестины, прикусила губу.
Эрнестина Краузе всегда раздражала Хильду. Раздражала тем, что носила дорогие меха, на которые Хильда могла только смотреть, тем, что бриллиантовые сережки Эрни стоили больше, чем весь гардероб Хильды, наконец, тем, что за этой плюгавкой всегда хвост поклонников. Мужчины, которые смотрят на Хильду маслеными глазами, объясняются в любви Эрнестине. Даже Карл Кремер, которого Хильда считала умнее других, не устоял перед ее миллионами.
Все это порой доводило девушку до ярости – господи, что бы только она не отдала за богатство!
Фрейлейн Крауза, в свою очередь, не симпатизировала Хильде. Она растоптала бы все свои бриллианты, только бы иметь такую нежную кожу, такую высокую грудь и такое красивое лицо. Перехватывая влюбленные и открыто похотливые взгляды, которыми мужчины удостаивали Хильду, она злилась и ревновала. Ну хотя бы один посмотрел на нее так бесстыдно! А они рассыпаются в комплиментах, учтиво целуют руку и… прячут взгляды.
Только Карл Кремер не такой слащавый. И не смотрит украдкой на пышные формы этой красавицы, хотя – Эрнестина уверена в этом – Хильда всячески старается привлечь внимание Кремера. За одно это Эрни готова расцеловать Карла, он такой ровный со всеми и, к сожалению, с ней тоже…
Хотя нет, все же выделяет ее. Они ездят вместе в театр, а чаще – просто разговаривают. Эрни любит эти беседы больше, чем концерты и премьеры. Карл – ювелир, но редко когда говорит о своих делах. Сначала это удивляло девушку, и он объяснил как-то, что в будущем собирается заняться более солидным бизнесом. Каким – Эрнестина не поинтересовалась. Достаточно было своих домашних разговоров о бирже, ценах на ткани и военных поставках. С Карлом они говорили совсем о другом. Эрни всегда с благодарностью вспоминала эти вечера. Она забиралась с ногами на тахту, а Карл устраивался в глубоком мягком кресле. Говорили о музыке и о войне, о Гете и новом оружии, которое обещает немцам фюрер, – и всегда в суждениях Карла Эрнестина находила что-то новое для себя.
Но почему сейчас он улыбается Хильде? Может, это только кажется ей? И все же Эрнестина не выдержала.
– Вы обещали рассказать о Швейцарии, – напомнила Крамеру. – Что вас там больше всего поразило?
Карл на секунду задумался.
– Спокойствие, – ответил уверенно, – спокойствие и тишина. Словно нет в мире пи войн, ни потрясений, словно не борются друг с другом целые народы. Признаться, я отвык от мирных городов, мужчин в гражданском и бабушек с детскими колясочками в скверах. Жизнь без ночных тревог и бомбардировок, военных сообщений… – Перехватив взгляд Шрикеля, поправился: – Мещанская жизнь, и интересы мещанские: вклады в банки, проценты… Швейцария показалась мне клопом на измученном теле Европы.
– Паразит, который наживается на войне, – подтвердил Шрикель.
– А мне хотелось бы попасть туда, – с грустью сказала Эрнестина. – Хотя бы на неделю – тишина, озера, коровы на лугах…
– Сентиментальная картинка из хрестоматии, – поморщилась Хильда. – Мы на имеем права думать о тишине, когда каждую ночь пылают немецкие города! – Она закурила, взмахнула в воздухе несколько раз спичкой, бросила ее в пепельницу. – Если не прекратятся эти варварские налеты, я запишусь в зенитную артиллерию.
Рехан наклонился и поцеловал ее пальцы.
– Такие руки не предназначены для оружия.
– А если мужчины не могут защитить своих подруг!…
– Сегодня вы воинственно настроены против мужчин, – вмешался Шрикель. – Напрасно. Американцы и англичане отступают в Арденнах, и скоро мы сбросим их в море. Пускай вспомнят про Дюнкерк…
Кремеру надоели эти салонные разговоры о войне. Отошел к столику, где Вайганг играл в карты с председателем берлинской комиссии. Постоял, прислушиваясь. Разговор велся неинтересный, и Карл подумал: неплохо бы, сославшись на усталость, исчезнуть. Правда, фрау Ирма может обидеться, да и Эрнестина здесь… Вздохнул и поставил пластинку с наивной сентиментальной песенкой. Вся Германия пела ее.
– А вы, оказывается, вероломный человек, Кремер! – услышал вдруг за спиной.
Улыбнулся: если Шрикель обвиняет его в вероломстве, значит, он здорово пронял гауптштурмфюрера. Пусть не Думает, что ему все позволено.
Медленно оглянулся, изобразив на лице удивление:
– Не понимаю вас, герр Шрикель…
– Не прикидывайтесь, Кремер! К чему вам понадобилось вытаскивать на свет божий эту Эмми?
– Мне казалось, девушка нравится вам…
– В порядочном обществе намекать на связь с уличной шлюхой! Это же черт знает что!
– Вот никогда не подумал бы, что Эмми – проститутка… – сделал наивные глаза Карл. – Вы так нежно обходились с ней…
– Или вы настоящий идиот, Кремер, – не выдержал и сорвался гауптштурмфюрер, – или проходимец. Как мне кажется, последнее ближе к истине. Мне известно… – и осекся.
Кремер вспыхнул от оскорбления, но успел взять себя в руки. Понял: его позиция значительно лучше, чем у Шрикеля – в запальчивости гауптштурмфюрер утратил контроль над собой и сболтнул лишнее.
Сказал холодно, взвешивая каждое слово:
– За такие слова, Шрикель, я мог бы дать вам пощечину. Но не хочу скандала, хотя он навредил бы вам значительно больше, чем мне. Вы выпили сегодня, и я понимаю вашу горячность. Считайте, что я забыл этот инцидент.
Карл пустил проигрыватель на полную мощность, на всякий случай, чтобы никто не мог подслушать этот разговор. Но Шрикель уже овладел собой.
– Вы ничего не поняли, – захохотал громко. – Это же шутка! Вы не понимаете шуток, Кремер…
Старался выглядеть добродушным, но щеки так и пылали.
– Вот мы и квиты, – подхватил Карл. – Вы не поняли моей, а я вашей…
Подошла Эрнестина. Прочла что-то на лица Карла, спросила взволнованно:
– Что случилось?
– Ничего, – спокойно выдержал ее взгляд Кремер. – Герр Шрикель утверждает, что эта песенка слишком сентиментальна. А вы как считаете, Эрни?
* * *
Первым автобусом Карл Кремер доехал до города и из уличного автомата позвонил Ветрову. Юрий сразу понял: что-то случилось. Но продолжал, как обычно, – никто никогда не догадался бы, о чем шла речь.
– Так, говорите, у вас авария? – гудело в трубке. – Крылья помяты? Нет, говорите… Прекрасно… Бампер согнут и вмятина на дверце?
– Мне хотелось бы, чтобы вы сразу посмотрели на автомобиль, – перебил его Карл. – Адрес: Альтштадт, Рейхштрассе, 7. Будете через час? Жду вас.
Повесил трубку и потихоньку тронулся к подвалу в руинах.
…Ветров не имел привычки опаздывать, считая, что в их неспокойной жизни и минута имеет значение. Посветил фонариком, разглядывая Карла, хлопнул его по плечу так, что тот застонал.
– Ты что, – не понял Юрий, – обессилел в дороге?
– Дурной ты! – не выдержал Карл. – На мне места живого нет…
– Что такое? – заволновался Ветров.
Карл сел на доску возле стены.
– Давай по очереди, – предложил Юрию, – сначала рассказывай ты, потом я…
– А наоборот?
– Не увиливай. Как погибли Ульман и Свидрак?
Сразу после возвращения из Швейцарии Кремер звонил Ветрову, и тот намеками дал понять, что произошло. Теперь Юрий подробно рассказал об операции.
– Таких людей потеряли… – с грустью сказал Карл.
– Что там говорят о диверсии? – спросил Ветров.
Кремер сообщил об аресте Эрлера.
– Зашевелились, – с удовольствием констатировал Юрий. – Пускай грызутся между собой, мне лично это нравится.
Карл рассказал Юрию про поездку в Швейцарию и встречу с американскими разведчиками. Ветров выругался.
– Их бьют в Арденнах, а они считают будущие барыши. Союзнички!…
– Будешь информировать Центр, подчеркни это, – подтвердил Кремер. – Американцы хотят сговориться с немецкими промышленниками. К сожалению, пока что у меня нет документального подтверждения этого сговора, но, возможно, скоро буду иметь.
– Выходишь в люди! – весело сказал Ветров.
– Но прежде всего я попался, как кур в ощип, – пожаловался Кремер. Ему было не очень удобно рассказывать, что пришлось вынести, но Юрий понял все с полуслова.
– Я уверен: к этому делу Шрикель руку приложил, – продолжал Карл. – Что-то он вынюхал или вынюхивает, и это беспокоит меня. Вчера он вышел из себя и проговорился. Наверно, жалеет, но – слово не воробей…
– Расскажи все по порядку, – попросил Юрий. – Со стороны виднее.
Выслушав, не колеблясь вынес приговор:
– Шрикеля необходимо убрать! И немедленно!
– Легко сказать – необходимо… А как?
– Тебе нельзя руки пачкать. Придется мне.
– Усадьба Вайганга охраняется эсэсовцами. Посторонним туда проникнуть невозможно.
– А сам Шрикель не отшельник?
– По-моему, он редко когда покидает усадьбу. Боится или работы много…
– Не могут мои люди все время дежурить у виллы. Гестаповским шпикам на радость и развлечение… Так вот, – Ветров закурил сигарету, – нам нужно знать, когда Шрикель будет выезжать…
– Если бы я знал это…
– Должен узнать!
– Легко сказать, – разозлился Карл, – он и раньше не доверял мне, а теперь…
– Руди Рехан? – коротко спросил Юрий.
– Исключено. Он со Шрикелем, как кошка с собакой.
– Не думаю, чтобы этот гауптштурмфюрер был таким неприступным. Попробуй найти повод, чтобы выманить его из виллы.
– Надо подумать… – пообещал Карл.
* * *
На лестнице Кремер встретил хорошенькую горничную фрау Ирмы. Девушка кокетничала с ним, встречая, строила глазки, но Карл делал вид, что не замечает ее хитростей.
Горничная взглянула на него многообещающе, улыбнулась и сказала:
– Приехал ваш дядя…
Карл торопился разминуться с горничной и до него не сразу дошли ее слова. Лишь пробежав несколько ступенек, остановился.
– Что вы сказали, Криста? – переспросил, хотя уже понял все. Переспросил машинально, уже зная: случилось непоправимое. Похолодели кончики пальцев. Новее же продолжал улыбаться.
– Приехал господин Ганс Кремер, – повторила горничная, и ее длинные накрашенные ресницы взлетели вверх, – ваш дядя…
– Неужели? Когда?
– Еще утром. Сейчас отдыхает после обеда.
– Где он?
– Его комната рядом с вашей.
– Фон Вайганг дома?
– В кабинете.
– Спасибо, Криста, – спустился на ступеньку Карл, – с меня полагается за хорошее известие…
Горничная подалась к нему, прошептала с укоризной:
– От вас дождешься… Вы такой нелюдим…
– Это лишь кажется, Криста.
– Неужели? – взлетели и опустились длинные ресницы. Карл помахал девушке рукой.
– Бегу к дядюшке…
Горничная скорчила недовольную гримаску, но Кремер уже перескакивал через ступеньки. На площадке второго этажа остановился – вдруг не хватило воздуха. Оперся на перила, почувствовал предательскую дрожь в коленках. Постоял, может, секунды три-четыре, а показалось – так долго!
Неужели конец? Есть еще время незаметно исчезнуть, но чего он тогда будет стоить?
Итак, провал. Провал, когда все так хорошо сложилось! Вспомнил сухощавую фигуру Ганса Кремера, его скрипучий голос, длинные худые пальцы и пугливые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48