Каждый раз, когда она звонила, каждый раз, когда телефонный оператор говорил: "Сеньор Ирвинг? Звонок из Соединенных Штатов. Пожалуйста, не кладите трубку", я переживал мгновение ужаса, чувство, что вот оно. Мы с Диком проигрывали эту ситуацию тысячу раз, наш смех как бы противоречил воображаемой искусственности. "Послушай, Клифф, нам тут звонил Честер Дэвис... Ховард Хьюз написал Хэрольду Макгро, и он заявляет... Компания "Хьюз тул" утверждает..."
Но все эти месяцы каждый раз, когда Беверли звонила, а у меня снова и снова сосало под ложечкой от страха, она с легкостью развеивала мои опасения, спрашивая, как идут дела, и частенько сворачивая на корпоративную мечту "Макгро-Хилл", что книга станет не просто авторизованной биографией, но полноценной автобиографией. Я клал телефонную трубку на рычаг, жар вновь обновленной самоуверенности заменял страх, а заглавная песня проекта "Октавио" триумфальными фанфарами звучала в моей голове: "Пока все в порядке..."
В общем, к концу августа я устал, вымотался, но был полон уверенности и горделивой надменности. Мы работали не покладая рук, и кассеты с интервью были почти готовы. Если говорить о Ховарде, то этот человек исполнял все роли в современной опере, а его голос из самого обыкновенного превратился в изысканный - этот парень не позволял себе фальшивить. Мы стали чревовещателями, но так всегда происходит в литературе: однажды марионетка начинает петь сама, а чревовещатель, писатель, просто слушает, записывает и удивляется. Я уже видел величие жизни нашего героя, принимающее вполне определенную форму на бумаге, и как-то сказал Дику:
- Знаешь, у меня такое чувство, как будто я знаю об этом человеке - имею в виду, не просто факты биографии, а самого человека, - больше всех на свете.
- С одним возможным исключением и одним определенным, - поспешил разуверить меня коллега.
- Хорошо, хорошо. Ты - возможное исключение. А кто определенное?
- Как насчет Ховарда? Про него ты забыл?
- Вполне может быть. Я ведь говорил, что он ограничен стеной. Но ты думаешь, будто Хьюз хорошо знает сам себя? Думаешь, он понимает, почему так ненавидит микробы? Мы знаем почему. Мать сказала ему, что от кукурузного хлеба можно заразиться проказой, а в двадцать девятом году актриса заразила беднягу триппером. Не думаю, что сам он знает об этом.
- Не слишком-то увлекайся, - предостерег меня мой осторожный друг. - Это вымысел. Мы все это сочинили. Не забывай. Так можно запросто сойти с ума. Стать шизофреником. Боже мой, прямо вижу, как все это заканчивается, а ты заходишь в офис компании "Хьюз тул" и пытаешься отдать приказы Реймонду Холлидею и Честеру Дэвису.
- А это вполне можно устроить. Всего-то надо написать за него завещание. Он сделает меня своим наследником. "Я, Ховард Хьюз, - принялся декламировать я торжественным голосом, - находясь в здравом уме и твердой памяти, своей волей завещаю Клиффорду Ирвингу все свое состояние за мужество, проявленное им при написании моей автобиографии, и дарованное мне бессмертие в образе прекрасного человека, гораздо лучшего, чем я когда-либо был..." Как думаешь?
Дик посмотрел на меня в восторге, голова склонена, коричневые глаза подернуты дымкой мечтательности. Его голос неожиданно стал вкрадчивым:
- Слушай, не шути. Ведь неплохая идея. Если мы...
- Ты считаешь меня сумасшедшим? За работу! Иди читай об эфиопских взлетных полосах, выясни, в каком обмундировании Хьюз мог летать из Англии в сорок четвертом году.
Так мы отмели мысль о попытке унаследовать два миллиарда долларов. Посчитали, что такой план находится за гранью наших возможностей и явственно отдает смрадом жадности. Фактически подобное предприятие было бы попросту грабежом.
Все шло хорошо - лето тяжелой работы, горячего солнца и пота. Каждую ночь все увеличивающуюся стопку страниц мы запирали в серый шкаф для хранения документов, рядом с моим столом, а ключ хранили под индейской маской на книжной полке. А потом, тем самым августовским вечером, когда Дик уже ушел на пляж, позвонила Беверли Лу, и все здание мистификации начало трещать по швам.
- Клифф?
- Да. Как дела? Что...
- Лучше слушай повнимательнее. У нас неприятности.
- Неприятности?
Это слово могло означать только одно. Я почувствовал, как холодная рука страха сжала мне горло, и приготовился повесить трубку на середине пламенной речи Беверли о том, как человек из "Хьюз тул" позвонил Хэрольду Макгро и объявил "этого парня Ирвинга" мошенником. Хотя Беверли все еще говорила "у нас", а не "у тебя". Замерцала надежда.
- Какие неприятности? - переспросил я.
Она принялась, как обычно, тараторить:
- У меня есть друг в одном издательстве. Его имя тебе ничего не скажет. Час назад он позвонил мне. У них есть парень, Сэм Пост. Ну так вот, он является представителем, или просто другом, или знаком с человеком по имени Итон, Роберт Итон. Октавио никогда не упоминал об этом парне? Один из бывших мужей Ланы Тернер. Похоже, он знает Октавио.
- Никогда о нем не слышал.
- Тогда послушай. Мой друг из издательства позвонил мне и сообщил, что этот Сэм Пост пришел в их офис и предложил "Автобиографию Ховарда Хьюза", рассказанную Роберту Итону, и показал им...
- Беверли, - перебил я, маскируя свою нервозность еще большей нервозностью, - ради бога, не произноси это имя по телефону. Говорю тебе, нас могут прослушивать. Октавио, Октавио, - настаивал я.
- Да, ты прав - Октавио. Извини. В общем, или у твоего дружка Октавио рыльце в пуху и он затеял двойную игру, либо у кого-то другого рыльце в пуху. Мой друг знает Поста несколько лет, они вроде как друзья, поэтому тот и обратился к нему, сказал, что Октавио записал на пленку свою автобиографию вместе с этим писателем, Робертом Итоном. И дал Итону письменное разрешение продать ее, издать.
- Посту дал?
- Нет, черт возьми. Он дал разрешение Итону. На гербовой желтой бумаге, как и у тебя. Пост - просто посредник. К этому делу уже подключили агента. Я не знаю всех деталей, но агента зовут Шелли Абенд.
Я постарался, чтобы мой голос звучал скорее скучающе, чем взволнованно:
- И кто-то действительно принимает эту чушь всерьез?
- Да! - закричала Беверли. - В этом-то все и дело. Стала бы я тебе звонить, если бы они не приняли это всерьез. Я сама принимаю это всерьез, могу тебе сказать! Ты вообще понимаешь, что это значит?
Мой палец блуждал по кнопке прерывания связи. Я коснулся клавиши, но затем передумал. Слишком уж меня заинтересовала новая проблема, надо было узнать о ней как можно больше.
- Расскажи мне все поподробнее, - предложил я, прежде чем выдвигать какие-либо теории. Ситуация складывалась просто удивительная.
- Чем ты слушаешь! У Поста есть какое-то письменное разрешение от Октавио, выданное то ли ему, то ли Итону, и, похоже, оно достаточно хорошо для другого издательства, чтобы там захотели увидеть рукопись.
- Уже и рукопись имеется?
- На данный момент написано около ста страниц, еще больше на подходе. Не знаю, читал ли их издатель. Зато я точно знаю, что, какое бы соглашение ни было заключено между Октавио и Итоном, оно в точности повторяет твой вариант - те же секретные встречи, то же условие, согласно которому стенограммы их бесед должны быть прочитаны Итоном в присутствии самого Октавио.
- Невероятно, - пробормотал я.
А Беверли все распалялась, ее гнев рос с каждым словом.
- Думаю, Октавио тебя обманул, ну и нас заодно. Скорее всего, он сделал копии тех интервью, что записал с тобой, и передал их этому человеку, Итону. Идея в том, чтобы посмотреть, кто из вас двоих напишет лучшую книгу, а потом выбрать только одну.
- Он бы никогда так со мной не поступил, - запротестовал я.
- Да, с тобой он бы никогда так не поступил! - Беверли просто источала сарказм. - Ты же у нас такой особенный. Послушай, эго затмевает тебе трезвый взгляд на происходящее. Ты что думаешь, старик недостаточно хитер, чтобы провернуть подобную аферу? Нет, конечно, сейчас ты думаешь, что он - великий человек, твой хороший друг, но не забывай - ты едва его знаешь; у него репутация самого беспринципного бизнесмена во всех Соединенных Штатах. Ты же сам мне рассказывал, скольких деловых партнеров он подвел в своей жизни.
- Ну, это было давным-давно, - сказал я, с жаром защищая личность моего Ховарда Хьюза. - Он изменился, Беверли. Нет, я не могу в это поверить. Извини, просто не хочу в это верить. - Я услышал дрожь в своем голосе - да, во мне точно пропал актер. - Это было бы непростительно, неэтично и... отвратительно.
- Да, это действительно так. Но вероятность остается. Но есть еще одна возможность, - осторожно добавила она.
Я уставился на клавишу отбоя. Палец застыл.
- И что же, - медленно произнес я, - за другая возможность?
- Ты хорошо знаешь Дика Саскинда?
- Ты меня уже об этом спрашивала. В каком смысле хорошо знаю?
- Ты ему полностью доверяешь?
- Ну, я уже говорил. Мы просто друзья. Не слишком близкие. Но я бы не стал нанимать его на эту работу, если бы не доверял.
- Ты не слишком-то доверял ему в апреле, не сказал, что действительно встречаешься с Октавио. - Она, похоже, забыла, что я ей говорил о своем желании все рассказать Дику, а совет всей редакции посоветовал - да фактически заставил меня - не делать этого.
- Да, ты права. Наверное, не слишком.
- Думаю, Дик Саскинд затаил обиду на тебя из-за того, что ты не сказал ему. Он понял, что никогда не выяснил бы сути дела, если бы тогда в офисе Роберт не проговорился. Уверена, как обычно, наивность мешает твоему здравому смыслу. Ты понимаешь, к чему я клоню?
- Нет, Бев, на самом деле не понимаю.
- Сейчас постараюсь тебе объяснить. Дик Саскинд имеет доступ к стенограммам интервью, которые Октавио дал тебе в Калифорнии?
- Разумеется, у него есть копия. Она нужна ему для сверки.
- Вот и другая возможность, - триумфально провозгласила Беверли. - Саскинд мог за твоей спиной продать эти копии Посту и Итону.
- Невозможно! Никогда! Дик никогда бы... - Я позволил себе засомневаться. - Нет, он бы не сделал этого.
- Но ты не уверен. Я могу сказать это по тону твоего голоса.
- Послушай, Бев, все возможно - теоретически. Но я не верю, что Дик мог сделать такое. Не говоря уже об этике, он предан делу.
- Деньги иногда говорят громче, чем этика или преданность.
- Он просто не стал бы делать этого, - возмутился я. - Кроме того, я постоянно за ним приглядываю. Когда Дик умудрился выйти с ними на связь?
- Тем не менее подобную возможность ты принимаешь. Не полностью ему доверяешь, так?
- Да, принимаю, черт возьми. В любом случае, есть и третья возможность. Разве не видишь?
- Это какая же?
Я засомневался, не зная, стоило ли произносить слово "афера": все равно что открыть банку с червями - больше чем с червями: с кобрами и гремучими змеями, о чьем существовании, насколько мне было известно, еще никто даже не подозревал. Я заколебался, а потом услышал знакомое жужжание. Линия умерла. Испанский оператор все решил за меня. Он нас разъединил.
Я грохнул трубкой, натянул плавки, выскочил из студии, побежал по холму, прыгнул в "мерседес" и направился в Салинас.
К тому времени, когда я добрался до песчаных дюн и обозрел пляж, озаренный вечерним солнцем, Эдит, Недски и Барни уже уехали домой. Под полосатым зонтом, как розово-коричневый гиппопотам в тени африканской пальмы, довольно храпел Дик, пока Джинетт у воды строила песчаные замки вместе с Рафаэлем. Я постучал друга по плечу. Тут же открыв глаза, он поморгал на солнце, а потом увидел выражение моего лица.
- Что с тобой? - саркастически спросил я. - Ты выглядишь обеспокоенным.
- Потому что обеспокоен ты. Кто звонил?
- Беверли.
- О боже мой! Нас раскрыли.
- Нет, нет, нет. Не волнуйся.
- Если бы ты видел свое лицо, то еще не так заволновался бы. Что случилось?
В поле нашего зрения шаталось слишком много людей. Дик, кряхтя, поднялся на ноги, и мы пошли на мелководье. Там играли дети, так что пришлось забраться поглубже, где вода была нам по шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67