А если расскажешь всю историю о встрече с Хьюзом целиком, то у нас уже не будет статьи для публикации.
- Ральф, я полностью с тобой согласен. Они уйдут больше расстроенные, чем просвещенные, и уложат меня на обе лопатки. Но я обещал "Макгро-Хилл", что прилечу сегодня вечером. Пожалуйста, ты не мог бы позвонить им и вынести общее решение? А потом пусть кто-нибудь перезвонит мне и сообщит о результате.
- Это единственный выход. Думаю, мы сможем избежать ненужных дебатов, если тебе удастся убедить Октавио сделать заявление, противоречащее воплям "Хьюз тул" и "Байор эдженси". Или, по крайней мере, позвонить им и сказать, чтобы заткнулись.
Я пообещал сделать все, что в моих силах. Джордж Гордон Холмс должен был связаться со мной тем же вечером, и тогда я бы объяснил всю сложность ситуации.
Через час позвонила Беверли:
- Ральф сообщил нам, что разговаривал с тобой, и мы все обсудили. Возможно, он прав. У них больше опыта в отношениях с общественностью, чем у нас. Мы решили на время отложить конференцию.
- Замечательно. Что на это сказал Альберт?
- Он вообще говорит с трудом. После ответов на все эти телефонные звонки у него пропал голос.
- Слушай, Бев, давай закончим разговор. У меня встреча.
- С Октавио?
- Нет, с блондинкой.
- Я тебе не верю. Здесь все в панике, твое имя красуется на всех газетах страны, все репортеры мира на тебя охотятся - более того, ты вроде бы работаешь! Ты просто не можешь сегодня прохлаждаться с блондинкой!
- В брюнетку ты поверишь?
- Нет, они не в твоем вкусе. Но я рада, что ты просто шутил.
В тот вечер, за ужином с Анной Бакстер, я начал беспокоиться не на шутку. Опровержение пришло слишком быстро и было слишком энергичным. По прибытии в Нью-Йорк вопросы посыплются со всех сторон, и на некоторые из них мне не ответить столь компетентно, как раньше. Конференция состоится в любом случае, и репортеры, как сказал Ральф Грейвз, будут отнюдь не теми профессионалами, с которыми мне приходилось иметь дело до этого. У тех не было причин ни для недоверия, ни для веры в мои слова. Анна что-то чирикала о подводном плавании, голубых пещерах, кораллах и местах, которые мечтала увидеть, вроде Большого рифа и Оленьего острова у побережья Сен-Круа в Виргинии. Мы сидели в ресторане "Пастух", я ел без аппетита, хотя передо мной стояло отлично приготовленное мясо. Время от времени я пытался почувствовать вкус, но мысли витали далеко. Чек находился на пути в Цюрих. Две недели уйдет на то, чтобы его обналичили, а за это время могло случиться все что угодно. Они могли обнулить чек; нанять офицеров, чтобы те дежурили в банке и подловили Эдит, когда она пойдет получать деньги; могли доставить мне немало неприятных минут, если Хьюз откажется заставить "Байор эдженси" замолчать. Образ этих их начинал обретать гигантские, угрожающие очертания. Они были повсюду, им нужно было добраться до меня. Кажется, я начинал становиться параноиком. Ховард, как я теперь тебя понимаю!
Каждый раз, когда на нас сваливались неприятности, мы умудрялись извлечь из них выгоду. Когда удача была на нашей стороне и когда все шло хорошо, как в Помпано-Бич или на острове Парадиз, мы всячески этим пользовались. Все будет хорошо! Эта фраза была нашим девизом - плюс еще умение держать язык за зубами, потому что в том анекдоте мостовая все-таки встречается с падающим человеком, и тот превращается в желе. У нас не было ни малейшего желания кончить подобным образом. Но сейчас эта мостовая находилась от нас очень близко, и нужно было натягивать страховочную сеть...
Мы с Анной поднялись в ее номер, немного выпили, а потом она сказала:
- Слушай, из меня сегодня нелучшая компания. Мне нужно вернуться в Ньюпорт и приступить к работе. Давай встретимся завтра в три часа дня около бассейна?
В гостинице я был уже в полночь, послал телеграмму Эдит: "проблемы тул отрицает подлинность КНИГИ ОСТАНОВИСЬ НЕМЕДЛЕННО МНЕ позвони ЛЮБЛЮ КЛИФФ". Потом поднялся наверх, чтобы вздремнуть, лежал в темноте и слушал, как разбиваются волны о невидимый берег и как компания у бассейна наигрывает тихую мелодию баллады. В два часа ночи меня озарило. Разница с Испанией у нас была восемь часов, так что я решил позвонить Дику.
- У нас появились сложности, - сказал я. - Ты имеешь хоть малейшее понятие о том, что происходит?
- "Трибьюн" не приехали из Парижа. А ты где? Что происходит? - Я поведал ему то немногое, что знал. - Ну, тогда все не так плохо, - успокоил меня Дик, - просто закончи работу и делай ноги из Нью-Йорка как только сможешь.
- Но все может стать еще хуже. Мы же не знаем, какие еще трюки у них есть в запасе. - Я рассказал, что телеграфировал Эдит с просьбой позвонить мне. - Я хочу, чтобы она пошла в студию и сделала копию с того, подлинного письма Честеру и Биллу. У меня с собой нет ни одного образца почерка. Думаю, стоит написать еще одно письмо. Он собирается послать "Хьюз тул" ко всем чертям.
- Нет, - испугался Дик, - пусть все идет как идет, только не делай поспешных шагов. Может, мне прилететь и встретить тебя? Такое чувство, что ты паникуешь.
- Нет, со мной все нормально. А вот "Макгро-Хилл" действительно в панике. Черт возьми, ты не понимаешь - эта история во всех газетах, в новостях на каждом канале. Я поеду в Нью-Йорк, и мне просто отрубят голову.
- Я приеду, - решил Дик, - тебе нужна помощь.
Он был прав. Помощь мне действительно не помешала бы. Нужно было с кем-то поговорить, а Дик был единственным человеком в мелом мире, с кем я мог это сделать, ведь только он знал правду.
- Давай я дождусь звонка от Эдит, а затем вернусь к тебе.
Весь день опять был забит телефонными переговорами. Из-за всей этой известности, которая грозила в будущем только увеличиться, останавливаться в "Элизиуме" мне не хотелось. Я возил с собой кучу всяких разных бумаг, и они могли привлечь внимание как "Интертела", так и "Макгро-Хилл". Я позвонил Марти Акерману в Нью-Йорк и объяснил ситуацию.
- Можешь остановиться у нас, - предложил он. - Дом оснащен надежной сигнализацией.
Затем наконец позвонила Эдит, и я поручил ей зайти в студию, взять ключ от картотечного шкафа под индейской маской и найти письмо "дорогим Честеру и Биллу".
- Неважно почему, но мне оно нужно. Дик заберет его в субботу.
После этого я позвонил Дику в Пальму и проинструктировал его:
- Возьми письмо. У нас будет совещание в Нью-Йорке по поводу дальнейших действий. Я буду у Марти Акермана, тебе закажу номер в гостинице "Командор".
- Ничего не говори Акерману, - предостерег он меня.
- Господи, конечно же, ничего не скажу. Просто позвони мне из аэропорта, когда прибудешь в воскресенье вечером.
"Макгро-Хилл" были следующими в моем списке. Я полночи не спал, продумывая сценарий.
- Хьюз болен, - сказал я Беверли. - Насколько болен, я не знаю, но похоже, происходит что-то очень забавное. Несколько минут назад я говорил с Джорджем Гордоном Холмсом, и парень встревожен. Это крайне невозмутимый человек, но сейчас он обеспокоен, и я могу только догадываться почему. Я сказал ему, что мне необходимо встретиться со стариком - Холмс его обычно так называет, - и он попытается это организовать, но не может ничего гарантировать. Джордж обещал мне перезвонить.
Беверли понизила голос:
- Он... умирает?
- Не знаю. Я тебе перезвоню.
Анна Бакстер приехала в три часа дня и устроилась на диване в гостиной.
- Сезон еще даже не начался, а я уже совершенно вымоталась.
- Я тоже. Может, съездим куда-нибудь на выходные?
- Куда, например?
- Анна, это серьезное дело. Могу я тебе доверять?
- Ты можешь мне верить, - произнесла она твердым голосом.
- Мне нужно где-то встретиться с Ховардом Хьюзом. Я еще не знаю, где именно. Один из его людей должен мне сообщить. Возможно, на Багамах. Он ведь не собирается заниматься подводным плаванием, так что встреча состоится там, где он захочет. Ты иди выпей кофе или отправляйся домой. Когда все выяснится, я тебе позвоню.
День рождения Линкольна опять пришелся на уик-энд. Я обзвонил все компании в попытке заказать авиабилет, но ни одного места до Нассау не нашлось. Следующим в списке стоял Пуэрто-Рико. Я мог бы добраться до Ямайки, и были свободные номера в "Хилтоне", но тогда за билеты пришлось бы выложить на сто пятьдесят долларов больше.
Из компании "Истерн" мне перезвонили:
- Мистер Ирвинг, у нас появились два билета на рейс в пятницу до Сен-Круа.
- Я беру их. А что с гостиницей?
- Никаких проблем. Номер для вас и вашей жены?
- Второго человека зовут мистер Бакстер. Два одноместных или два двухместных номера, мне все равно.
Я позвонил Анне в ее номер:
- Все устроилось. Тот человек мне сообщил место встречи. Это Сен-Круа. Ты все еще хочешь поехать?
- Сен-Круа? Фантастика! Там же рядом Олений остров! Это лучшее место для ныряльщиков во всем Карибском море! У нас будет время поплавать или ты все время будешь с Хьюзом?
- Анна, это открытая линия. Даже не упоминай его имя. Кодовое слово - Октавио. А на твой вопрос ответ - да, у нас будет время для плавания. Собери веши и приходи ко мне завтра в пять часов.
Потом я позвонил Беверли Лу в "Макгро-Хилл":
- У меня новости от Холмса, парень все еще беспокоится. Не знаю, какого черта вообще происходит, но он, кажется, сможет организовать встречу. Я сказал ему, что мне при любом раскладе нужно быть в Нью-Йорке в воскресенье ночью, и Джордж меня успокоил. Он не дал гарантий, что я увижусь с Хьюзом, но сделает все возможное и в любом случае свяжется со мной. Я собираюсь сесть на самолет завтра днем, поселиться в каком-нибудь отеле и ждать. Бев, не хочу, чтобы кто-нибудь об этом узнал, иначе пресса будет во всеоружии. А в этом случае вариант только один: Октавио не появится.
- Ты можешь мне доверять, - сказала она.
- Сен-Круа.
- Сен-Круа! Это же один из Виргинских островов, не так ли? Почему именно там?
- Не знаю. Может, ему нравится подводное плавание, а может, на самом деле он там живет, - сказал я в порыве вдохновения. - Он болен, но если бы ему требовалась медицинская помощь, он явно не поехал бы на отдаленный остров. Может, там живут его личные доктора или это просто-напросто его дом.
- И ты собираешься сидеть на острове в гостинице и ждать от него звонка?
- Прихвачу блондинку для компании, - рассмеялся я.
- По крайней мере твое чувство юмора при тебе, - съязвила Беверли. - Октавио это понравится. Просто не забудь, где ты должен быть в понедельник утром. Теперь ты - гвоздь программы, так что пора вылезать из подполья.
- Обязательно приеду, - пообещал я. - Я тебя не подведу.
Повесив трубку, я вернулся к работе и не вставал до полуночи, пока не закончил последнюю часть рукописи. Сгреб в стопку все бумаги, порвал последнюю часть записи, свалил все это в корзину для мусора, а затем спустился в бар, чтобы пропустить стакан-другой. Я чувствовал себя слабым и до смерти уставшим. Подобная болезненность обрушивалась на меня без предупреждения, и даже вторая порция коньяка не смогла ничем помочь. Я был в Майами-Бич, в баре мотеля "Ньюпорт-Бич", не понимая, зачем и как я здесь оказался. Сидел одинокий, окруженный голосами, которых не слышал. В понедельник утром мне нужно быть в Нью-Йорке, но на меня навалилась тупая усталость, казалось, душа неожиданно опустела. Наверное, так себя чувствует плохо вооруженный солдат, идущий в бой с численно превосходящим противником, но знающий, что выбора у него нет: он должен идти, должен драться, прятаться, сражаться снова и отдыхать между выстрелами.
Я допил последний глоток коньяка, зная, что больше всего на свете хочу сейчас очутиться дома: на Ибице, с Эдит и детьми в нашем суматошном, веселом, шумном доме, быть в центре собственной жизни, а не болтаться где-то на задворках. Я оплатил счет в баре и принялся бродить по фойе, посреди мигающих огней и оглушительной музыки дискотеки. Мое место на Ибице, с Эдит. Ее любовь - это все, что только может пожелать любой нормальный мужчина, единственное, что вообще нужно человеку в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67