Акерман со мной согласился.
- Кстати, я звонил Эдит, - сказал я. - Она не собирается в Нью-Йорк и настаивает, чтобы я ехал домой.
- Ты это лучше Шелтону Фишеру скажи, - решил он. - Пообещай, что прилетишь сразу же, как только понадобишься им. А потом сваливай отсюда, и по-быстрому.
Я позвонил Шелтону и сообщил о своем решении, чувствуя, что тот очень хотел пуститься в уговоры, но сдержался, а я без малейшего намека на сомнения пообещал все, что от меня требовалось. После обеда, когда я уже привел в порядок рабочий стол и собирался складывать вещи, приехали Фрэнк Маккалох с Биллом Ламбертом, следственным репортером, получившим Пулицеровскую премию.
- Мы знаем, как ты занят, - начал Фрэнк, - и что сегодня ночью уезжаешь, поэтому не станем отнимать у тебя время - только хотим прояснить одну вещь. Ключ ко всей этой таинственной истории - тот человек, Джордж Гордон Холмс. Расскажи нам все, что сможешь о нем вспомнить.
Я снова дал детальное описание - вес около ста восьмидесяти фунтов, рост шесть футов, темные волосы, - прибавив пару мелочей, о которых забыл ранее. Например, марку сигарет, которые тот курил одну за другой, - "Винстон" или "Мальборо".
- Ты отдал ему рукопись в Лос-Анджелесе, - напомнил Ламберт, - правильно?
- Да. Хьюз заболел, а Холмс позвонил мне и организовал встречу.
- Где?
- На углу улицы. Он велел мне приехать на определенное место и ждать там. Потом пришел парень, произнес пароль и забрал книгу. Это и был Холмс.
- На углу какой именно улицы? Можешь вспомнить?
Я попытался срочно придумать какое-нибудь похожее место и вспомнил, как относил одежду в прачечную недалеко от угла Швейцарской улицы и бульвара Сансет.
- Думаю, это была Швейцарская, как раз около Сансет.
Ламберт и Маккалох со значением переглянулись.
- Слушай, - сказал Фрэнк, - нам кажется, мы знаем, кто такой Холмс. Твое описание подходит идеально. Мы просмотрели всех, кто мог бы ему соответствовать. Ты знаешь человека по имени Джон Мейер?
- Я знаю, кто это. Он работал на Ховарда в Неваде. Что-то связанное с добычей ископаемых или Комиссией по атомной энергии, я даже не помню.
- Его офис, - триумфально произнес Маккалох, - находится в Лос-Анджелесе, как раз на углу Швейцарской и Сансет.
* * *
В тот вечер, на борту рейса Нью-Йорк - Мадрид, я пытался понять сложившуюся ситуацию. Наугад выбрав адрес, я ткнул пальцем в небо - а попал в бывшего помощника Хьюза, чей портрет совпал с внешностью несуществующего Джорджа Гордона Холмса. Абсурдность и совпадения сегодняшнего дня опять побили все законы логики и вероятности. Маккалох и Ламберт на всех парах мчались по следу, который вел в никуда. К этому безумию прибавлялся еще один крученый мяч, брошенный мне Ламбертом, перед тем как встреча закончилась и я сел на самолет. Он сообщил, что у него есть связи внутри организации Хьюза. Там ему сказали, что знают о моем послании, написанном по предложению Шелтона Фишера, где я умолял Ховарда сделать хоть что-нибудь по поводу шумихи и упорного отказа его компании от автобиографии собственного босса. Это письмо я отправил мифическому Холмсу где-то в середине декабря для передачи и доставки в Майами, а машинописную копию отдал Фишеру. Оказывается, служащий компании Хьюза забрал его из почтового отделения Майами. "Этого не может быть", - подумал я - но только кивнул.
- Это доказывает существование связи, - сказал Ламберт.
Они с Фрэнком попросили меня помочь им соорудить ловушку. Для этого я написал два коротких послания Ховарду и самолетом отправил их Джорджу Гордону Холмсу, до востребования, Главное почтовое отделение, Майами, Флорида.
- Мы их отправим, - объяснил Фрэнк, - а затем установим слежку за почтой. Кто-нибудь туда в конце концов придет, чтобы их забрать, - Мейер, Холмс или еще кто-то, - а мы будем наготове.
Все еще в шоке от удивления, во время полета до Мадрида я предпринял последнюю попытку защиты. Мой ум занимала Хельга - Хельга в банке Цюриха и Хельга из записей. Если выяснится, что помощник Хьюза, отправившийся в Швейцарский кредитный банк, действительно был женщиной, то мне нужно отвести от Эдит малейшие подозрения. Пусть они верят, будто в жизни Ховарда все еще есть живая Хельга.
Тщательно порывшись в своей плетеной корзине, я выудил лист желтой гербовой бумаги. Вполне соответствует случаю и хорошо для частных пересудов.
Дорогой Фрэнк (написал я),
Все время моего полета я все думал, думал о нашей беседе сегодня днем, играл в детектива, и вдруг на меня снизошло озарение. На идею меня натолкнули Ваши вопросы о комнате и доме во Флориде, которые я видел во время последней поездки. Я не уверен, что смогу узнать этот дом; память может сыграть злую шутку, особенно в состоянии такого стресса, как у меня сейчас.
Но если это пригодится...
Я вспомнил еще несколько подробностей обстановки спальни, в которой видел Хьюза в последний раз. Я, кажется, уже сказал, что окна были занавешены. На окнах вроде бы висели цветастые гардины - или, по крайней мере, шторы из ситца с цветочным узором. Покрывало на кровати подобрано в тон или сделано из того же материала. Мебель светлая, в хорошем вкусе, но не броская. Кресло, в котором я сидел, небольшое, по крайней мере, мне так запомнилось. Другими словами, мне кажется, эта комната не была мужской спальней.
Кроме того - и это, возможно, даже более важно, - на обеих встречах, и третьего, и девятого декабря, я уверен, Холмс выходил из комнаты за несколько минут до моего отъезда. В обоих случаях он вернулся, забрал меня, провел через холл, завязал глаза и вывел из дома. Седьмого декабря, я почти уверен, машина стояла не у ступенек, где Холмс ее припарковал. Он некоторое время проехал по гравию или бетону. Но я забежал вперед; когда мы садились в машину, он пробормотал что-то, чего я не расслышал, и затем отодвинул сиденье водителя назад. Звук было не спутать ни с чем. Как я вам уже сказал, Холмс был довольно высок, шести футов ростом. К тому же он снова включил кондиционер на полную мощность (как делал всегда и как оно и должно было оставаться после нашего приезда в дом).
Выводы, если только я окончательно не потерял память и не выдаю желаемое за действительное, очевидны. Не знаю, насколько они важны, но я никак не могу забыть тот забавный намек, что открывший счет в Цюрихе мог быть женщиной...
Я немного продвинулся. Что хорошего могла принести эта записка, я не знал, но вряд ли она сильно помешала бы - я и так завяз в этом деле по уши.
Письмо я отправил из аэропорта в Мадриде - слабая, нелепая попытка ухватиться за соломинку.
Я все еще был в седле, изо всех сил стараясь удержаться, но игры уже закончились. Персонажи покинули сцену, оставив меня в одиночестве, слепого и беспомощного. Но самое ужасное, что, когда я вновь вступлю в игру, правила уже изменятся и станут такими, которые нам раньше даже не снились.
Глава 18
Кошмар в раю
Первый звоночек прозвучал во время перелета из Мадрида на Ибицу - со всей деликатностью прямого удара под дых. Я втиснулся в неудобное кресло, усталый как собака, сна ни в одном глазу, и тут невысокий человек с приятным лицом подошел по проходу ко мне и хлопнул по плечу:
- Мистер Ирвинг?
- Да?
Он удовлетворенно улыбнулся:
- Я боялся, что вы не ответите, и даже не был уверен, вы ли это. Я - Дик Эдер из "Нью-Йорк таймс".
Он уселся в кресло напротив меня. Все, что можно было сказать о споре по поводу Хьюза, я уже сказал в Нью-Йорке и больше никаких официальных заявлений делать не хотел. Я летел домой в надежде на вожделенный отдых, и меньше всего на свете мне хотелось вступать в дебаты о Ховарде Хьюзе.
- Как так вышло, что вы летите на Ибицу? - спросил я.
Выражение изумления скользнуло по лицу Дика Эдера. Он неуверенно улыбнулся, словно я застрял в прошлом:
- А разве вы не слышали новости?
- Нет, - рассмеялся я. - Я поклялся держаться подальше от газет. За прошлую неделю прочел столько всякого вздора, что теперь...
- Ну, мне бы не хотелось вас беспокоить, - сказал он, - но будет лучше, если вы подготовитесь. Швейцарская полиция опознала в Х.-Р. Хьюзе женщину. Они получили ордер на ее арест, и у них есть ее словесный портрет. Очевидно, это блондинка, говорящая по-немецки, в возрасте слегка за тридцать.
- Блондинка, говорящая по-немецки, в возрасте слегка за тридцать? - Эдер кивнул. - Этого не может быть, - выдохнул я. - Это невозможно.
- Ваша жена подходит под это описание. Я встретил ее на прошлой неделе на Ибице.
- Именно поэтому это невозможно, и даже хуже чем невозможно.
- Ходят слухи, - спокойно продолжил Эдер, - что здесь, в Испании, местной полицией уже произведены два ареста.
- О боже мой... Где именно в Испании?
- Я не знаю. Это только слухи, но источник весьма надежный. А где сейчас Эдит?
- Ждет меня в аэропорту на Ибице. Вместе с детьми.
- Надеюсь, что так оно и есть, - произнес Эдер, - очень на это надеюсь.
* * *
На рассвете самолет пролетел над пляжем Салинас и приземлился на взлетной полосе на Ибице, остановившись в сотне ярдов от белого здания аэропорта. Немного прихрамывавший Эдер отстал, когда я почти бегом пронесся мимо стюардессы к выходу. На полпути, полумертвый от страха, я увидел меховое пальто и две кудрявые светлые головки, то и дело выныривавшие из-за меха. Эдит усмехнулась издалека. Я повернулся, счастливо помахал Эдеру и снова направился к воротам.
- Ни слова человеку, который был со мной в самолете, - шепнул я, обняв детей и прижав Эдит к груди. - Он репортер.
- Всего один репортер? - рассмеялась Эдит, - А что, по-твоему, происходит здесь на острове? Да их здесь целые полчища! Они толпятся вокруг дома день и ночь, шляются по городу, заходят ко мне в Монтесоль и говорят: "Что вы думаете об этом, миссис Ирвинг? Что вы думаете о том?" Я все время повторяю, что этот человек, Хьюз, - просто сумасшедший, разве они не в курсе? Радости мало, все слишком нелепо и утомительно.
- Даже не представляешь, как я рад видеть тебя здесь, - признался я. - Давай вернемся домой и потом прогуляемся. - Я боялся, что машина, дом, студия - все прослушивается.
- Разве ты не хочешь немного поспать? - удивилась Эдит. - Ты, должно быть, совсем вымотался.
- Попозже. Сначала мне нужно с тобой поговорить. Нужно что-то решить с Хельгой до того, как репортеры устроят мне ловушку. Они думают, что это ты. Швейцарцы всем все раззвонили, и у них есть твой словесный портрет.
* * *
Часом позже, оставив Недски и Барни с Рафаэлой в песочнице, мы остановили "мерседес" на обочине, в том месте, где открывался вид на гавань Ибицы. День выдался серым и тусклым, с юга, из Северной Африки, непрерывно дул неприкаянный сырой ветер. Хорошее настроение Эдит улетучилось.
- Как они смогли вычислить, что я блондинка? Я же всегда появлялась в черном парике!
- Не знаю. Может быть, тот, кто сообщал это со стороны банка, ошибся.
- Нет. - Голос Эдит слегка подрагивал. - Это - как вы это называете по-английски? - Eine Verschworung... Провокация! Провокация, самая бесчестная вещь в мире! - Она засмеялась. - Люди Хьюза приехали в Цюрих, в банки. Они пытаются поймать меня не на том, чего я не делала, а на том, что сделала. Это самая безумная вещь во всей этой истории!
- Давай вернемся обратно в дом. Мы должны просто ждать и смотреть, как сложатся обстоятельства.
Но они поджидали нас дома: Эдер, Боб Кирш, человек из "Ньюсуик", корреспондент Юнайтед Пресс из Мадрида и молодой репортер из какого-то швейцарского журнала. Избавиться от них не представлялось возможным, оставалось только подчиниться нашествию. Мы слишком устали, чтобы сопротивляться, и Эдит открыла бутылку вина и сварила кофе, в то время как я свалился в мягкое кресло. Преимуществом всей этой беседы и постоянных вопросов было то, что мы получили гораздо больше информации, чем предоставили. Кирш приехал как преданный друг, ничего не знал и только хотел помочь, хоть немного снять напряжение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67