– спрашивала она себя. Что-то странное было в этой дружбе. Неужели под этими тенистыми аркадами Джек читал свои стихотворные баллады?
Они вошли в дом. Он был, скорее, похож на дворец с просторными прохладными комнатами, каменными и мраморными полами, резной мебелью с дорогой обивкой. Ее провели через два арочных коридора, за тяжелую деревянную дверь, и Алина догадалась, что попала на женскую половину дома. Слуга жестом руки велел ей подождать.
Ожидание длилось недолго: в комнату незаметно вошла высокая сарацинка в черном платье, краешком одеяния прикрывая нижнюю часть лица. Она оглядела Алину и спросила по-французски:
– Кто ты!?
Алина выпрямилась под ее взглядом:
– Я леди Алина, дочь покойного графа Ширинга, – сказала она, как могла высокомерно. – Я так понимаю, что имею честь говорить с женой Рашида, торговца перцем.
– Что тебе нужно здесь?
– Мне нужно увидеть Рашида.
– Он не принимает женщин.
Алина поняла, что эта женщина – ей не помощница. Но деваться было некуда, и она решила не сдаваться:
– Но друга Джека он наверняка примет.
– Джек – твой муж?
– Нет. – Алина задумалась. – Он брат мужа.
Женщина с подозрением смотрела на нее. Как и большинство людей, она, вероятно, думала, что Джек сделал ей ребенка, потом бросил, и Алина теперь преследовала его, чтобы заставить жениться и потребовать денег на содержание младенца.
Женщина полуобернулась и крикнула что-то на непонятном Алине языке. Через мгновение в комнату вошли три молодые девушки. Сразу было видно, что все они – ее дочери. Она что-то говорила им на том же языке, а те не сводили глаз с Алины. Из всего разговора она поняла только одно слово, которое часто повторялось: «Джек».
Алина чувствовала себя оскорбленной. Она уже порывалась развернуться и уйти, но это означало бы раз и навсегда оборвать последнюю ниточку надежды найти Джека. Эти ужасные люди были ее спасением.
– Где Джек? – Она хотела казаться решительной, но голос прозвучал, скорее, жалобно, просяще.
Дочери хранили молчание.
– Мы не знаем, где он, – ответила мать.
– А когда вы последний раз видели его?
Мать долго колебалась. Ей не хотелось отвечать, но и скрывать от Алины то, что знала, не могла.
– Он ушел из Толедо на следующий день после Рождества, – с облегчением сказала она.
Алина натужно улыбнулась:
– А ты не помнишь, он не говорил, куда собирался идти?
– Я уже сказала тебе, что не знаю, где он.
– Может, он что-то говорил Рашиду?
– Нет, ничего не говорил.
Алина была в отчаянии. Она была почти уверена, что женщина что-то знает, но также не сомневалась в том, что та ничего больше не скажет. Чувство бессилия сковало ее. Слезы навернулись на глаза, и она тихо произнесла:
– Джек – отец моего ребенка. Неужели вы думаете, он не обрадуется, увидев своего сына?
Младшая из дочерей порывалась что-то сказать, но мать остановила ее. Они обменялись бурными восклицаниями: обе были, похоже, горячих кровей. Первой умолкла дочь.
Алина ждала. Женщины молча смотрели на нее. Она раздражала их, это было заметно, но из вечного женского любопытства ее не спешили прогнать. А оставаться долее Алине тоже не имело смысла. Надо было вернуться в свое пристанище и готовиться к долгой дороге домой, в Кингсбридж. Она набрала побольше воздуха и холодным, твердым голосом сказала:
– Благодарю за ваше гостеприимство.
И матери достало такта показать легкое смущение, она словно устыдилась своей холодности.
Алина вышла из комнаты.
Слуга ожидал ее у двери. Он проводил ее через весь дом, старательно ступая в такт ее шагам. Алина оглянулась, увидела, что младшая дочь шла за ними, и остановилась в ожидании. Слуга чувствовал себя неуютно.
Девочка была маленькой, хрупкой и очень хорошенькой. Ее кожа отливала золотом, а глаза были почти черными. Рядом с ней, одетой в белоснежное платье, Алина чувствовала себя неумытой грязнулей. Девочка заговорила на ломаном французском.
– Ты любишь его? – выпалила она.
Алина, не зная, что сказать, колебалась.
Сохранять остатки достоинства не имело смысла.
– Да, я люблю его, – призналась она.
– А он... любит тебя?
Алина уже готова была сказать «да», но вдруг подумала, что уже больше года не видела Джека, и ответила:
– Когда-то любил.
– Я думаю, он по-прежнему любит тебя.
– Почему ты так думаешь?
У девочки на глазах выступили слезы.
– Я хотела его для себя. И он почти стал моим. – Она посмотрела на ребенка. – Рыжие волосы и голубые глаза. – И слезы потекли по ее нежным смуглым щечкам.
Алина смотрела на девочку и понимала, почему ее так враждебно приняли в этом доме. Мать хотела, чтобы Джек женился на ее дочери. Ей было не больше шестнадцати, но ее чувственная внешность делала ее старше. Алина спрашивала себя, что могло произойти между ней и Джеком.
– Ты говорила, он почти стал твоим?
– Да, – дерзко ответила девочка. – Я знаю, он любил меня. Он разбил мое сердце, когда ушел. Но теперь я понимаю. – Самообладание покинуло ее, и на бледное личико легла тень скорби.
Алина легко представила себя на ее месте: она знала, что значило любить Джека и потерять его.
Она положила свою руку на плечо девочки, пытаясь хоть как-то успокоить ее. Но ею владело сейчас нечто большее, чем просто сострадание.
– Послушай, – сказала она. – Ты знаешь, куда он пошел?
Девочка подняла головку и кивнула, всхлипывая.
– Скажи мне!
– В Париж, – ответила та.
Париж!
У Алины все запело внутри. Она снова была на верном пути. Дорога предстояла неблизкая, но была ей хорошо знакома. И Джек опережал ее всего на месяц. Силы вновь вернулись к ней. Я найду его, я знаю, твердила она, обязательно найду!
– Ты пойдешь теперь в Париж? – спросила девочка.
– Конечно. Я уже столько прошла – теперь меня ничто не остановит. Спасибо, что сказала мне, где его искать. Спасибо.
– Я очень хочу, чтобы он был счастлив, – искренне сказала девочка.
Слуга уже проявлял недовольство. Похоже, он просто боялся неприятностей, позволив Алине говорить с дочерью хозяина.
– А больше он ничего не говорил? – спросила Алина. – По какой дороге он пойдет или что-то в этом роде... что может мне помочь.
– Он заявил, что хочет в Париж, потому что кто-то сказал ему, что там строят очень красивые церкви.
Алина кивнула: ну конечно же, иначе и быть не могло.
– И он взял с собой плачущую даму.
Алина не поняла, о чем идет речь.
– Плачущую даму?
– Мой отец подарил ему плачущую даму.
– Даму?
Девочка кивнула.
– Я не знаю, как правильно сказать по-французски. Даму. Она плачет. Слезы из глаз.
– Ты имеешь в виду картину? Нарисованную даму?
– Я не понимаю, – сказала девочка. Она испуганно оглянулась. – Я должна идти.
Кем бы ни была «плачущая дама», это уже было не важно.
– Спасибо, что помогла мне, – сказала Алина.
Девочка наклонилась и поцеловала ребенка в лобик. Ее слезы капнули на его пухлые щечки. Она взглянула на Алину.
– Как бы я хотела быть на твоем месте, – сказала она и, повернувшись, убежала в дом.
* * *
Жилище Джека находилось на рю де ла Бушри, тихой улочке в пригороде Парижа, на левом берегу Сены. На рассвете он оседлал свою лошадь и тронул. В конце улицы повернул направо и проехал через крепостные ворота, которые охраняли мост Пти-Пон, ведущий на остров Сите на середине реки. По обоим концам моста высились деревянные дома. Между ними виднелись ряды каменных скамеек, где чуть позже знаменитые учителя будут давать свои уроки на открытом воздухе. Мост вывел Джека прямо на Жюиври, главную улицу острова Сите. В пекарнях уже толпились студенты, покупавшие свои завтраки. Джек купил пирожок с запеченным угрем.
Сначала, у синагоги, он повернул налево, затем, возле королевского дворца, направо и пересек мост Гран-Пон, который вел на правый берег. По обеим сторонам его уже открывались лавчонки менял и ювелиров. Проехав через арочные ворота на конце моста, он выехал на рыбный базар, где уже вовсю шла бойкая торговля. С трудом пробравшись сквозь толпу, Джек направил лошадь по грязной дороге в городок Сен-Дени.
Еще в Испании он слышал от одного такого же скитающегося каменщика об аббате Сюжере и о новой церкви, которую тот строил в Сен-Дени. Да и по пути во Францию, везде, где только Джек останавливался, чтобы немного подзаработать, люди часто говорили об этом городке.
Больше часа ехал он мимо полей и виноградников. Дорога была немощеной; камни, лежавшие у обочины, указывали расстояние. Она проходила через Монмартр, с разрушенным римским храмом на вершине холма, и далее шла через деревушку Клинянкур. Проехав еще три мили, Джек увидел прямо перед собой каменные стены Сен-Дени.
Дени был когда-то первым епископом Парижа. На Монмартре ему отрубили голову, и он нес ее в руках из города, пока не упал. Какая-то набожная женщина похоронила его, и на месте его погребения вскоре был возведен храм. С тех пор в той церкви хоронили всех королей Франции. Нынешний аббат – Сюжер – был человеком влиятельным и честолюбивым; при нем начались реформы в монастыре, и вот сейчас он задумал обновить церковь.
Джек въехал в город и остановил лошадь прямо посреди рыночной площади. Он смотрел на западную часть церкви и не находил в ней ничего особенного: простой старомодный фасад с двумя башенками и тремя круглыми арками-входами. Не за этим он проехал пять миль; ему больше по душе были фасады с выступающими простенками.
Он оставил лошадь на привязи и подошел ближе. Входы были украшены лепниной; сюжеты – довольно живые, да и работа тонкая, со вкусом. Джек вошел внутрь.
Церковь изнутри оказалась совсем не такой, как он ожидал. Перед входом в неф располагался нартекс – небольшое помещение в западной части всех соборов для тех, кому вход в храм был запрещен. Джек посмотрел на потолок и от восхищения застыл на месте: строители придумали потрясающее сочетание готического веерного свода и стрельчатых арок, такой гармонии ему еще видеть не доводилось; изящество стрельчатых арок подчеркивали ребра свода, которые как бы продолжали линию до самой верхней точки.
Но самое интересное было еще впереди. Пространства между ребрами были заполнены не обычным строительным раствором с щебенкой: между ними была кладка из тесаного камня, точно как стенная. Это было намного прочнее; толщина такой кладки наверняка меньше, а значит, она легче, догадался Джек.
Пока он, задрав голову, любовался сводом, так что шея начала ныть, еще одна мысль осенила его: две стрельчатые арки различной ширины могли быть одинаково высокими, стоило только изменить их крутизну. Это придавало всему пролету очень правильную форму. Если бы арки были полукруглыми, такого не получилось бы: высота закругленной арки всегда была вдвое меньше ее ширины, и поэтому более широкая арка должна была быть выше, чем узкая. Вот почему в прямоугольном пролете основания узких арок располагались на более высоком уровне, чем широких, – чтобы их вершины находились на одном уровне и потолок получился ровным. Теперь стало понятно, почему раньше они выходили такими кривыми.
Джек опустил голову, чтобы шея могла отдохнуть. В душе он торжествовал, словно его только что короновали. Именно таким и будет мой собор, решил он.
Он обвел взглядом внутреннее пространство церкви. Сам неф был длинным и широким, хотя и довольно старым: построен он был много лет назад, задолго до появления нынешнего мастера, но был еще вполне пригодным. В самом центре он заметил спускающиеся вниз ступеньки – они наверняка вели в подземную часовню к королевским захоронениям – и небольшой подъем к алтарю, который, казалось, слегка парил над землей. Само сооружение с того места, где стоял Джек, виделось неясно из-за ослепительного солнечного света, заливавшего алтарь через окна в восточной стене. Ему даже показалось, что стены недостроены и солнце пробивается через широкие щели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
Они вошли в дом. Он был, скорее, похож на дворец с просторными прохладными комнатами, каменными и мраморными полами, резной мебелью с дорогой обивкой. Ее провели через два арочных коридора, за тяжелую деревянную дверь, и Алина догадалась, что попала на женскую половину дома. Слуга жестом руки велел ей подождать.
Ожидание длилось недолго: в комнату незаметно вошла высокая сарацинка в черном платье, краешком одеяния прикрывая нижнюю часть лица. Она оглядела Алину и спросила по-французски:
– Кто ты!?
Алина выпрямилась под ее взглядом:
– Я леди Алина, дочь покойного графа Ширинга, – сказала она, как могла высокомерно. – Я так понимаю, что имею честь говорить с женой Рашида, торговца перцем.
– Что тебе нужно здесь?
– Мне нужно увидеть Рашида.
– Он не принимает женщин.
Алина поняла, что эта женщина – ей не помощница. Но деваться было некуда, и она решила не сдаваться:
– Но друга Джека он наверняка примет.
– Джек – твой муж?
– Нет. – Алина задумалась. – Он брат мужа.
Женщина с подозрением смотрела на нее. Как и большинство людей, она, вероятно, думала, что Джек сделал ей ребенка, потом бросил, и Алина теперь преследовала его, чтобы заставить жениться и потребовать денег на содержание младенца.
Женщина полуобернулась и крикнула что-то на непонятном Алине языке. Через мгновение в комнату вошли три молодые девушки. Сразу было видно, что все они – ее дочери. Она что-то говорила им на том же языке, а те не сводили глаз с Алины. Из всего разговора она поняла только одно слово, которое часто повторялось: «Джек».
Алина чувствовала себя оскорбленной. Она уже порывалась развернуться и уйти, но это означало бы раз и навсегда оборвать последнюю ниточку надежды найти Джека. Эти ужасные люди были ее спасением.
– Где Джек? – Она хотела казаться решительной, но голос прозвучал, скорее, жалобно, просяще.
Дочери хранили молчание.
– Мы не знаем, где он, – ответила мать.
– А когда вы последний раз видели его?
Мать долго колебалась. Ей не хотелось отвечать, но и скрывать от Алины то, что знала, не могла.
– Он ушел из Толедо на следующий день после Рождества, – с облегчением сказала она.
Алина натужно улыбнулась:
– А ты не помнишь, он не говорил, куда собирался идти?
– Я уже сказала тебе, что не знаю, где он.
– Может, он что-то говорил Рашиду?
– Нет, ничего не говорил.
Алина была в отчаянии. Она была почти уверена, что женщина что-то знает, но также не сомневалась в том, что та ничего больше не скажет. Чувство бессилия сковало ее. Слезы навернулись на глаза, и она тихо произнесла:
– Джек – отец моего ребенка. Неужели вы думаете, он не обрадуется, увидев своего сына?
Младшая из дочерей порывалась что-то сказать, но мать остановила ее. Они обменялись бурными восклицаниями: обе были, похоже, горячих кровей. Первой умолкла дочь.
Алина ждала. Женщины молча смотрели на нее. Она раздражала их, это было заметно, но из вечного женского любопытства ее не спешили прогнать. А оставаться долее Алине тоже не имело смысла. Надо было вернуться в свое пристанище и готовиться к долгой дороге домой, в Кингсбридж. Она набрала побольше воздуха и холодным, твердым голосом сказала:
– Благодарю за ваше гостеприимство.
И матери достало такта показать легкое смущение, она словно устыдилась своей холодности.
Алина вышла из комнаты.
Слуга ожидал ее у двери. Он проводил ее через весь дом, старательно ступая в такт ее шагам. Алина оглянулась, увидела, что младшая дочь шла за ними, и остановилась в ожидании. Слуга чувствовал себя неуютно.
Девочка была маленькой, хрупкой и очень хорошенькой. Ее кожа отливала золотом, а глаза были почти черными. Рядом с ней, одетой в белоснежное платье, Алина чувствовала себя неумытой грязнулей. Девочка заговорила на ломаном французском.
– Ты любишь его? – выпалила она.
Алина, не зная, что сказать, колебалась.
Сохранять остатки достоинства не имело смысла.
– Да, я люблю его, – призналась она.
– А он... любит тебя?
Алина уже готова была сказать «да», но вдруг подумала, что уже больше года не видела Джека, и ответила:
– Когда-то любил.
– Я думаю, он по-прежнему любит тебя.
– Почему ты так думаешь?
У девочки на глазах выступили слезы.
– Я хотела его для себя. И он почти стал моим. – Она посмотрела на ребенка. – Рыжие волосы и голубые глаза. – И слезы потекли по ее нежным смуглым щечкам.
Алина смотрела на девочку и понимала, почему ее так враждебно приняли в этом доме. Мать хотела, чтобы Джек женился на ее дочери. Ей было не больше шестнадцати, но ее чувственная внешность делала ее старше. Алина спрашивала себя, что могло произойти между ней и Джеком.
– Ты говорила, он почти стал твоим?
– Да, – дерзко ответила девочка. – Я знаю, он любил меня. Он разбил мое сердце, когда ушел. Но теперь я понимаю. – Самообладание покинуло ее, и на бледное личико легла тень скорби.
Алина легко представила себя на ее месте: она знала, что значило любить Джека и потерять его.
Она положила свою руку на плечо девочки, пытаясь хоть как-то успокоить ее. Но ею владело сейчас нечто большее, чем просто сострадание.
– Послушай, – сказала она. – Ты знаешь, куда он пошел?
Девочка подняла головку и кивнула, всхлипывая.
– Скажи мне!
– В Париж, – ответила та.
Париж!
У Алины все запело внутри. Она снова была на верном пути. Дорога предстояла неблизкая, но была ей хорошо знакома. И Джек опережал ее всего на месяц. Силы вновь вернулись к ней. Я найду его, я знаю, твердила она, обязательно найду!
– Ты пойдешь теперь в Париж? – спросила девочка.
– Конечно. Я уже столько прошла – теперь меня ничто не остановит. Спасибо, что сказала мне, где его искать. Спасибо.
– Я очень хочу, чтобы он был счастлив, – искренне сказала девочка.
Слуга уже проявлял недовольство. Похоже, он просто боялся неприятностей, позволив Алине говорить с дочерью хозяина.
– А больше он ничего не говорил? – спросила Алина. – По какой дороге он пойдет или что-то в этом роде... что может мне помочь.
– Он заявил, что хочет в Париж, потому что кто-то сказал ему, что там строят очень красивые церкви.
Алина кивнула: ну конечно же, иначе и быть не могло.
– И он взял с собой плачущую даму.
Алина не поняла, о чем идет речь.
– Плачущую даму?
– Мой отец подарил ему плачущую даму.
– Даму?
Девочка кивнула.
– Я не знаю, как правильно сказать по-французски. Даму. Она плачет. Слезы из глаз.
– Ты имеешь в виду картину? Нарисованную даму?
– Я не понимаю, – сказала девочка. Она испуганно оглянулась. – Я должна идти.
Кем бы ни была «плачущая дама», это уже было не важно.
– Спасибо, что помогла мне, – сказала Алина.
Девочка наклонилась и поцеловала ребенка в лобик. Ее слезы капнули на его пухлые щечки. Она взглянула на Алину.
– Как бы я хотела быть на твоем месте, – сказала она и, повернувшись, убежала в дом.
* * *
Жилище Джека находилось на рю де ла Бушри, тихой улочке в пригороде Парижа, на левом берегу Сены. На рассвете он оседлал свою лошадь и тронул. В конце улицы повернул направо и проехал через крепостные ворота, которые охраняли мост Пти-Пон, ведущий на остров Сите на середине реки. По обоим концам моста высились деревянные дома. Между ними виднелись ряды каменных скамеек, где чуть позже знаменитые учителя будут давать свои уроки на открытом воздухе. Мост вывел Джека прямо на Жюиври, главную улицу острова Сите. В пекарнях уже толпились студенты, покупавшие свои завтраки. Джек купил пирожок с запеченным угрем.
Сначала, у синагоги, он повернул налево, затем, возле королевского дворца, направо и пересек мост Гран-Пон, который вел на правый берег. По обеим сторонам его уже открывались лавчонки менял и ювелиров. Проехав через арочные ворота на конце моста, он выехал на рыбный базар, где уже вовсю шла бойкая торговля. С трудом пробравшись сквозь толпу, Джек направил лошадь по грязной дороге в городок Сен-Дени.
Еще в Испании он слышал от одного такого же скитающегося каменщика об аббате Сюжере и о новой церкви, которую тот строил в Сен-Дени. Да и по пути во Францию, везде, где только Джек останавливался, чтобы немного подзаработать, люди часто говорили об этом городке.
Больше часа ехал он мимо полей и виноградников. Дорога была немощеной; камни, лежавшие у обочины, указывали расстояние. Она проходила через Монмартр, с разрушенным римским храмом на вершине холма, и далее шла через деревушку Клинянкур. Проехав еще три мили, Джек увидел прямо перед собой каменные стены Сен-Дени.
Дени был когда-то первым епископом Парижа. На Монмартре ему отрубили голову, и он нес ее в руках из города, пока не упал. Какая-то набожная женщина похоронила его, и на месте его погребения вскоре был возведен храм. С тех пор в той церкви хоронили всех королей Франции. Нынешний аббат – Сюжер – был человеком влиятельным и честолюбивым; при нем начались реформы в монастыре, и вот сейчас он задумал обновить церковь.
Джек въехал в город и остановил лошадь прямо посреди рыночной площади. Он смотрел на западную часть церкви и не находил в ней ничего особенного: простой старомодный фасад с двумя башенками и тремя круглыми арками-входами. Не за этим он проехал пять миль; ему больше по душе были фасады с выступающими простенками.
Он оставил лошадь на привязи и подошел ближе. Входы были украшены лепниной; сюжеты – довольно живые, да и работа тонкая, со вкусом. Джек вошел внутрь.
Церковь изнутри оказалась совсем не такой, как он ожидал. Перед входом в неф располагался нартекс – небольшое помещение в западной части всех соборов для тех, кому вход в храм был запрещен. Джек посмотрел на потолок и от восхищения застыл на месте: строители придумали потрясающее сочетание готического веерного свода и стрельчатых арок, такой гармонии ему еще видеть не доводилось; изящество стрельчатых арок подчеркивали ребра свода, которые как бы продолжали линию до самой верхней точки.
Но самое интересное было еще впереди. Пространства между ребрами были заполнены не обычным строительным раствором с щебенкой: между ними была кладка из тесаного камня, точно как стенная. Это было намного прочнее; толщина такой кладки наверняка меньше, а значит, она легче, догадался Джек.
Пока он, задрав голову, любовался сводом, так что шея начала ныть, еще одна мысль осенила его: две стрельчатые арки различной ширины могли быть одинаково высокими, стоило только изменить их крутизну. Это придавало всему пролету очень правильную форму. Если бы арки были полукруглыми, такого не получилось бы: высота закругленной арки всегда была вдвое меньше ее ширины, и поэтому более широкая арка должна была быть выше, чем узкая. Вот почему в прямоугольном пролете основания узких арок располагались на более высоком уровне, чем широких, – чтобы их вершины находились на одном уровне и потолок получился ровным. Теперь стало понятно, почему раньше они выходили такими кривыми.
Джек опустил голову, чтобы шея могла отдохнуть. В душе он торжествовал, словно его только что короновали. Именно таким и будет мой собор, решил он.
Он обвел взглядом внутреннее пространство церкви. Сам неф был длинным и широким, хотя и довольно старым: построен он был много лет назад, задолго до появления нынешнего мастера, но был еще вполне пригодным. В самом центре он заметил спускающиеся вниз ступеньки – они наверняка вели в подземную часовню к королевским захоронениям – и небольшой подъем к алтарю, который, казалось, слегка парил над землей. Само сооружение с того места, где стоял Джек, виделось неясно из-за ослепительного солнечного света, заливавшего алтарь через окна в восточной стене. Ему даже показалось, что стены недостроены и солнце пробивается через широкие щели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193