– Невинная улыбка тронула его губы: – Простите мне мою нескромность. – Но монахи, похоже, не клюнули на эту уловку.
Спас его Милиус, задав свой подготовленный вопрос:
– А что ты предлагаешь сделать с наполовину обрушившимся алтарем?
– Я все очень внимательно осмотрел, – ответил Джек. – Его можно восстановить. Если вы сегодня утвердите меня мастером, я сделаю это за год. Более того, вы даже можете продолжать пользоваться им, пока я буду переделывать неф по новым чертежам. А когда закончим неф, я предложил бы снести алтарь и построить новый, в том же стиле, что и остальная часть собора.
– А кто убедит нас в том, что старый алтарь снова не рухнет? – спросил Эндрю.
– Все произошло потому, что Альфред сделал каменный свод, не предусмотренный по плану. Стены не были рассчитаны на такую тяжесть. Я предлагаю вернуться к чертежам Тома и сделать деревянный потолок.
Монахи не скрывали удивления. Вопрос о том, почему обвалилась крыша алтаря, был спорным.
– Но Альфред значительно усилил опоры под больший вес свода, – сказал Эндрю.
Над этим Джек тоже думал, и ему казалось, он нашел ответ:
– Усилить-то усилил, но явно недостаточно. Если вы обратите внимание на развалины, вы увидите, что не выдержала кладка верхнего яруса окон. Там надо было укреплять особо.
Монахи, удовлетворенные ответом, согласно закивали. Джек почувствовал, что убедительные ответы повышают его шансы занять место мастера.
Но тут со своего места поднялся Ремигиус.
– Я хотел бы зачитать собратьям стих из Священного Писания, – довольно торжественно произнес он и посмотрел на Филипа. Приор кивнул в знак согласия.
Ремигиус вышел к аналою и открыл толстый том Библии. Джек внимательно следил за ним: его тонкие губы нервно подрагивали, голубые глаза широко раскрылись, выражение негодования застыло на лице – воистину воплощение вселенской скорби и обиды. Когда-то давным-давно он свято уверовал в свое предназначение править людьми, но оказался слишком слаб характером для этого и вот теперь вынужден доживать свои дни, разочарованный во всех и вся.
– Книга «Исход». – Он нараспев произносил первые слова, листая пергаментные страницы. – Глава двадцатая. Стих четырнадцатый. – Джек весь напрягся: что же последует дальше? Ремигиус помедлил: – Не прелюбодействуй. – И на том захлопнул книгу и вернулся на свое место.
Филип, слегка раздраженный, спросил:
– Может быть, ты объяснишь нам, брат Ремигиус, зачем тебе понадобилось читать этот короткий стих во время обсуждения плана строительства?
Ремигиус, пальцем указывая на Джека, ответил:
– Потому что человек, который хочет стать нашим мастером-строителем, живет в грехе. – Его голос гремел, подобно грому.
Джек никак не хотел верить в то, что Ремигиус говорит совершенно серьезно. И тоже вспылил:
– Это правда, наш союз не благословлен святой Церковью; на то были основания, но мы поженимся, как только вы захотите.
– Это невозможно. – Ремигиус почти ликовал. – У Алины уже есть муж.
– Но их союз так и не состоялся.
– И тем не менее он был освящен в церкви.
– Но если вы не позволите мне жениться на ней, как же я смогу воздержаться от прелюбодеяния? – со злостью бросил Джек.
– Довольно! – Это был голос Филипа. Джек взглянул на него и увидел, что тот тоже взбешен. – Джек, ты действительно живешь в грехе с женой своего брата?
Юноша застыл от изумления:
– А ты разве не знал?
– Конечно нет! – взревел приор. – Неужели ты думаешь, что я бы молчал?
Воцарилась тишина. Филипа раньше никто не видел таким разъяренным. Джек чувствовал, что попал в беду. Его грех, может быть, и не был таким уж страшным, но монахи всегда строго относились к прелюбодеянию. К несчастью, то, что приор не знал о Джеке и Алине, еще более усугубляло дело. Ремигиус таким образом застал Филипа врасплох и поставил его в неловкое положение. Теперь ему следовало проявить твердость, чтобы не прослыть мягкотелым.
– Но вы ведь не можете строить церковь не по правилам, только чтобы наказать меня, – жалобно промолвил Джек.
– Ты должен оставить эту женщину, – с наслаждением сказал Ремигиус.
– Да иди ты знаешь куда? Она родила от меня ребенка, ему уже год!
Ремигиус, довольный собой, уселся на место.
– Джек, если ты будешь так разговаривать на капитуле, тебе придется выйти вон, – строго сказал Филип.
Юноша понимал, что надо успокоиться, но остановиться уже не мог.
– Да это же просто смешно! – воскликнул он. – Вы хотите, чтобы я бросил мою женщину и нашего ребенка? Это не мораль, это – убожество какое-то.
Филип понемногу умерил свои гнев, в его голубых глазах загорелись знакомые огоньки симпатии.
– Джек, – сказал он, – ты по-своему смотришь на законы Божьи, нам же следует неукоснительно соблюдать их, поэтому мы и пошли в монахи. А посему мы не можем назначить тебя мастером до тех пор, пока ты не прекратишь прелюбодеяние.
Джек вспомнил строку из Писания:
– И сказал Христос: «Тот из вас, кто безгрешен, пусть первым бросит в меня камень».
– Да, но Христос сказал грешнице: «Ступай и больше не греши». – Он повернулся к Ремигиусу: – Я так понимаю, ты снимешь свои возражения, если Джек прекратит прелюбодействовать.
– Конечно, – сказал монах.
Несмотря на раздиравшие его гнев и душевную боль, Джек понял, что Филип ловко перехитрил Ремигиуса. Он отвлек все внимание на вопрос о прелюбодеянии и обошел стороной все, что касалось планов строительства. Но Джек не успокаивался.
– Я не собираюсь бросать ее! – сказал он.
– Но ведь это, возможно, ненадолго, – спокойно сказал Филип.
Джек задумался, слова приора застали его врасплох.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что ты сможешь жениться на Алине, если ее первый брак будет расторгнут.
– А это возможно?
– Вполне, если, как ты говоришь, супруги не исполняют брачные обязанности.
– И что я должен сделать?
– Обратиться в церковный суд. Можно в суд епископа Уолерана, но тебе лучше отправиться сразу к архиепископу Кентерберийскому.
– И он непременно даст согласие?
– По справедливости – да.
Джек почувствовал, что ответ приора прозвучал не совсем убедительно.
– Но пока нам придется жить порознь?
– Если хочешь стать мастером-строителем собора Кингсбриджа – да.
– Ты заставляешь меня выбирать из того, что я люблю больше всего на свете.
– Это ненадолго, – опять повторил Филип.
В голосе приора Джек уловил сострадание к нему.
Он немного смягчился, хотя и погрустнел:
– Как – «ненадолго»?
– Ну, может быть, год.
– Целый год!
– Вам необязательно жить в разных городах, – сказал Филип. – Ты сможешь видеться с Алиной и ребенком.
– А вы знаете, что она искала меня по всей Испании? – Джек сделал последнюю попытку убедить монахов. – Вы можете себе это представить? – Но разговоры о любви были недоступны их сознанию. – Как же я скажу ей, что нам нужно на время расстаться? – горько пробормотал Джек.
Филип встал и положил ему на плечо руку.
– Время пролетит так быстро, что ты и не заметишь, поверь мне, – сказал он. – А скучать тебе не придется – будешь строить собор.
II
За восемь лет лес очень подрос и изменился. Джек был уверен, что знает эти места как свои пять пальцев. Но теперь старые тропы и тропинки заросли, и в подлеске лесные звери протоптали новые, ручейки бежали в других направлениях, вековые деревья попадали, а молодые вытянулись вверх. Все как-то уменьшилось в размерах: и расстояния теперь казались меньшими, и склоны холмов – не такими крутыми. Но самым удивительным было то, что он чувствовал себя здесь чужим. Молодой олень испуганно смотрел на Джека из зарослей кустарника на другом конце поляны, и тот не мог вспомнить, где был олений водопой. Не знал он, с какой протоки вспорхнула целая стая диких уток и что их вспугнуло. И еще ему было немного страшновато, потому что он не знал, за каким деревом могут притаиться лесные разбойники.
Почти весь путь от Кингсбриджа до леса он проехал верхом, но, как только главная дорога кончилась, ему пришлось спешиться, ибо на пути встал молодой кустарник, которым поросли тропинки. Возвращение к любимым местам его детства навевало неизъяснимую грусть. Мальчишкой он, конечно же, не мог оценить всей сложности жизни: какой простой и безоблачной казалась она ему в те годы! Его самым большим лакомством всегда была земляника; он знал, что каждое лето, несколько дней подряд, он будет собирать ее столько, сколько сможет съесть: она ярким ковром устилала лесные поляны и пригорки.
Сейчас, спустя годы, к нему пришло настоящее понимание жизни со всеми ее горестями, радостями и трудностями; все оказалось совсем непросто: и его странно-воинственная дружба с Филипом, и их с Алиной разрушенная любовь, и его чрезмерно честолюбивое желание построить самый красивый на свете собор, и жгучая потребность узнать всю правду об отце...
Ему очень хотелось вновь увидеть мать, ведь прошло два года с того дня, как они расстались; она, наверное, очень изменилась за это время, думал Джек. Он очень ждал этой встречи. Теперь, правда, ему все приходилось делать самому, и все же как хорошо всегда иметь рядом человека, готового в любой момент прийти тебе на помощь.
Весь день он добирался до того места, где они когда-то жили с матерью. Зимний день быстро катился к концу. Темнело. Совсем скоро ему придется прекратить поиски их пещеры и подумать о ночлеге. «Будет, наверное, ужасно холодно, – подумал Джек, – но, с другой стороны, чего мне бояться: я столько лет прожил в этом лесу».
Мать сама нашла его.
Он уже совсем было отчаялся. Впереди стеной стоял лес, и только узенькая, почти невидимая глазу тропка, по которой бегали разве что барсуки и лисы, изгибаясь, уходила в чащу. Пора было останавливаться и по своим же следам возвращаться.
Джек развернул лошадь – и тут столкнулся с Эллен.
– Ты совсем разучился бесшумно ходить по лесу, – сказала она. – Я услышала тебя еще за милю.
Джек улыбнулся: мать совсем не изменилась.
– Здравствуй, мама, – и поцеловал в щеку, а потом в порыве чувств крепко обнял ее.
Она провела рукой по его лицу:
– Совсем исхудал.
Он смотрел на нее, не сводя глаз: она была такая же красивая – загорелая, полная сил, волосы по-прежнему густые и темные, без единой сединки. Глаза все так же отливали золотом и, казалось, просвечивали насквозь.
– А ты совсем не изменилась, – сказал Джек.
– Где же ты пропадал все это время?
– Дошел до Компостеллы, потом пошел еще дальше, в Толедо.
– Алина пошла за тобой...
– Она нашла меня. Спасибо тебе.
– Я очень рада. – Она закрыла глаза, словно посылая благодарную молитву на небеса. – Так рада... – И повела его к своей пещере, которая оказалась совсем рядом. Все-таки память Джека не подвела.
Внутри ярко полыхал очаг, на стенах, разбрасывая тусклый свет, горели три лучины. Она налила ему в кружку сидра из диких яблок и меда, поджарила немного каштанов. Джек, помня, чего всегда не хватало лесным жителям и что нельзя было сделать самому, привез с собой ножи, веревку, мыло и соль. Мать уже освежевала кролика, чтобы приготовить его на ужин.
– Как живешь, мама? – спросил Джек.
– Все хорошо, – ответила она, но, взглянув на сына, поняла, что спрашивал он серьезно. – Мне очень не хватает Тома. Но он умер, а другого мужа мне не надо.
– Ну а всем остальным ты довольна?
– И да и нет. Я привыкла жить в лесу. Мне нравится быть одной. Никогда не могла смириться с тем, что священники вечно совали свои нос в чужие дела и учили меня жизни. Но я очень скучаю по тебе. Марте и Алине, я так хотела бы, чтобы внук был рядом. – Она улыбнулась. – Хотя после того, что я наговорила в церкви, мне путь в Кингсбридж заказан. Приор Филип никогда не простит меня. Но если бы я могла соединить вас с Алиной, я бы обязательно вернулась. – Она оторвалась на миг от кролика, и довольная улыбка появилась на ее лице:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193