– восторженно сказал нагнавший ее Ричард. – Запугала его до полусмерти и вернула наши денежки!
– Да, ничего, – угрюмо кивнула она. Ее нервы все еще были напряжены, но сейчас, когда ярость постепенно утихла, она почувствовала себя опустошенной и несчастной.
– А что мы купим? – нетерпеливо спросил Ричард.
– Немного еды в дорогу.
– А как же лошади?
– За фунт лошадей не купишь.
– Ну тогда можно купить тебе ботинки.
Она думала об этом. Деревянные башмаки страшно мучили ее, и босиком не пойдешь – земля была еще слишком холодна. Однако ботинки стоили очень дорого, и Алина не хотела так быстро потратить деньги.
– Нет, – решила она. – Лучше пока приберечь деньги, а я как-нибудь проживу еще несколько дней и без ботинок.
Ричард немного расстроился, но спорить не стал.
– А какую еду мы купим?
– Хлеб, сыр и вино.
– И пирожки...
– Нет, они слишком дорогие.
– Ох! – Он помолчал с минуту, затем сказал: – Ну и зануда же ты, Алли.
– Я знаю, – вздохнула Алина. «Почему мне так плохо? – подумала она. – Я должна гордиться собой. Мне удалось добраться сюда из замка, я защитила своего брата, нашла отца и вернула наши деньги. Да, и еще я вспорола брюхо толстяку и заставила Ричарда прикончить его, и чуть было не выжгла глаза священнику».
– Переживаешь за отца? – сочувственно спросил Ричард.
– Нет, – откликнулась она. – Просто на душе противно.
* * *
Алина пожалела, что отказалась от покупки ботинок. Она ковыляла по дороге в Глостер в своих башмаках до тех пор, пока они не стерли ноги ей до крови, затем разулась и, сколько хватило сил терпеть холод, шла босиком, потом снова надела башмаки. На ноги лучше было не смотреть: когда видишь кровавые мозоли, они болят еще сильнее.
Среди холмов тут и там были разбросаны небольшие участки, где на акре земли крестьяне выращивали овес или рис и держали несколько тощих животных. Решив, что, должно быть, Хантлей находится где-то неподалеку, Алина остановилась на околице какой-то деревушки, чтобы расспросить крестьянина, который на огороженном рядом с низенькой мазанкой дворе стриг овцу. Зажав голову животного в специальное деревянное устройство, он ловко орудовал длинным ножом. Еще две овцы в сторонке беспокойно ждали своей очереди, а в поле щипала травку уже остриженная. В такую холодную погоду она выглядела словно голая.
– Рановато стричь-то, – сказала Алина.
Крестьянин поднял на нее глаза и добродушно улыбнулся. Это был рыжеволосый веснушчатый парень; закатанные рукава обнажали его волосатые руки.
– Эх, деньги нужны. Пусть лучше овцы замерзнут, чем я проголодаюсь.
– А сколько тебе платят?
– За шерсть с одной овцы – пенни. Но приходится таскаться в Глостер и терять целый день, а сейчас весна и в поле полно работы, – пожаловался он, однако голос его звучал весело.
– А что это за деревня? – спросила Алина.
– Пришлые люди называют ее Хантлей, – ответил он. Крестьяне никогда не пользовались названием своей деревни – для них она была просто деревня. Названия – это для чужаков. – А ты кто такая? – поинтересовался он. – Как тебя сюда занесло?
– Я племянница Симона Хантлея, – сказала Алина.
– Да ну! Он сейчас в большом доме. Тебе надо немного вернуться назад. Увидишь тропинку через поле – по ней и иди.
– Спасибо.
Деревня стояла посреди распаханного поля, словно свинья в луже. Вокруг господского дома, который был не намного больше, чем дом преуспевающего крестьянина, теснились два десятка домишек. Казалось, тетушка Эдит и дядюшка Симон действительно жили не слишком богато. На главном дворе собралась группка мужиков, разглядывавших пару коней. Среди них, похоже, был и сам господин в алой мантии на плечах. Алина присмотрелась к нему. Прошло уже двенадцать или тринадцать лет с тех пор, как она видела дядюшку Симона, и все же, наверное, это был именно он. В ее памяти он остался огромным мужчиной, а сейчас выглядел не таким уж и большим, но это потому, что тогда она была совсем малышкой. Его волосы поредели, и появился двойной подбородок.
– А какой высокий в холке... – услышала Алина и узнала его скрипучий, с легким придыханием голос.
Она облегченно вздохнула. С этого момента они будут сыты и обуты, о них будут заботиться – всё, конец черствому хлебу с сухим сыром, ночевкам в сараях и бесконечным, полным опасностей путешествиям. Теперь у нее будут мягкая постель, новое платье и жареное мясо на обед.
Дядя Симон поймал ее взгляд и, не узнав сначала, весело бросил стоявшим рядом крестьянам:
– Посмотрите-ка! К нам пожаловали милашка и юный воин. – Затем что-то промелькнуло в его глазах, и он почувствовал, что это не совсем случайные прохожие. – Эй, а ведь я тебя знаю.
– Да, дядюшка Симон, знаешь, – сказала Алина.
– Свят-свят! – Он подпрыгнул, словно испугавшись чего-то. – Я слышу голос призрака!
Алина не вполне поняла, что он имел в виду, но через минуту дядя Симон подошел поближе и стал в упор разглядывать лицо девушки – казалось, он вот-вот захочет посмотреть ее зубы, как это делают с лошадьми, – а затем проговорил:
– У твоей матери был такой же голосок: будто мед льется из кувшина. Богом клянусь, ты и красивая-то такая же. – Он протянул руку, собираясь погладить ее по щеке, но она резко отпрянула. – Но, вижу, ты такая же упрямая, как и твой проклятый отец. Чаю я, это он послал вас сюда, а?
Алина сжалась от негодования. Ей было больно, что про отца говорили «твой проклятый отец», но, если бы она стала спорить, дядя Симон посчитал бы это еще одним доказательством ее упрямства, поэтому она прикусила язык и покорно промолвила:
– Да, он сказал, что тетушка Эдит позаботится о нас.
– Так вот, он ошибался, – проскрипел дядя Симон. – Тетушка Эдит умерла. Хуже того, из-за позора твоего папаши я потерял половину своей земли, которая отошла этому жирному мошеннику Перси Хамлею. Трудные времена настали. Так что можешь поворачивать и возвращаться в Винчестер. Я не пущу тебя к себе.
Алина опешила. Он казался таким жестоким.
– Но ведь мы твои родственники.
У него хватило приличия, чтобы несколько устыдиться, но его ответ был резок:
– Вы мне не родственники. Вы были племянниками моей первой жены. Но, даже когда Эдит еще была жива, она никогда не встречалась со своей сестрой из-за этого надутого осла, за которого имела несчастье выйти замуж твоя мать.
– Мы будем работать! – взмолилась Алина. – Мы оба готовы...
– Зря стараешься, – перебил ее дядя Симон. – Я отказываю вам.
Алина была потрясена. В его голосе звучала такая непоколебимость, что ей стало ясно: все споры или уговоры бесполезны. За последнее время она пережила столько разочарований и поражений, что теперь почувствовала скорее горечь обиды, чем тоску. Случись такое неделю назад, она бы, наверное, расплакалась. Ей захотелось плюнуть ему в рожу.
– Я тебе это припомню, – зло выпалила она, – когда Ричард станет графом и мы вернем свой замок!
– Да неужели я проживу так долго? – рассмеялся дядя Симон.
Не стоило больше унижаться.
– Пойдем, – сказала Алина брату. – Мы сами позаботимся о себе.
Дядя Симон уже отвернулся и снова принялся рассматривать коня с высокой холкой. Стоявшие там же крестьяне выглядели несколько смущенными. Алина и Ричард пошли прочь.
Когда их уже не могли услышать чужие, Ричард грустно спросил:
– Что же мы теперь будем делать, Алли?
– Мы докажем этим бессердечным людям, что мы лучше их, – решительно проговорила она, хотя и не чувствовала достаточно сил, просто ее переполняла ненависть – ненависть к дяде Симону, к отцу Ральфу, к тюремщику Одо, к разбойникам, к леснику, а больше всего к Уильяму Хамлею.
– Хорошо, что у нас есть немного денег, – снова заговорил Ричард.
Хорошо. Но рано или поздно они кончатся.
– Мы не можем просто взять и потратить их, – рассуждала Алина, шагая по тропинке, что вела к большой дороге. – Если мы их спустим на еду и всякие вещи, то очень скоро снова останемся без пенни в кармане. Мы должны с ними что-то сделать.
– Не понимаю, что именно. Лучше уж купить лошадь.
Она посмотрела на него. Он что, шутит? Нет, лицо Ричарда оставалось серьезным. Он просто не понимал.
– У нас нет ни положения, ни титула, ни земли, – принялась терпеливо объяснять Алина. – Король нам не поможет. Наняться работниками мы не можем – уже пытались в Винчестере, никому мы не нужны. Но мы как-то должны заработать себе на жизнь и сделать из тебя рыцаря.
– Понимаю, – кивнул он, хотя Алина видела, что это не совсем так.
– Нам надо утвердиться в каком-то деле, которое кормило бы нас и, по крайней мере, дало бы возможность заработать достаточно денег, чтобы купить тебе приличного коня.
– Ты хочешь сказать, что мне следует пойти в ученики к ремесленнику?
Алина покачала головой:
– Ты должен стать рыцарем, а не плотником. А мы когда-нибудь встречали человека, который зарабатывал бы себе на жизнь, не занимаясь никаким ремеслом?
– Да, – неожиданно ответил Ричард. – Мэг в Винчестере.
Он был прав. Мэг занималась торговлей шерстью, хотя ремеслу никогда не училась.
Но у нее было место на рынке.
Они прошли мимо рыжего парня, который показал им дорогу к дому дяди Симона. Четыре остриженные овечки паслись в поле, а он сделанной из тростника веревкой завязывал набитые шерстью узелки. Оторвавшись от своей работы, крестьянин помахал им рукой. Вот такие-то люди и привозили шерсть в Винчестер, чтобы продать ее купцам. Но купец должен иметь определенное место для торговых сделок...
Или не должен?
В голове Алины начал созревать план.
Она резко повернула назад.
– Ты куда? – закричал Ричард.
Алина была слишком взволнована, чтобы отвечать ему. Она облокотилась на изгородь.
– Так сколько, ты говоришь, тебе платят за шерсть?
– Пенни за настриг с одной овцы.
– Но ты теряешь целый день на дорогу в Глостер и обратно.
– В том-то и беда.
– А что, если я куплю твою шерсть? Тебе бы не пришлось никуда таскаться.
– Алли! Не нужна нам никакая шерсть, – зашептал Ричард.
– Заткнись! – отрезала Алина, вовсе не собираясь объяснять брату суть своей идеи. Сейчас ей не терпелось испробовать ее на крестьянине.
– Здорово было бы, – ответил тот, однако выглядел он нерешительно, словно подозревая подвох.
– Но я не могу предложить тебе по пенни за каждый настриг.
– Ага! Так я и думал: что-то здесь не то.
– За шерсть четырех овец я дам тебе два пенса.
– Да они каждая по пенни стоят! – возмутился рыжий.
– В Глостере. А это Хантлей.
– Не-ет, – закачал он головой. – Лучше уж я потеряю день, но получу четыре пенса, чем выгадаю лишний денек, но останусь с двумя пенсами.
– А предположим, я дам тебе три пенса.
– Я теряю пенни.
– Зато выигрываешь день.
– В жизни не слыхал ни о чем подобном. – Крестьянин казался явно озадаченным.
– Ну это то же самое, как если бы я была извозчиком и ты заплатил бы мне пенни, чтобы я отвезла твою шерсть на базар. – Его неспособность быстро соображать начинала раздражать ее. – Весь вопрос в том, стоит ли для тебя день работы в поле один пенни или не стоит.
– Это зависит от того, что я буду делать, – задумчиво произнес он.
– Алли, на что тебе шерсть четырех овец? – снова зашептал Ричард.
– Чтобы продать ее Мэг, – нетерпеливо сказала Алина. – По пенни за каждую. Таким образом мы заработаем лишний пенни.
– Но всего за один пенни нам придется тащиться в Винчестер!
– Да нет же, глупый. Мы купим шерсть у пятидесяти крестьян и повезем в Винчестер всю партию. Неужели не понимаешь? Мы могли бы заработать пятьдесят пенсов! Мы могли бы и себя кормить, и денежки копить на покупку доброго коня для тебя!
Она снова повернулась к крестьянину. От его веселой улыбки не осталось и следа, теперь он почесывал свою огненно-рыжую голову. Алина даже пожалела, что поставила его в тупик, но она очень хотела, чтобы он принял ее предложение.
Если он согласится, она будет знать, что сможет исполнить данный отцу обет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
– Да, ничего, – угрюмо кивнула она. Ее нервы все еще были напряжены, но сейчас, когда ярость постепенно утихла, она почувствовала себя опустошенной и несчастной.
– А что мы купим? – нетерпеливо спросил Ричард.
– Немного еды в дорогу.
– А как же лошади?
– За фунт лошадей не купишь.
– Ну тогда можно купить тебе ботинки.
Она думала об этом. Деревянные башмаки страшно мучили ее, и босиком не пойдешь – земля была еще слишком холодна. Однако ботинки стоили очень дорого, и Алина не хотела так быстро потратить деньги.
– Нет, – решила она. – Лучше пока приберечь деньги, а я как-нибудь проживу еще несколько дней и без ботинок.
Ричард немного расстроился, но спорить не стал.
– А какую еду мы купим?
– Хлеб, сыр и вино.
– И пирожки...
– Нет, они слишком дорогие.
– Ох! – Он помолчал с минуту, затем сказал: – Ну и зануда же ты, Алли.
– Я знаю, – вздохнула Алина. «Почему мне так плохо? – подумала она. – Я должна гордиться собой. Мне удалось добраться сюда из замка, я защитила своего брата, нашла отца и вернула наши деньги. Да, и еще я вспорола брюхо толстяку и заставила Ричарда прикончить его, и чуть было не выжгла глаза священнику».
– Переживаешь за отца? – сочувственно спросил Ричард.
– Нет, – откликнулась она. – Просто на душе противно.
* * *
Алина пожалела, что отказалась от покупки ботинок. Она ковыляла по дороге в Глостер в своих башмаках до тех пор, пока они не стерли ноги ей до крови, затем разулась и, сколько хватило сил терпеть холод, шла босиком, потом снова надела башмаки. На ноги лучше было не смотреть: когда видишь кровавые мозоли, они болят еще сильнее.
Среди холмов тут и там были разбросаны небольшие участки, где на акре земли крестьяне выращивали овес или рис и держали несколько тощих животных. Решив, что, должно быть, Хантлей находится где-то неподалеку, Алина остановилась на околице какой-то деревушки, чтобы расспросить крестьянина, который на огороженном рядом с низенькой мазанкой дворе стриг овцу. Зажав голову животного в специальное деревянное устройство, он ловко орудовал длинным ножом. Еще две овцы в сторонке беспокойно ждали своей очереди, а в поле щипала травку уже остриженная. В такую холодную погоду она выглядела словно голая.
– Рановато стричь-то, – сказала Алина.
Крестьянин поднял на нее глаза и добродушно улыбнулся. Это был рыжеволосый веснушчатый парень; закатанные рукава обнажали его волосатые руки.
– Эх, деньги нужны. Пусть лучше овцы замерзнут, чем я проголодаюсь.
– А сколько тебе платят?
– За шерсть с одной овцы – пенни. Но приходится таскаться в Глостер и терять целый день, а сейчас весна и в поле полно работы, – пожаловался он, однако голос его звучал весело.
– А что это за деревня? – спросила Алина.
– Пришлые люди называют ее Хантлей, – ответил он. Крестьяне никогда не пользовались названием своей деревни – для них она была просто деревня. Названия – это для чужаков. – А ты кто такая? – поинтересовался он. – Как тебя сюда занесло?
– Я племянница Симона Хантлея, – сказала Алина.
– Да ну! Он сейчас в большом доме. Тебе надо немного вернуться назад. Увидишь тропинку через поле – по ней и иди.
– Спасибо.
Деревня стояла посреди распаханного поля, словно свинья в луже. Вокруг господского дома, который был не намного больше, чем дом преуспевающего крестьянина, теснились два десятка домишек. Казалось, тетушка Эдит и дядюшка Симон действительно жили не слишком богато. На главном дворе собралась группка мужиков, разглядывавших пару коней. Среди них, похоже, был и сам господин в алой мантии на плечах. Алина присмотрелась к нему. Прошло уже двенадцать или тринадцать лет с тех пор, как она видела дядюшку Симона, и все же, наверное, это был именно он. В ее памяти он остался огромным мужчиной, а сейчас выглядел не таким уж и большим, но это потому, что тогда она была совсем малышкой. Его волосы поредели, и появился двойной подбородок.
– А какой высокий в холке... – услышала Алина и узнала его скрипучий, с легким придыханием голос.
Она облегченно вздохнула. С этого момента они будут сыты и обуты, о них будут заботиться – всё, конец черствому хлебу с сухим сыром, ночевкам в сараях и бесконечным, полным опасностей путешествиям. Теперь у нее будут мягкая постель, новое платье и жареное мясо на обед.
Дядя Симон поймал ее взгляд и, не узнав сначала, весело бросил стоявшим рядом крестьянам:
– Посмотрите-ка! К нам пожаловали милашка и юный воин. – Затем что-то промелькнуло в его глазах, и он почувствовал, что это не совсем случайные прохожие. – Эй, а ведь я тебя знаю.
– Да, дядюшка Симон, знаешь, – сказала Алина.
– Свят-свят! – Он подпрыгнул, словно испугавшись чего-то. – Я слышу голос призрака!
Алина не вполне поняла, что он имел в виду, но через минуту дядя Симон подошел поближе и стал в упор разглядывать лицо девушки – казалось, он вот-вот захочет посмотреть ее зубы, как это делают с лошадьми, – а затем проговорил:
– У твоей матери был такой же голосок: будто мед льется из кувшина. Богом клянусь, ты и красивая-то такая же. – Он протянул руку, собираясь погладить ее по щеке, но она резко отпрянула. – Но, вижу, ты такая же упрямая, как и твой проклятый отец. Чаю я, это он послал вас сюда, а?
Алина сжалась от негодования. Ей было больно, что про отца говорили «твой проклятый отец», но, если бы она стала спорить, дядя Симон посчитал бы это еще одним доказательством ее упрямства, поэтому она прикусила язык и покорно промолвила:
– Да, он сказал, что тетушка Эдит позаботится о нас.
– Так вот, он ошибался, – проскрипел дядя Симон. – Тетушка Эдит умерла. Хуже того, из-за позора твоего папаши я потерял половину своей земли, которая отошла этому жирному мошеннику Перси Хамлею. Трудные времена настали. Так что можешь поворачивать и возвращаться в Винчестер. Я не пущу тебя к себе.
Алина опешила. Он казался таким жестоким.
– Но ведь мы твои родственники.
У него хватило приличия, чтобы несколько устыдиться, но его ответ был резок:
– Вы мне не родственники. Вы были племянниками моей первой жены. Но, даже когда Эдит еще была жива, она никогда не встречалась со своей сестрой из-за этого надутого осла, за которого имела несчастье выйти замуж твоя мать.
– Мы будем работать! – взмолилась Алина. – Мы оба готовы...
– Зря стараешься, – перебил ее дядя Симон. – Я отказываю вам.
Алина была потрясена. В его голосе звучала такая непоколебимость, что ей стало ясно: все споры или уговоры бесполезны. За последнее время она пережила столько разочарований и поражений, что теперь почувствовала скорее горечь обиды, чем тоску. Случись такое неделю назад, она бы, наверное, расплакалась. Ей захотелось плюнуть ему в рожу.
– Я тебе это припомню, – зло выпалила она, – когда Ричард станет графом и мы вернем свой замок!
– Да неужели я проживу так долго? – рассмеялся дядя Симон.
Не стоило больше унижаться.
– Пойдем, – сказала Алина брату. – Мы сами позаботимся о себе.
Дядя Симон уже отвернулся и снова принялся рассматривать коня с высокой холкой. Стоявшие там же крестьяне выглядели несколько смущенными. Алина и Ричард пошли прочь.
Когда их уже не могли услышать чужие, Ричард грустно спросил:
– Что же мы теперь будем делать, Алли?
– Мы докажем этим бессердечным людям, что мы лучше их, – решительно проговорила она, хотя и не чувствовала достаточно сил, просто ее переполняла ненависть – ненависть к дяде Симону, к отцу Ральфу, к тюремщику Одо, к разбойникам, к леснику, а больше всего к Уильяму Хамлею.
– Хорошо, что у нас есть немного денег, – снова заговорил Ричард.
Хорошо. Но рано или поздно они кончатся.
– Мы не можем просто взять и потратить их, – рассуждала Алина, шагая по тропинке, что вела к большой дороге. – Если мы их спустим на еду и всякие вещи, то очень скоро снова останемся без пенни в кармане. Мы должны с ними что-то сделать.
– Не понимаю, что именно. Лучше уж купить лошадь.
Она посмотрела на него. Он что, шутит? Нет, лицо Ричарда оставалось серьезным. Он просто не понимал.
– У нас нет ни положения, ни титула, ни земли, – принялась терпеливо объяснять Алина. – Король нам не поможет. Наняться работниками мы не можем – уже пытались в Винчестере, никому мы не нужны. Но мы как-то должны заработать себе на жизнь и сделать из тебя рыцаря.
– Понимаю, – кивнул он, хотя Алина видела, что это не совсем так.
– Нам надо утвердиться в каком-то деле, которое кормило бы нас и, по крайней мере, дало бы возможность заработать достаточно денег, чтобы купить тебе приличного коня.
– Ты хочешь сказать, что мне следует пойти в ученики к ремесленнику?
Алина покачала головой:
– Ты должен стать рыцарем, а не плотником. А мы когда-нибудь встречали человека, который зарабатывал бы себе на жизнь, не занимаясь никаким ремеслом?
– Да, – неожиданно ответил Ричард. – Мэг в Винчестере.
Он был прав. Мэг занималась торговлей шерстью, хотя ремеслу никогда не училась.
Но у нее было место на рынке.
Они прошли мимо рыжего парня, который показал им дорогу к дому дяди Симона. Четыре остриженные овечки паслись в поле, а он сделанной из тростника веревкой завязывал набитые шерстью узелки. Оторвавшись от своей работы, крестьянин помахал им рукой. Вот такие-то люди и привозили шерсть в Винчестер, чтобы продать ее купцам. Но купец должен иметь определенное место для торговых сделок...
Или не должен?
В голове Алины начал созревать план.
Она резко повернула назад.
– Ты куда? – закричал Ричард.
Алина была слишком взволнована, чтобы отвечать ему. Она облокотилась на изгородь.
– Так сколько, ты говоришь, тебе платят за шерсть?
– Пенни за настриг с одной овцы.
– Но ты теряешь целый день на дорогу в Глостер и обратно.
– В том-то и беда.
– А что, если я куплю твою шерсть? Тебе бы не пришлось никуда таскаться.
– Алли! Не нужна нам никакая шерсть, – зашептал Ричард.
– Заткнись! – отрезала Алина, вовсе не собираясь объяснять брату суть своей идеи. Сейчас ей не терпелось испробовать ее на крестьянине.
– Здорово было бы, – ответил тот, однако выглядел он нерешительно, словно подозревая подвох.
– Но я не могу предложить тебе по пенни за каждый настриг.
– Ага! Так я и думал: что-то здесь не то.
– За шерсть четырех овец я дам тебе два пенса.
– Да они каждая по пенни стоят! – возмутился рыжий.
– В Глостере. А это Хантлей.
– Не-ет, – закачал он головой. – Лучше уж я потеряю день, но получу четыре пенса, чем выгадаю лишний денек, но останусь с двумя пенсами.
– А предположим, я дам тебе три пенса.
– Я теряю пенни.
– Зато выигрываешь день.
– В жизни не слыхал ни о чем подобном. – Крестьянин казался явно озадаченным.
– Ну это то же самое, как если бы я была извозчиком и ты заплатил бы мне пенни, чтобы я отвезла твою шерсть на базар. – Его неспособность быстро соображать начинала раздражать ее. – Весь вопрос в том, стоит ли для тебя день работы в поле один пенни или не стоит.
– Это зависит от того, что я буду делать, – задумчиво произнес он.
– Алли, на что тебе шерсть четырех овец? – снова зашептал Ричард.
– Чтобы продать ее Мэг, – нетерпеливо сказала Алина. – По пенни за каждую. Таким образом мы заработаем лишний пенни.
– Но всего за один пенни нам придется тащиться в Винчестер!
– Да нет же, глупый. Мы купим шерсть у пятидесяти крестьян и повезем в Винчестер всю партию. Неужели не понимаешь? Мы могли бы заработать пятьдесят пенсов! Мы могли бы и себя кормить, и денежки копить на покупку доброго коня для тебя!
Она снова повернулась к крестьянину. От его веселой улыбки не осталось и следа, теперь он почесывал свою огненно-рыжую голову. Алина даже пожалела, что поставила его в тупик, но она очень хотела, чтобы он принял ее предложение.
Если он согласится, она будет знать, что сможет исполнить данный отцу обет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193