– Вот наш мастер-строитель Том, – сказал Уолерану Филип. – Благодаря ему уже можно снова пользоваться галереей и криптой.
– А я тебя помню, – взглянул на Тома Уолеран. – Ты приходил ко мне сразу после Рождества, но у меня не было для тебя работы.
– Это так, – проговорил Том глухим, хриплым от пыли голосом. – Может быть, Господь приберег меня, чтобы в трудную минуту я смог помочь приору Филипу.
– А ты философ, строитель, – усмехнулся епископ.
Покрытое пылью лицо Тома слегка покраснело. Филип подумал, что у Уолерана, должно быть, крепкие нервы, коли он осмеливается подшучивать над таким верзилой, даже несмотря на то, что он епископ, а Том всего лишь каменщик.
– Что ты намерен делать дальше? – спросил Уолеран.
– Мы должны сделать так, чтобы здесь было безопасно, – смиренно ответил Том. – Для этого нужно разломать оставшиеся стены, прежде чем они на кого-нибудь упадут. Затем мы расчистим площадку для строительства новой церкви. Как можно быстрее нам надо найти высокие деревья для балок новой крыши – чем дольше они будут сушиться, тем лучше будет крыша.
– Прежде чем мы начнем валить деревья, мы должны найти деньги, чтобы заплатить за них, – поспешил сказать Филип.
– Об этом мы поговорим позже, – таинственно проговорил Уолеран.
Замечание епископа заинтриговало Филипа. Он надеялся, что у Уолерана был какой-то план, где раздобыть деньги для новой церкви. Если бы монастырь был вынужден положиться только на собственные средства, он не смог бы начать строительство еще много лет. Последние три недели Филип лихорадочно ломал голову над этой проблемой, но так ничего и не придумал.
Он повел гостей по расчищенной в развалинах дорожке к галерее. Уолерану было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что здесь все уже было приведено в порядок. Отсюда через лужайку они направились к дому приора, что стоял в юго-восточном углу территории монастыря.
Зайдя в помещение, Уолеран снял мантию и, протянув к огню свои бледные руки, сел. Брат Милиус принес горячее ароматное вино в небольших деревянных чашах. Отпив глоток, Уолеран сказал Филипу:
– Не приходило ли тебе в голову, что Том Строитель мог сам и устроить этот пожар, чтобы получить работу?
– Да, приходило, – признался Филип. – Но я не думаю, что он это сделал. Ему бы пришлось проникнуть в церковь, которая была надежно заперта.
– Но он мог войти в нее днем и спрятаться.
– Тогда он не смог бы оттуда выбраться после начала пожара, – покачал головой Филип. Однако не это было истинной причиной, по которой он был уверен, что Том невиновен. – Как бы там ни было, я не верю, что Том способен на такое. Он очень разумный человек – гораздо более разумный, чем тебе могло показаться с первого взгляда, – но вовсе не хитрый. Думаю, если бы он был виноват, я бы по его лицу смог догадаться об этом, когда, глядя ему в глаза, спрашивал, что он думает по поводу возможной причины пожара. К удивлению Филипа, Уолеран тут же с ним согласился.
– Сдается мне, ты прав, – сказал он. – Пожалуй, он действительно не смог бы поджечь церковь. Он не тот человек.
– Возможно, мы никогда так наверняка и не узнаем, как начался пожар, – проговорил Филип. – Но сейчас нам надо серьезно подумать о том, где достать денег для новой церкви. Я не знаю...
– Да-да, – прервал его Уолеран, делая знак рукой помолчать. Он повернулся к остальным присутствовавшим. – Мне надо поговорить с приором Филипом наедине. Прошу всех оставить нас.
Филип был заинтригован. Он понятия не имел, почему Уолеран хотел поговорить с ним с глазу на глаз.
– Прежде чем мы уйдем, милорд, – произнес Ремигиус, – дозволь поведать об одной проблеме, о которой братья просили меня доложить тебе.
«Что еще?» – подумал Филип.
Уолеран скептически поднял бровь.
– А почему они просят тебя, а не вашего приора поговорить со мной?
– Потому что приор Филип глух к их жалобам.
Филип был рассержен и озадачен. Никаких жалоб ему не поступало. Ремигиус просто пытался очернить Филипа, устроив сцену на глазах у нового епископа. Филип поймал на себе вопросительный взгляд Уолерана и, стараясь выглядеть как можно невиннее, пожал плечами.
– Мне не терпится услышать, в чем же состоит эта жалоба, – сказал он. – Пожалуйста, начинай, брат Ремигиус, если ты уверен, что вопрос настолько серьезный, что требует внимания епископа.
– В монастыре живет женщина, – начал Ремигиус.
– Опять об этом! – гневно воскликнул Филип. – Да она жена строителя и живет в доме для приезжих.
– Она ведьма, – прошипел Ремигиус.
Филип не мог понять, зачем Ремигиус делает это, ведь он уже пытался запрячь эту лошадку – не повезла. Вопрос был спорный, но главным здесь был приор, и Уолеран склонялся к тому, чтобы поддержать Филипа, поскольку вовсе не хотел, чтобы его звали каждый раз, когда Ремигиус будет не согласен со своим начальством.
– Никакая она не ведьма, – утомленным голосом сказал Филип.
– А ты допросил эту женщину? – спросил Уолеран.
Филип вспомнил, что обещал братьям поговорить с ней, но так и не сделал этого: он только беседовал с ее мужем и просил его, чтобы он велел ей держаться в тени. А жаль, ибо тем самым он давал Ремигиусу возможность критиковать себя, но все это было не так важно, и Филип чувствовал уверенность, что Уолеран все равно не примет сторону Ремигиуса.
– Я не допрашивал ее, – признался он. – Но никаких свидетельств колдовства нет, да и вся их семья вполне добропорядочная и весьма набожная.
– Она ведьма, живущая во грехе с мужчиной без благословения церкви! – вскричал Ремигиус, пылая праведным гневом.
– Что? – взорвался Филип. – Это с кем же она живет во грехе?
– Со строителем.
– Глупец! Он ее муж!
– Не муж он ей, – торжествующе проговорил Ремигиус. – Они не венчаны и только месяц как знакомы друг с другом.
Филип совсем растерялся. Этого он даже не подозревал. Ремигиус захватил его врасплох.
Если сказанное Ремигиусом было правдой, формально эта женщина действительно совершала грех. Обычно на такое сожительство смотрели сквозь пальцы, ибо очень многие пары не спешили освящать в церкви свой союз до тех пор, пока не проживут вместе какое-то время либо не зачнут первого ребенка. На самом деле в беднейших или наиболее отдаленных частях страны некоторые пары жили как муж с женой десятилетиями, растили детей, и, только когда уже нарождались внуки, они решались прийти к священнику с просьбой благословить их брак. Однако одно дело, когда приходский священник проявляет снисходительность к бедным крестьянам где-нибудь на окраинах христианского мира, и совсем другое, когда подобный грех совершается важным служащим монастыря прямо в стенах святой обители.
– Что заставляет тебя думать, что они не женаты? – скептически спросил Филип, хотя был уверен, что, прежде чем заговорить об этом перед Уолераном, Ремигиус все проверил.
– Я наткнулся на дравшихся мальчишек из этой семьи, которые сказали мне, что они не братья. А потом всплыло и все остальное.
Филип был очень разочарован в Томе. Хоть внебрачное сожительство и было весьма распространенным грехом, но монахи, которые покинули мир плотских страстей, относились к нему с особым неприятием. Как мог Том так поступить? Ему следовало бы знать, что это будет неприемлемо для приора. Филип почувствовал, что злится на Тома даже больше, чем на Ремигиуса, подлость которого была очевидна.
– Почему же ты ничего не сказал мне, твоему приору? – спросил он его.
– Я узнал об этом только сегодня утром.
Разбитый, Филип откинулся на спинку своего стула. Ремигиусу удалось-таки подловить его, и теперь он выглядел весьма глупо. Это была месть Ремигиуса за свое поражение на выборах. Филип посмотрел на Уолерана: жалоба была обращена к нему – ему и выносить приговор.
– Все ясно, – без колебании сказал епископ. – Женщина должна признаться в совершенных ею грехах и принести публичное покаяние. Затем она должна покинуть монастырь и в течение года жить в строгости и целомудрии отдельно от строителя. После этого они могут пожениться.
Год в разлуке – это суровое наказание. Филип считал, что, осквернив монастырь, она заслужила его. Однако Филипа очень беспокоило, какова будет ее реакция.
– Она может и не подчиниться твоему решению, – неуверенно сказал он.
Уолеран пожал плечами.
– Тогда гореть ей в аду.
– Я боюсь, если она покинет Кингсбридж, Том может уйти вместе с ней.
– Другие строители найдутся.
– Конечно. – Филипу было бы жаль потерять Тома. Но по выражению лица Уолерана он видел, что епископ был бы не против, если бы Том и его женщина навсегда убрались из Кингсбриджа; и снова он спрашивал себя, почему она так волновала их.
– А теперь уходите все и дайте мне побеседовать с вашим приором, – приказал Уолеран.
– Минуту, – резко заговорил Филип. В конце концов, это был его дом, а они были его монахами, и он, а не Уолеран, должен был собирать и отпускать их. – Об этом деле я сам поговорю со строителем. Никто из вас не смеет никому рассказывать об этом, слышите? Того, кто ослушается меня, ждет суровое наказание. Понятно, Ремигиус?
– Да, – процедил тот.
Филип, ничего не говоря, вопросительно взглянул на него. Наступило тягостное молчание.
– Да, отче, – выдавил наконец Ремигиус.
– Ладно, а теперь ступайте.
Ремигиус, Эндрю, Милиус, Катберт и Дин Болдуин – все удалились. Уолеран налил себе еще немного горячего вина и вытянул к огню ноги.
– От этих женщин всегда одни только неприятности, – проговорил он. – Когда в конюшне кобыла, жеребцы начинают кусать конюхов, лягаться и творить прочие безобразия. Даже мерины перестают слушаться. Вот и монахи, как мерины: плотская любовь им недоступна, но бабий дух они чуют издалека.
Филип смутился. Ни к чему были столь откровенные слова. Он уставился на свои руки и сказал:
– Как насчет постройки церкви?
– Ах да. Должно быть, ты слышал, что то дело, с которым ты приходил ко мне – по поводу графа Бартоломео и заговора против короля Стефана, – обернулось для нас наилучшим образом.
– Да. – Казалось, прошла уйма времени с тех пор, как, дрожа от страха, Филип ездил в епископский дворец, чтобы рассказать о готовившемся против избранного церковью короля заговоре. – Я слышал, что Перси Хамлей напал на Ерлскастл и захватил графа в плен.
– Так и есть. Сейчас Бартоломео в темнице в Винчестере ожидает решения своей участи, – удовлетворенно сказал Уолеран.
– А граф Роберт Глостер? Он был более могущественным заговорщиком.
– А потому и наказание его будет более легким. По сути дела, он вообще не понесет никакого наказания. Он поклялся в верности королю Стефану, и его участие в заговоре было... прощено.
– Но какая во всем этом связь с нашим собором?
Уолеран встал и подошел к окну. Когда он посмотрел на развалины церкви, его глаза наполнились неподдельной тоской, и Филип понял, что, несмотря на всю его светскость, в нем дремало подлинное благочестие.
– Наше участие в разгроме Бартоломео делает короля Стефана нашим должником. И пока еще свежа память, ты и я должны поехать к нему.
– К королю?! – опешил Филип. Это предложение его несколько напугало.
– Он спросит нас, какую мы желаем награду.
Филип понял, к чему клонит Уолеран, и весь затрепетал.
– И мы скажем ему...
Уолеран отвернулся от окна и посмотрел на Филипа; его глаза стали похожими на черные драгоценные камни, в которых блестела жажда власти.
– Мы скажем ему, что желаем иметь в Кингсбридже новый собор, – договорил он начатую Филипом фразу.
* * *
Том знал, что Эллен поднимет шум.
Она и так уж злилась за то, что случилось с Джеком, и Тому надо было как-то успокоить ее. Но известие о «покаянии», которое должна была принести Эллен, теперь могло лишь подлить масла в огонь. Тому очень хотелось отложить объяснение с ней на день-два, чтобы дать ей время немного остыть, но приор Филип сказал, что она должна покинуть монастырь до наступления ночи;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193