Как это, к примеру, и делают с большим энтузиазмом тусовщики с одесского Привоза, заполонившие ныне все средства массовой информации ненасытным урчанием своих брюхо-кошельков на том месте, где у человека положено быть лица. Дмитрий Пестряков происходил из огромной крестьянской семьи, которую следовало, согласно очередным постановлениям партноменклатуры, уничтожить и развеять по ветру как пыль.
- Ест суждения, - Михаил заговорил голосом радиодиктора, сообщающего сводку военных действий, - не лишенное оснований суждение, что троцкие-зиновьевы и холуи, что вокруг и кругом, получили с помощью нэпа возможность выявить наиболее дееспособных, талантливых, трудолюбивых представителей крестьянства, прилепить им старый ярлык "кулаки" и таким образом обезопасить себя от пригляда самых толковых и головастых.
Далее я узнала, что дед Дмитрия Пестрякова стал зажиточным как раз после революции, благодаря нэпу. Построил на пару с соседом мельницу, со временем купил двух лошадей, заимел двух коров, быка, овец штук пятнадцать.
- Семья-то большая! Шестеро сыновей. Да старики. Да дедушка с бабушкой. Тесть рассказывала, что "ломили" они от темна до темна. Мать их рубахи от соли еле отстирывала, такие пропотевшие... Коробились, трещали, как фанера.
Так вот, в те, двадцатые годы сплошной "большевизации" их и назвали "кулаками", этих работящих, трезвых крестьян, а в тридцатом раскулачили.
- Забыл уточнить! У них ещё в семье две дочери было! Ну и всех сослали в Казахстан, в Асакаровку. Страшное место! Голая степь! Столько там, отец рассказывал, народу поумирало! Работящего, русского... Жили в шалашах... Дед скоро заболел дизентерией и умер. А сколько там выкопали могилок для ребятишек! Но только, видно, трудно с корнем уничтожать добротные крестьянские роды, где ум, жизнелюбие, смекалка - наследственные качества! - произнес калека-красавец с вызовом, по привычке крепко тряхнул россыпью седеющих кудрей.
Хотя я еще, признаться, вовсе не была готова радоваться вместе с ним после того, что он рассказал про житье-бытье русских ссыльных в некой степной Асакаровке... Не влекло меня на атласную дорожку радости и рассказанное следом. О том, как Дмитрия, которому было в тот злой год восемнадцать, посадили в тюрьму... за то, что работая в колхозе на сенокосилке, случайно порезал ножку жеребенку. В высокой ржи не заметил беднягу. Но раз Митька Пестряков - сын сосланного кулака, - значит, с умыслом обидел жеребенка, значит, место его в тюрьме. Осталась Анна, очень такая красивая, словно расписная, жена "врага народа" одна с грудным ребенком. Да в дырявой избенке, где крыша как решето...
Но Митька сдаваться не думал. Он сбежал из тюрьмы и по чужим документам - в Москву. Здесь устроился строить метро, станцию "Красные ворота". И украл из села свою любимую Анну, у которой коса в четыре ряда укладывалась вокруг головы золотой короной.
- Чем сильна постоянная, крепкая крестьянская семья? Правильно! - сам себе подтвердил Михаил. - Готовностью помогать друг другу. Поехал Дмитрий в Казахстанскую степь и "выкрал" младшего брата и одну соседскую девчоночку прихватил, от голодухи увез... Очень боялся, когда в вагон заходили контролеры и другие проверяющие. Прятал ребят в мешок, сам сверху садился. И, видно, Бог помог - добрались до Москвы.
- Москва, Москва, - тихо выпела Нелли Дмитриевна, прислонившись бледной щекой к пурпурной розе. - Никто не знает, скольких "злодейских" душ что были обречены на смерть, ты спрятала тогда, в начале тридцатых, в своих тесных, убогих коммуналках! И эти спасенные тобой крестьянские души старались вовсю доказать тебе, славная столица, свою нужность...
- Но сначала, - перехватил рассказ её муж, - они до того бедствовали... Что дочка умерла грудная... Но тут на подмогу пришел младший братишка отца, ему двенадцать было, и крестьянская девочка Тоня, восьми лет. Они стали просить на улицах. Он её надоумил: "Тонька, давай побираться!" Она и протянула руку...
Нелли Дмитриевна тихонько вставила:
- Второй человек сразу рубль положил. И сказал: "Девочка, какие у тебя глазки хорошие! А ещё лучше слезы - прямо как жемчуг..."
- Но так или иначе, всех их пригрела Москва! - сказал Михаил резковато, словно на спор. - Мой тесть вскоре стал ударником труда, про него даже газеты писали. Потом решил стать летчиком и стал им. Потом писателем. И им стал. Натура!
- И он написал повесть "Жемчужные слезки" про своего брата Федю и про девочку Тоню, которой так легко из-за её красивых слез подавали милостыню. Про то, как они выросли, поженились и ушли на фронт и погибли за Родину... - уточнила Нелли Дмитриевна.
- А Дмитрий Степанович вернулся к своей любимой Анне весь в орденах, и случилось чудо - она вдруг родила ему дочку, хотя ей врачи обещали, что больше не родит, не выйдет по каким-то там причинам... А я увидел эту его дочку Нелли и увез прямо со свадьбы. Она, глупая, хотела за какого-то сухопутного охламона замуж выйти. Пресек! Сразу скумекал - врачица мне нужна и чтоб с красным дипломом, так как уготована мне коляска... Ни на одну математичку, актрисулю не заглядывался! Увидел её - и никаких сомнений! Попросил её мне в руки прямо с подоконника в подвенечном платье спрыгнуть - и спрыгнула. Почему? Загадка русской души!
... Я ушла от Пестряковых-Боткиных в легком ошеломлении, с грузом знаний и... сомнений. И последних, как оказалось, уже в ночной тишине, наедине с самой собой, было слишком много, чтобы считать свой поход в эту семью удачным. Уж очень непростой рисовалась мне Любочка. Уж очень явно она испугалась моего вопроса о деде, когда я полюбопытствовала, а не была ли она у деда в тот самый день или вечер, когда он пил с кем-то... Что-то тут просматривалось весьма подозрительное. Конечно, я не думала, что Любочка, любимая внучка, лично убила своего любимого деда, то есть отравила каким-то суррогатом, ядовитым напитком... Но уж очень бесстыдно она грабанула у деда орден. Для неведомого гуру. А если ей нипочем такой кульбит со старым человеком, то...
Мысли мои унесли меня, сознаюсь, очень далеко, в ту, положим, фантастическую страну, где "черный человек" гуру потребовал у зомбированной девицы ещё какие-то ценности писателя Пестрякова-Боткина, и она, зная, что тут дед встанет насмерть...
Перед тем как уснуть, я сдернула с тумбочки небольшую фотографию рокового черногривого красавца, вгляделась в него и пообещала мысленно: "Мне-то на твои чары плевать. Завтра мне Веруня точно скажет, что ты за фрукт!"
С Веруней я уже успела договориться о встрече. Она уже несколько лет подряд пребывала в звании завотделом популярного журнала, исправно сообщающего читателям, сколько жен было, по слухам у певца Кроткого, а сколько в действительности, отдыхал ли Майкл Джексон на каких-то там экзотических островах с собственной супругой или с любовницей, на самом ли деле Мадонна сделала очередную подтяжку лица или это только слухи...
Мы с Веруней решили встретиться на скамеечке Тверского, ибо она несет трудовую вахту поблизости и не хотела бы распылить свои дорогие минуточки, а проще говоря - нынче такая погода: если ты журналист, то крепенько, зубками-ноготками держись за креслице, так как велик отсев, отправка в длительный отпуск за свой счет, разумеется, - "горят" газетки-журналы, с деньгами большой напряг. И мне очень не хотелось бы, чтобы Верунькино начальство удручилось не знамо как, не углядев её на положенном месте.
Спасибо, спасибо судьбе за то, что она определила некогда тихонькую, кроткую девочку-троечницу Веруню в лоно лощеного, ультрасовременного журнала "для женщин", где почти каждая статеечка начинается со словечка "актуально!" Например: "В этом сезоне актуальны алые трусики из гипюра..." Или: "Сейчас, как никогда, актуально чувствовать себя уверенной и почти недоступной..."
Славная, добросовестная Веруня ждала меня на скамеечке неподалеку от бронзового, обкаканного голубями ученого Тимирязева. Она сидела вся такая элегантная, в сереньком платьице в бирюзовых пятнышках разной величины, в маленькой, с полями, соломенной шляпке не иначе как французского происхождения. И туфельки её на высоком каблуке отливали бирюзовой новизной и эксклюзивностью.
- Веруня! Ты прямо с Елисейских полей?
- Десять дней назад, - улыбнулась она. - А как же! Нам положено блестеть и сиять! Мы - реклама журнала!
- Веруня! Почему меня никто не берет в такое же шикарное издание?! Ну почему? - взрыднула я.
- А потому, Татьяна, что у тебя нет тети-спонсора. Это раз. И ты не увлекаешься красивой жизнью, как я. Ты - сама по себе, а я люблю коллектив, чтоб много шума, музыки, разговоров за фужерчиком кьянти... Я, Татьяна, боюсь оставаться одна. Когда одна - сразу задумаешься... И смысл всей беготни-трепотни утечет... Засекла?
Моя бесцветная внешне подружка умудрилась столь изящно нарисовать на том месте, где находилось её лицо, все необходимые аксессуары, что гляделась милашкой. Невыразимо прекрасно хлопали время от времени её прежде серенькие, а ныне черно-бархатные ресницы, а некогда бесцветные глазки обрели вдруг в соседстве с этими опахалами голубовато-жемчужный отсвет. Ротик, сделанный сердечком и помазанный умеренно-розовым, намекал не иначе как на отменную сладость роскошного поцелуя, приправленного свежестью, нежностью и отчасти капризом.
Но подлинная ценность Веруни обнаружилась в тот миг, когда я показала ей портрет улыбающегося брюнета, спросив:
- Кто это? Чем интересен?
- Хо-хо-хо! - сказала Веруня. - Брошенные обществом матери-одиночки решили отстаивать свои права? Или как? Или что? Или зачем? Известный плейбой. Известный пожиратель девичьих сердец. Полуфранцуз-полуцыган. Певец и... увы, игрок... В миру Люсьен Дюпре. По паспорту Анатолий Козырев. Пьет, конечно, тоже. Имел пять жен и, следовательно, пятерых детей. Наивных девиц убивает наповал. Харизму имеет! Но ты, вроде, не наивная девица?
- Вроде нет, - ответила я. - Да речь не обо мне. Собираю материал. Могла бы ты меня с ним свести. Чтоб я хотя бы издали за ним понаблюдала послушала, о чем он и как...
- Запросто! Завтра тусовка в казино "Императрица". Он там вроде постояльца. И с деньгами и без оных. Подробности, где встретимся с тобой, по телефону. О кей?
- О кей, Веруня! Смотришься ты прямо-таки сногсшибательно! Я в своих джинсах - пустое место рядом с тобой!
- Не играй с огнем! А то обижусь. Будто я дура? Не знаю, что ты можешь натурой брать, а я с утра обязана как Ренуар рисовать свое личико, кидать макияж, выводить каждую ресничку!
- Но так ведь итог потрясающий! Кстати, как мне туда? В чем лучше?
- Чтоб такой кот-тенор с тобой заговорил - надень вечернее, длинное, цепь повесь или бусы... Но не дешевку. Он ведь в парижском свете когда-то принимаем был! А в общем - хоть голой. У тебя же фигурка класс! На тебя природа-мать не поскупилась! Прислушайся к моим советам. Ты ведь что больше всего ценишь? Личную независимость. Вот и веди себя соответственно и всегда. Но! Духи должны быть первоклассны! Тебе, думаю, как блондинке с голубыми глазами подойдут духи цветочно-древесные с нотками ванили и белого мускуса. Фирма Avon, название "Millenia", что в переводе "Тысячелетия". Намек на вечную молодость! Не пренебреги! Разорись!
... Встреча с суперкрасавцем... Это же черт знает как волнительно! И не просто с красавцем, а с тем, кто поет тенором! Кто пьет и играет в карты. Кому, значит, море по колено... Перед которым девицы и женщины падают штабелями!
Я смеялась, смеялась и досмеялась. Когда увидела этого человека живьем, мой смех иссяк...
Но по порядку. Мы с Веруней вошли в уютный зальчик ресторана "Императрица".
Веруня что-то щебетала мне на ухо, но я не слушала её, хотя и кивала исправно. От Веруни пахло чудесно-жасминово... Белоснежное кружевное платье с узкими бретельками не слишком скрывало её маленькие, но крепенькие грудки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69