Например, с последней женой-вдовой В.С. Михайлова Ириной Аксельрод. И со второй, Клавдией Ивановной, зорко стоящей на страже чести и достоинства как беглого мужа, так и его потомков...
Федюня слово сдержал. Два моих материала дал подряд.
И вот я держу в руках стопку свежих, ещё даже как бы дымящихся газет...
Теперь мне надо позвонить Софье Марковне, как она там, успела уехать в Америку?
Звоню. Долго никто не подходит. Наконец женский голос сердито?:
- Какая Софья Марковна? Да их уже нету! Уехамши!
Начало неплохое. Теперь мне следует позвонить полубезумной Наталье Ильиничне.
Для того, что я, жестокосердечная, задумала, лучше, если бы она тоже уехала в Америку. Но она на месте и сама взяла трубку:
- Татьяна? Какая Татьяна? Статьи? Какие статьи? Об этом самом Михайлове, о том, какой он великий? Зачем это мне надо, вся эта херня? Я же сказала вам, что все расскажу журналисту, которого полюблю. Такое расскажу! А вам не хочу! Вы пришли ко мне в красном... Это были не вы? Но все равно. Я сегодня не хочу разговоров! Я жду счастья. Мне снилась белая лошадь, лев, слон и красивая белая свинья. Это к счастью. Да, я пьяна. Но я имею право на счастье, как вы думаете?
- Имеете, конечно.
- Я в Лондоне с Михайловым была! Я видела корриду в Мадриде! Я... я с ним, подлецом, купалась, плавала в Рио де Жанейро! Там такие большие соломенные шляпы... И красивые мулаты... И негры... Я спала с негром. Это удивительно... Спать с негром - фантастика! Черный негр на белой простыне! Вы не помните, это к добру или к?.. Я считаю - к добру! Михайлов утратил вид... Без костюма он уже не смотрелся... Между нами, между нами... Я и его видела во сне... Весь в бриллиантах, весь... Убегал от меня... Бриллианты падали, падали... Негодяй! Какой же ты, Володя, негодяй, что польстился на эту задастую Ирку...
Наверное, она ещё что-то говорила в этом роде. Но я уже повесила трубку.
Теперь я должна была, согласно своему плану, дозвониться до Ирины Георгиевны. И будет очень некстати, если её на месте нет, очень, очень нехорошо. Она вполне могла уехать куда-нибудь. И тогда придется отложить задуманное...
Однако, хоть и не сразу, но я, к своей радости, услыхала её живой, энергичный голос:
- Я слушаю вас!
- Ирина Георгиевна, это Татьяна Игнатьева говорит... Я написала статью о Владимире Сергеевиче. Она опубликована уже. Если вам интересно, что у меня получилось, - я готова приехать к вам.
- О! Как славно! Конечно, Танечка, мне это интересно. Разве может быть иначе? Жду вас завтра с утра. Это вас устроит? Может быть, за вами заехать?
- Нет, нет, я сама, спасибо.
- Ну как хотите... Но моя машина на ходу, и Павлик мог вас подвезти...
- Спасибо большое, спасибо, но меня подвезут... - солгала без запинки.
- Ах, так... Ну что ж, ну что ж, я вас жду. В десять. Подходит?
- Конечно.
- Ну и чудненько. И очень кстати. Завтра у меня как раз небольшое торжество. С вами и начнем праздновать. Жду.
Что же может быть лучше? Это уже настоящая везуха, или "пруха", как выражается ответсек Федюша.
Более того, когда я, в соответствии со своим злодейским планом, позвонила Клавдии Ивановне, - она тоже оказалась на месте и тоже назначила мне свидание не в каком-то отдаленном будущем, но в субботу, то есть через какие-то два дня.
А самое-то невероятное, пахнущее фантастикой, состояло в том, что мое бодрое вранье Ирине Георгиевне насчет того, что меня кто-то довезет до Перебелкина, внезапно превратилось в реальность - нашелся такой человек, да ещё не простой, а набитый информацией о теноре-игроке Анатолии Козыреве.
Однако все по порядку. Я сделала в это утро ещё один звонок, проверочный:
- Николай Федорович, вы никуда не денетесь до субботы?
- Нет, мой генерал...
- Мне нужно видеть вас в субботу во второй половине дня во что бы то ни стало.
- Без проблем, мой генерал...
Так вот я к чему: везение - штука непредсказуемая, капризная и если уж тебе начинает везти, то, как я заметила, - эта чудесная полоса тянется и тянется...
Впрочем, как известно, и несчастья тоже имеют обыкновение сыпаться градом...
С кем же я отправилась к последней жене-вдове известного писателя В.С. Михайлова? А с любовницей Анатолия Козырева.
Эту нечаянную любовницу мне подкинула Веруня. Она только что вернулась из Нью-Йорка, с какого-то там дефиле, и сразу же позвонила мне:
- Нью-Йорк? Походить можно, жить - не стоит. Народищу! Гибнешь как личность уже в такси. Абсолютное ощущение собственной ничтожности. Но я к тебе не с Нью-Йорком. Я к тебе с интересной неожиданностью. Знаешь, с кем летела рядом в Москву? С Викой Тарасовой, его последней любовницей. Она пробыла в Америке три месяца, делала бизнес. Она не верит, что Анатолий умер без... посредников. Она готова с тобой встретиться и рассказать... Она сейчас сама тебе позвонит.
- Давай! Спасибо! Целую!
Нельзя, никогда нельзя откладывать на потом, даже на несколько минут полезные встречи, потому что и минуты часто способны порушить намеченное навсегда. Особенно нельзя доверять им в большом суматошном городе...
Поэтому я, едва услыхала в трубке голос неведомой мне Вики, тотчас откликнулась:
- Где? Когда? Я уже выхожу.
- Отлично, - был ответ. - Подъеду на машине через пятнадцать минут. Мне до вас всего ничего...
Я вышла из подъезда, пощурилась на солнце, бившее прямиком в глаза, поглядела на строй раскидистых старых тополей и легко представила себе, что вон там, за ними, если пойти напрямик, заблещет морская зыбкая синева. Ах, как захотелось телу моря! Так захотелось, что хоть бросай все и пропади оно пропадом, лишь бы...
Возле меня остановилась белая иномарка. Дверца отворилась. Женский голос позвал:
- Садитесь.
В салоне пахло духами и сигаретами. Нас было двое. Лицо дамы за рулем мне виделось в профиль. Ломаная линия ото лба к подбородку понравилась - не без изыска. Волна серебристых волос до плеч.
- Куда? - спросила она.
- Все равно, - ответила я.
Машина помчалась. Мы молчали. Это показалось мне как-то неестественно: она же собиралась мне рассказать про Анатолия Козырева, сама как бы напросилась.
- Мне кажется, что вы очень устали, - сказала я.
- Так и есть, - отозвалась она довольно холодно. - Устала. Ото всего и даже от себя. Плохо соображаю. Слишком много всего в последнее время. Слишком тяжело все это...
- Мне вас жаль...
- Почему же? - отозвалась, все так же ни на секунду не повернув ко мне лицо. - Я, слава богу, на колесах, а вы без. На мне костюм от Славы Зайцева, а на вас юбочка ерундовая, с рынка. Пойдем дальше: мой макияж ого-го сколько стоит, а ваш - дешевизна.
- Все? - спросила я. - Или есть ещё в запасе то, что у вас "ого-го", а у меня "хо-хо-хо"?
- Само собой, - сказала и затянулась сигаретой, все ещё не глядя на меня. - Я вчера из Нью - Йорка, а до этого была в Англии. Стояла, смотрела на Букингемский дворец, бродила по Тауэру...
- Ну и что? - спросила я.
- А то, что о такой, как у меня, жизни мечтают миллионы женщин, но достается она единицам.
- Вы желаете, что я вам иззавидовалась?
- Желаю.
- А если все это счастье, как вы его понимаете, мне по барабану? разозлилась я.
- О! - насмешливо произнесла она, глядя на дорогу сквозь переднее стекло. - О! Значит, у вас есть любимый! Значит, и вы его любите!
Наша машина нырнула под мост, вынырнула. Не было у меня никакого резона откровенничать с этой посторонней, хвастливой дамой. Но и дать ей сдачи по полной программе не могла - мне нужны её откровения, её показания...
- Вот какая я стала ведьма! - словно бы похвасталась женщина за рулем. - Ненавижу бедных! Ненавижу богатых! И Лондон заодно, и Америку, и себя! Но бедным завидую - они ещё чего-то сильно хотят, на что-то надеются, их ещё иногда любят всякие романтичные мужики. А таких, как я? Бизнесменш? Только за деньги! И чуть-чуть от хорошего настроения... Вот и Анатолий... Как же он плохо кончил, бедняга! Как плохо и как рано! Я знала, что до добра его эта игра не доведет... Если бы он держался за меня - ещё протянул бы. Но он наплевал на наши отношения. Он закружил с молоденькой...
- С Любой Пестряковой?
- Да. С нею. А она в него - по уши. Давайте никуда не поедем? Ладно? Будем кружить, кружить в машине... Это успокаивает. Согласны?
- Да. Люба, значит, его очень любила.
- Это было видно невооруженным глазом.
- А он?
- Он? Вряд ли. Являлся ко мне, уверял, что это временно, что так надо... Предлагаю... поехали все-таки ко мне. Хочу выпить. Не бойтесь, я не пьяница, но плохо мне, плохо...
Мы остановились напротив нового кирпичного дома, вошли в просторный вестибюль с пальмой и консьержкой за стеклом, как в аквариуме, поднялись по мраморной лестнице на третий этаж... Меня, всю жизнь прозябавшей в трехкомнатной малометражке-хрущевке, привыкшей к расковыренным, измазанным стенам подъезда, к окуркам на лестнице и прочему, разумеется, поразила безупречная белизна здешних стен, и этот розоватый мрамор, и канделябры, и ровные, тоже стерильной белизны плинтусы. Все это, как уже мы, россияне, научились распознавать, называлось "евроремонт".
И квартира, в которую я прошла вслед за приятным запахом духов женщины, оказалась именно такой, какой должны была быть, - просторная, с высокими потолками, с хрустальной люстрой в большой комнате, обширными кожаными диванами и такими же уютными креслами золотистого цвета и большим, от стены до стены, пушистым бежевым ковром в оранжевых розах.
Женщина вышла и вернулась с подносом. На нем стояла бутылка вина, фужеры и лежала стопка бутербродов. Потом она принесла джезву с кофе и чашки.
Я забыла упомянуть о самой, пожалуй, существенной детали комнатного интерьера. Прямо передо мной, на противоположной стене, в великолепной золоченой раме висел портрет девушки в белом платье на фоне моря, дальних синих скал и паруса. Девушка улыбалась. Поражало обилие длинных золотистых волос. На коленях у неё лежала широкополая соломенная шляпа. Светлые волосы и темные, почти черные глаза - это сочетание не часто встречается. И вообще она была красавица с этими сказочными волосами, с этим пряменьким, чуть расщепленным на конце носиком, полными, яркими губами, приоткрывшими в улыбке жемчужную россыпь зубов. Это было существо, у которого хоть и в этот день нет причин для печалей, но все-все, самое замечательное, непременно случится там, впереди. Конечно, сходство с хозяйкой есть. Но...
Она появилась в розовом полупрозрачном халате, села в кресло напротив нога на ногу, закурила сигарету, спросила, глядя мне в глаза:
- Может, вы решили, что я сумасшедшая?
- Нет, не решила.
- И на том спасибо. И заранее спасибо за то, что я вам буду говорить, говорить... Потом попрошу вас дать свое заключение - что все это значит... куда я зашла, ест ли выход. Вы можете спросить: "А разве у вас нет подруг чтоб пооткровенничать?" Нет. Чтоб как на духу? Нет. Вообще мне иногда кажется, что ничего нет... Начну с того, что да, эта девушка на портрете я сама. Двадцать пять лет назад. Вам откроюсь - мне сейчас сорок три года. Кошмар!
- Позвольте...
- Нет, не надо. Я знаю, что вы готовы мне сказать: мол, выгляжу ещё вполне и вполне. Не верю. Не поверю. Автомат не может выглядеть прелестно. А я - автомат. Иду на автопилоте, иными словами. Но по порядку... по порядку история этой женщины, которую мне требовалось выслушать, выглядела так.
Бедное детство и юность в маленьком городке под Оренбургом. Мать кассир, отец - электрик, но больше - пьяница. Постоянные семейные сцены. Бежала из дома либо в библиотеку, либо в Дом культуры, где училась танцевать бальные танцы. Упорно училась, до седьмого пота дрессировала свое тело уже с двенадцати лет. И в пятнадцать выиграла вместе со своим партнером, стройным юношей Юрой, у которого, к сожалению, был длинноватый нос, конкурс в областном центре. Уж очень лихо их пара оттанцевала аргентинское танго. Ее засыпали аплодисментами и цветами. Она решила, что теперь начнется какая-то совсем особая, восхитительная, беспечальная жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69