– Отлично, – Десо поджал губы. – Какие еще были приняты меры, чтобы изолировать генерала Лейбница и его солдат?
Гюши перечислил торопливой скороговоркой:
– Войска 5-й дивизии генерала Беллара перерезали все дороги, ведущие к месту дислокации 7-й бронетанковой дивизии немцев, прекращена доставка всех видов снабжения... – он мрачно улыбнулся. – В конце концов, если эти трусы не собираются атаковать, то им не нужны ни топливо, ни боеприпасы. Ни продовольствие.
Десо одобрительно кивнул.
– Неплохо, неплохо.
Затем он вдруг нахмурился. Одна только изоляция не решит всех проблем, во всяком случае – вовремя. Учитывая все большее и большее количество американских и английских войск, прибывающих на польскую землю, ЕвроКон не мог позволить себе ждать до тех пор, пока непокорная дивизия начнет голодать и сдастся. Он так и сказал Гюши.
Министр в ответ только развел руками.
– Что вы предлагаете?
Действительно, что? Десо пришла в голову мысль расправиться с мятежниками руками противника. Диверсионно-десантные подразделения коммандос Великобритании и США вкупе с польскими партизанами превратили жизнь многочисленных немецких и французских гарнизонов, разбросанных по оккупированной территории Польши, в сущий ад. Почему бы им не напасть на генерала Лейбница и его мятежную дивизию? Это был дерзкий отчаянный план, и риск едва ли не перевешивал те положительные результаты, которые могли быть достигнуты в случае успеха. Так бы считал человек более осторожный, но Десо, памятуя о гораздо более тщательно продуманных операциях, которые одна за другой терпели крушения на его глазах, склонен был пойти на этот авантюрный шаг.
Слегка наклонившись вперед, он без обиняков изложил министру обороны свой план, как заставить подчиниться непокорных бошей. В любой армии подразделения строились на принципах строгого подчинения нижестоящих вышестоящим. Младшие офицеры, сержанты и рядовые были воспитаны именно в духе беспрекословного подчинения. И если Монтан сумеет быстро отсечь дивизионную верхушку от подчиненных, последним не останется ничего лучшего, кроме как подчиниться новому командованию.
Гюши выслушал его в молчании. Он был потрясен. Когда Десо закончил, министр обороны сказал с тревогой:
– Бог мой, Никола! Если что-то не заладится... или кто-то проговорится... – он затряс головой. – Может разразиться самая настоящая катастрофа.
– Совершенно верно, – решительно подтвердил Десо. – И именно поэтому мы не должны ошибаться. Именно поэтому никто из тех, кто может проговориться, не должен будет остаться на своих постах. Ты понимаешь?
Министр обороны кивнул, хотя выглядел по-прежнему потрясенным.
– Тогда направь соответствующие распоряжения генералу Монтану. А распоряжения будут вот какими... – он скомкал в руке бланк шифровки и с силой швырнул ее в мусорную корзину, содержимое которой его помощники резали специальными машинами на мелкие полоски и сжигали в конце каждого рабочего дня.
Когда Гюши вышел, Десо откинулся на спинку кресла и стал обдумывать сложившуюся на фронтах ситуацию, причем уголки его рта незаметно опускались все ниже. На каждом шагу все его усилия разбивались о неблагоприятное стечение обстоятельств или о некомпетентность подчиненных и исполнителей. Сначала Дюрок провалил операцию по разгрому венгерского сопротивления. Затем излишне самоуверенные генералы пообещали ему победу над Польшей в течение нескольких дней, тогда как на деле все вылилось в недели кровопролитных боев. Адмирал Жибьерж, не сумевший нанести ядерный удар. Уничтожение драгоценных французских ядерных ракет. Катастрофа в Москве. А теперь еще и провал наступления на Гданьск.
Неожиданно Десо изо всех сил ударил кулаком по столу. Идиоты! Беспомощные кретины! Глядя на карту, расстеленную на краю стола, он ясно видел, что захват польского порта был единственной возможностью закончить эту войну победой.
Его специалисты по разведке продолжали настаивать на том, что в Польше по-прежнему находятся две дивизии Объединенных вооруженных сил. Новый штурм при поддержке свежих войск Европейской Конфедерации все еще мог привести к успеху. Вот только где ему взять эти свежие силы?
Во всяком случае не в Германии. У правительства Шредера осталось только несколько батальонов Территориальной армии и одна мотопехотная дивизия, которая была оставлена для охраны границ и военных объектов. Месяц боевых действий совершенно обескровил некогда мощную германскую армию. При мысли об этом на губах Десо появилась тонкая, невеселая улыбка. Наконец-то война принесла хоть один положительный результат.
Франция была в гораздо лучшем положении. У нее все еще оставались ее пятидесятитысячные силы быстрого реагирования, состоящие из аэромобильных войск, частей морской пехоты, воздушного десанта и легковооруженных сил быстрого развертывания. Тут его улыбка погасла. Эти войска были нужны для того, чтобы оборонять военные объекты от рейдов коммандос противника. К тому же они были совершенно необходимы, чтобы подавлять волнения среди населения страны. По мере того как война затягивалась, в больших городах, таких как Париж, Лион, Лилль и других, все чаще и чаще происходили взрывы недовольства – предвестники еще более сильных волнений. Жандармерия же весьма неохотно шла на подавление беспорядков.
Десо мрачно посмотрел на карту еще раз. Возможно, даже придется оставить захваченные территории в Венгрии и отправить в Польшу часть 4-го Армейского корпуса генерала Фабвьера. При мысли о том, что, быть может, придется позволить венгерским повстанцам одержать эту пропагандистскую победу, о которой они немедленно примутся трубить на всех перекрестках, лицо его перекосилось.
Взгляд Десо упал на Бельгию. Где, черт побери, эти две боевые бригады, которые им было приказано направить в распоряжение ЕвроКона? Он отчаянно нуждался хотя бы в этих войсках, чтобы высвободить французские части для службы на передовой. Задержка не могла быть оправдана даже тем, что сеть железных дорог Германии и Франции была повреждена налетами авиации противника – за это время проклятые бельгийцы вполне могли бы дойти до своих новых мест дислокации пешком!
Десо мысленно сделал себе пометку не забыть поднять этот вопрос в разговоре с бельгийским послом и вышел.
* * *
3 ИЮЛЯ, ШТАБ 7-й БРОНЕТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ В РАЙОНЕ БЫДГОЩ, ПОЛЬША
Казалось, знойное летнее утро будет длиться целую вечность. Генерал Лейбниц, подполковник Вилли фон Силов и двое других командиров бригад, изнемогая от жары, сидели в редкой тени одинокого дерева. После двух бессонных ночей, все офицеры были утомлены и раздражены сверх обычного.
Отсутствие ветра усиливало жару и выглядело символично. Ничто не двигалось. Штаб можно было расположить и в чистом поле, но между деревьев он был в большей безопасности, и поэтому дивизия расположилась вдоль опушки большого леса, углубившись в него метров на пятьдесят.
Штабные машины М577 были установлены в форме креста, а между ними было натянуто нечто вроде тента из камуфляжной сети, поддерживаемое шестами. Неподалеку стояли штабные машины бригад, также тщательно закамуфлированные и окруженные стрелковыми окопами роты штабной охраны. По периметру этой позиции были установлены несколько бронетранспортеров, которые своими скорострельными пушками значительно увеличивали огневую мощь обороняющихся.
Вилли снова посмотрел на часы. С тех пор как он в последний раз заметил время, прошло всего несколько минут. Человек, которого они ждали, запаздывал. Как и всегда.
За двадцать четыре часа, прошедшие с тех пор, как они послали этого кретина Камбо паковать чемоданы, дивизия проигнорировала один приказ корпуса, предписывающий им немедленно возобновить наступление, и другой, согласно которому им необходимо было прибыть в штаб корпуса для проведения "срочного совещания".
Последнее послание 2-го Армейского корпуса было гораздо более многообещающим. В нем говорилось о необходимости "встречи", во время которой предлагалось обсудить "возникшие трудности в управлении войсками". Ради этого, сам генерал Монтан готов был прибыть в расположение дивизии.
И вот теперь они ждали личный вертолет командующего корпусом, который должен был прилететь с минуты на минуту. Они по-прежнему не представляли себе, что скажет им генерал Монтан, однако его готовность вести какие-то переговоры обрадовала их. Генерал Лейбниц ворчливо заметил по этому поводу, что это была "первая разумная вещь, которую сделают французы". Все прочие действия, предпринятые французскими "союзниками", успокаивали куда меньше. Снабжение было приостановлено, и в дивизии оставалось топлива и боеприпасов лишь на один серьезный оборонительный бой. Разведывательные группы, высланные во все стороны, сообщали о кордонах французских войск, выставленных на всех главных и большинстве второстепенных дорог. В данных обстоятельствах любое движение дивизии могло послужить детонатором нового серьезного столкновения, на сей раз между бывшими союзниками. Подобное столкновение, да еще на передовой, на глазах вражеской армии, могло иметь самые гибельные последствия, и разум Вилли, человека военного до мозга костей, восставал против подобной возможности.
Он нахмурился. Возникшую проблему нужно было решать быстро. Продовольствие и топливо в определенных обстоятельствах были, конечно, вещами незначительными, однако теперь они быстро превращались в вопросы стратегически важные.
К счастью, американцы пока не предприняли попыток контратаковать. Никто не знал, что известно противнику о "мятежной" дивизии, но было очевидно, что и немцы, и французы приложат максимум усилий, чтобы информация об этом не просочилась к противной стороне. И те и другие вели себя подобно членам аристократического семейства, которые ссорятся трагическим шепотом, лишь бы не услышали соседи.
Предупреждающий крик наблюдателя заставил их вскочить. Серо-зеленая "Пума" – вертолет командующего – медленно заходил на посадку на площадку перед самым штабом дивизии.
Вилли посмотрел налево, потом направо. Стрелки в ближайших окопах следили за вертолетом с напряженным вниманием, и это было в его глазах показателем того, насколько сильно пошатнулись доверительные отношения между "союзниками".
"Пума" опустилась на землю, взметнув в воздух тучу пыли и сухой травы. Казалось, ее огромным винтам нужна целая вечность, чтобы замедлить свое вращение. Наконец лопасти провисли и замерли, а бортовой люк стал открываться.
Внезапно Вилли услышал за спиной громкий взрыв. Вслед за ним из леса донесся приглушенный расстоянием треск автоматических винтовок. Вилли завертел головой, пытаясь понять в чем дело или обнаружить источник звуков. Стрельба продолжалась, становясь более ожесточенной.
Совсем рядом прозвучали новые выстрелы. Расположившиеся неподалеку солдаты обстреливали приземлившийся вертолет, из которого вместо генерала посыпались французские десантники в полном боевом облачении. Они уже стреляли, и Вилли услышал противный свист пуль над головой.
Майн Готт! Вилли упал на колено и рванул с плеча автомат МР5. Генерал Лейбниц и два командира бригад уже распластались в траве, держа в руках свое оружие. Никто не хотел разделить участь Бремера.
Из-за деревьев на краю поляны выскочил французский боевой вертолет "Газель", за ним – еще один. Прижимаясь к земле, они понеслись вдоль опушки, выискивая цели. Под брюхом одного из них внезапно возникло облачко дыма, и ракетный снаряд, сорвавшись с направляющих, мелькнул между деревьями.
Один из "Мардеров", стоявший в нескольких десятках метров в стороне, взорвался, пораженный в борт мощной противотанковой ракетой, и Вилли увидел, как подлетела в воздух сорванная взрывом башня с 25-миллиметровой пушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138