Капитан пристально вгляделся в стальные борта бронетранспортера, словно они могли что-то рассказать ему о намерениях экипажа. В какой-то мере так оно и оказалось, ибо когда "Мардер" приблизился еще немного, Майкл увидел, что его башня с 25-миллиметровой пушкой развернута назад.
– Передай в батальон, мне кажется, они хотят вести с нами переговоры.
Майкл был почти уверен, что намерения немцев были мирными. Либо они хотели начать переговоры, либо им не терпелось умереть.
Неподалеку от позиций роты бронетранспортер остановился, и по откинувшейся аппарели люка осторожно спустились два офицера в полевой форме германской армии. Один был высок ростом и худ, хотя выглядел вполне здоровым и крепким На голове у него был зеленый берет мотопехоты. Второй немец был пониже ростом и выглядел гораздо старше. На нем был черный берет танкиста. Несмотря на то, что они не были вооружены, на обоих были надеты стандартные бронежилеты.
Офицеры уверенно шагали вперед, направляясь прямо к позициям 2-го взвода. Майклу снова пришлось сражаться со своими инстинктами, и лишь убежденность в своей правоте помогла ему выкарабкаться из окопа и отправиться навстречу в сопровождении сержанта Роббинса. Винтовка М-16 небрежно свисала наперевес. Дело было не в страхе – просто в тех двух сражениях, в которых побывала рота, были победители и были побежденные, и Майк надеялся, что таким образом он дает немцам понять кто есть кто.
Он остановился, не доходя до немецких офицеров нескольких шагов и пристально посмотрел на них. Несколько лет назад он немедленно отдал бы им честь, как старшим офицерам союзных войск. Несколько дней назад он пристрелил бы обоих, как только увидел.
Высокий немец первым нарушил молчание, заговорив на лающем, с сильным акцентом английском.
– Добрый день, капитан Я – подполковник Вильгельм фон Силов, командир 19-й мотопехотной бригады. А это – генерал Карл Лейбниц, командир 7-й бронетанковой дивизии. Нам нужен ваш командир дивизии. Мы прибыли для того, чтобы договориться о временном прекращении военных действий на период, пока наши правительства договорятся о более прочном мире.
Ренолдз уставился на немецкого подполковника не в силах сразу поверить тому, что он только что услышал. Пожалуй, впервые на его памяти слухи оказались верны.
* * *
7 ИЮЛЯ, НОВОСТИ "СИ-ЭН-ЭН"
Ведущий политический комментатор телерадиокомпании "Си-эн-эн" стоит, сжимая микрофон, на краю лондонской Пиккадили. За спиной его видны веселящиеся толпы людей.
– Словно огромное всенародное празднество, веселье на Пиккадили продолжается без перерыва. По мере того как ЕвроКон рушится, как карточный домик, сообщения о новых государствах, вышедших из состава Конфедерации, встречаются здесь новыми взрывами ликования.
Изображение на экране сменяется панорамой улицы сверху.
Толпа заполонила сквер, и статуя Эроса возвышается над головами лондонцев, словно Майское Дерево на празднике весны. Крупным планом показаны радостные лица горожан. Они размахивают руками и приветственно кричат, некоторые танцуют под звуки музыки, доносящейся из зажатых в их руках радиоприемников или вовсе без музыки.
На экране снова возникает изображение комментатора.
– В настоящий момент люди приветствуют сообщение о выходе Австрии из Европейской Конфедерации. Этот шаг австрийского правительства ожидался еще прошлой ночью, однако, судя по всему, для этого потребовались кое-какие меры, которые представитель правительства назвал "изменениями приоритетов внутренней политики". Мы же можем назвать это государственным переворотом.
В кадре появляется карта Европы, на которой предвоенная территория ЕвроКона окрашена в красный цвет.
– Начиная с Бельгии, а произошло это три дня назад, одна страна за другой выходит из состава Европейской Конфедерации, в которой правила бал Франция. Решение Бельгии, первой отважившейся перейти на противоположную сторону, потрясло континент.
Территория Бельгии на экране окрасилась голубым.
– Следующий сокрушительный удар нанесла Конфедерации Германия...
Территория Германии тоже изменила цвет. Красным на карте остались обозначены только территории Франции и нескольких мелких европейских государств.
– С тех пор малые государства Европы, уступая внутреннему давлению или добровольно сбрасывая с себя узы "союзнических" отношений с Францией, одно за другим примкнули к победоносным Объединенным вооруженным силам...
По мере того как комментатор говорит, красные пятна на карте исчезают, и Франция остается в полном одиночестве.
* * *
8 ИЮЛЯ, РАЙОН ГОРОДА ТАТАБАНЬЯ, ВЕНГРИЯ
Полковник Золтан Храдецки и Оскар Кирай медленно ехали по дороге. Она вела их в лес к северу от Татабаньи – города, расположенного километрах в шестидесяти от Будапешта. Оба знали, что местность наводнена французскими солдатами, но никого из них не было видно. Это насторожило венгров, хотя ни один из них не проронил ни слова. Несмотря на уверения французов, несколько недель тяжелых боев ожесточили их и приучили к подозрительности. И все же ЕвроКон рухнул, и Венгрия была очень близка к тому, чтобы вернуть себе свободу.
Подчиняясь убедительным приказаниям из Берлина, остававшиеся на территории Венгрии немецкие войска без боя оставляли позиции и уходили из страны. Им была гарантирована безопасность и помощь при выводе своих соединений. Стремясь поскорее увидеть, как последний немецкий солдат покинет их землю, венгерская военная полиция даже обеспечивала порядок на шоссе для движущейся на запад 10-й бронетанковой дивизии.
Вывод германских войск оставил две небольшие французские дивизии 4-го Армейского корпуса ЕвроКона в полной изоляции. С выходом Австрии из состава Конфедерации прекратилось и снабжение.
Храдецки слегка улыбнулся. Французы были прижаты к пропасти, настала пора немного их подтолкнуть.
– Стой! – из кустов появились французские солдаты и взмахами рук приказали им остановиться. Оставив свой автомобиль на поляне, двое венгров проделали остаток пути в джипе, в компании мрачного лейтенанта. За ними по дороге следовали несколько бронетранспортеров АМХ-10, на броне которых сидели французские пехотинцы.
Храдецки начал подозревать, что все это представление было попыткой запугать их. Но он знал нечто такое, против чего все эти уловки не имели смысла. Посмотрев на Кирая, он увидел на губах своего широкоплечего спутника почти беспечную улыбку.
Штаб 4-го корпуса был образцово замаскирован на вырубленной в лесу поляне. Мощные укрепления и охрана производили впечатление штаба многочисленных и боеспособных соединений. Храдецки был потрясен, а Кирай, будучи профессиональным военным, одобрительно кивнул. Едва заметная улыбка, однако, так и не покинула его лица.
Джип остановился, и их сопроводили в палатку в самом центре лагеря.
Генерал Клод Фабвьер уже ждал их, сидя за складным походным столом. Полевая камуфлированная форма этого невысокого худого военного была аккуратно отутюжена. Когда генерал поднялся, чтобы приветствовать их, Храдецки заметил мимолетную тень, пробежавшую по его лицу, однако уже в следующую секунду оно снова стало холодным и бесстрастным.
– Итак, господа, – первым обнаружил свое нетерпение Фабвьер, – вот мы и собрались. Что бы вы хотели обсудить?
– Условия сдачи, генерал, – парировал Храдецки.
В его голосе прозвучало гораздо больше гнева, чем ему хотелось, но он ничего не смог с собой поделать Фабвьер возглавлял вторжение вражеских войск на территорию Венгрии и, если не считать самого Десо, был больше других ответствен за боль и унижения, которые выпали на долю венгерского народа.
На скулах генерала вспыхнул румянец, видный даже под его темным загаром. Не сказав ни слова, он указал венграм на стулья на противоположной стороне стола.
Когда все уселись, француз заговорил сквозь зубы.
– Мне казалось, что мы будем обсуждать условия вывода моего корпуса с территории Венгрии.
В его голосе также прозвучали отголоски сдерживаемого гнева.
Храдецки покачал головой.
– Не совсем так, генерал. В нашем послании говорилось, что мы будем обсуждать "план мирной отправки французских солдат, остающихся на территории Венгерского государства". Это не одно и то же. Надеюсь, вы не ждете от нас, что мы так запросто вас отпустим после того, как вы вторглись на нашу землю.
Фабвьер прищурился.
– Я готов к выводу войск при условии, что мне не станут чинить препятствий. Сдаваться я не собираюсь. Если понадобится, мы сумеем силой проложить себе путь через вашу драгоценную территорию, – предупредил он.
Оскар Кирай пожал плечами и заговорил:
– Это довольно безрассудное намерение, генерал, особенно принимая во внимание то, что нам известно о ваших резервах. У вас осталось меньше двадцати тысяч литров топлива, а боеприпасов хватит на одну короткую стычку. Кроме того, вы уже начали рассылать по окрестностям поисковые партии, худо-бедно снабжающие вас продовольствием, которое им удается найти, – на губах его снова заиграла улыбка.
Фабвьер сидел молча и казался равнодушным, не подтверждая и не пытаясь опровергнуть заявления Кирая. Храдецки чуть подался вперед и воспользовался паузой, чтобы снова вернуться к занимавшему его вопросу:
– У вас достаточно бензина, чтобы беспрепятственно дойти по хорошей дороге до границы с Австрией. Но что затем? Австрия тоже против вас. Кроме этого, вы прекрасно понимаете, что не сможете уйти так далеко.
Кирай кивнул.
– У нас наготове две свежие, отдохнувшие мотострелковые дивизии, окопавшиеся вдоль шоссейных дорог к востоку отсюда. Дополнительные венгерские и словацкие части выходят на ударные позиции. Численное превосходство, таким образом, уже на нашей стороне. Не пройдет и нескольких часов, как вы будете полностью окружены.
Фабвьер по-прежнему молчал, низко наклонив голову.
– Вот наши условия, генерал, – Храдецки вынул документ из бокового кармана мундира. – Ваши войска разоружаются и концентрируются в определенных нами районах. Все оборудование сдается нам неповрежденным, до последней рации, до последнего пистолета. Разрешается оставить только предметы личного пользования. Ваши танки и орудия послужат частичной компенсацией за то, что вы уничтожили у нас. Если эти условия будут выполнены, мы доставим вас и ваших людей на границу с Австрией. Кроме того, все солдаты будут освобождены от судебного преследования по законам Венгрии.
– Что!? – взорвался Фабвьер. – Как вы смеете угрожать нам тюрьмой?! Мы, в конце концов, на войне...
– Многие из ваших людей, – перебил его Кирай, – повинны в том, что на языке юристов называется военными преступлениями, генерал. Ваши руки тоже запятнаны кровью. Казнь заложников, взрывы жилых домов оккупационными войсками...
– Можете выдумывать какие угодно обвинения. Это неотъемлемое право любого победителя, – прорычал Фабвьер.
Храдецки проигнорировал укол.
– Ну так как, генерал? – требовательно спросил он. – Вы уступите, или пожертвуете жизнями своих солдат в угоду собственной гордости?
– Ваши солдаты тоже будут погибать.
– Нам это не в диковинку, – холодно заметил Храдецки.
Французский генерал в упор посмотрел на двух непреклонных венгров, потом отвел взгляд, словно решение навязанной ему проблемы могло лежать где-то рядом. Но его там не было.
– Хорошо. Мы разоружимся, – сказал он, не глядя на своих визави.
Шесть часов спустя двадцать пять тысяч французских солдат промаршировали во временный лагерь для военнопленных. Десятки тысяч других французов, остававшихся на территории Польши и Германии, такая же судьба постигла еще до того, как зашло солнце.
* * *
9 ИЮЛЯ, ПАРИЖ
Позабытый и брошенный своими непосредственными подчиненными и соратниками, Никола Десо сидел один в задней комнате своего кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138