Я надеюсь, мы найдем способ убедиться, что они не водят меня за нос... Нейт, я скрывал от вас это и пока еще не могу раскрыть вам все детали, но Кондон не единственный человек, который утверждает, что вошел в контакт с похитителями.
– Что-о?!
– Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Я пытаюсь выяснить, насколько правдивы эти утверждения. Пока что Кондон представляется наиболее надежным вариантом.
Мои глаза завращались, как стеклянные шарики.
– Если Кондон наиболее надежный вариант, то упаси вас Боже от тех других.
Он ничего не сказал. Мы остановились и подождали, пока Вэхгуш мочился.
Я отвернул лицо от назойливого мартовского ветра.
– Я слышал, Шварцкопф говорил что-то о наблюдении за домом Кондона и о том, чтобы следить за ним, когда он будет передавать выкуп.
– Да.
– Что ж, я рад, значит, Шварцкопф еще на что-то надеется?
– Возможно, но я запретил ему делать это.
– Что?
– Полковник Шварцкопф взял назад свое предложение о наблюдении за домом Кондона, когда я возразил против этого.
– Но на чем основаны ваши возражения, черт побери?
– Это может поставить под угрозу благополучное возвращение моего сына.
Что я мог сказать тут? Кроме того, что это чистое безумие? Мне оставалось только надеяться, что Фрэнк Уилсон внял моему совету и установил за Кондоном государственный надзор. Мы продолжали идти. Пес принялся гадить.
– Вам следует обратиться к Уилсону, Слим.
– Простите?
– К агенту Уилсону из Налогового управления. И к его шефу Айри. Айри может быть особенно вам полезен.
– Почему?
– Вы должны записать все серийные номера денег для выкупа, прежде чем передать их похитителям. Айри может помочь вам в этом, и еще – он тот человек, который сможет обнаружить эти деньги, когда они начнут поступать в обращение.
Линдберг покачал головой – нет.
– Я сделал заявление для прессы, что не буду помечать деньги, которые заплачу похитителям. И я не нарушу своего слова.
– Ради всего святого! – воскликнул я, потом покачал головой и добавил: – Ну это уж слишком, – повернулся и направился к дому.
Ветер подгонял меня, дуя мне в спину.
– Геллер! – позвал меня Линдберг. – Вы куда пошли?
– В Чикаго, – ответил я, обернувшись. – Там у нас тоже делают глупости, но до такого безумства не доходят.
– Подождите! Подождите!
Я остановился, он подошел ко мне; собака прыжками сопровождала его.
– Я поговорю с Айри, – сказал он. – Но ничего не обещаю сейчас.
– О'кей.
– Мне хотелось бы, чтобы вы задержались здесь еще ненадолго.
– Зачем?
– Очевидно, к этому похищению приложили руку гангстеры. Возможно, люди Капоне.
– Вашим делом занимаются Айри и Уилсон – они знают Капоне лучше, чем я.
– Они не из Чикаго. И они не полицейские с улицы. Они не знают так, как вы, породу жуликов, к помощи которых может прибегнуть Капоне. Нейт, нам нужен ваш опыт.
Я был польщен и ничего не мог с этим поделать. Линди вел себя неразумно во многих отношениях, но по-прежнему оставался Линди. Сказать ему «нет» было все равно, что сказать «нет» «дяде Сэму».
– Нет, – сказал я.
У него задергалась щека, в глазах появилось отчаяние.
– Пожалуйста, останьтесь хотя бы до того, как мы осуществим задуманное с участием Кондона. Ждать осталось уже немного.
Я вздохнул.
– Ладно. Почему бы и не остаться. Это по крайней мере веселее, чем охотиться за карманниками на вокзалах.
Он протянул руку, и я пожал ее. Вэхгуш зарычал на меня.
* * *
Часы в столовой пробили семь тридцать, и еще через тридцать секунд позвонили.
– Это они, – сказал Брекинридж, вставая. Лицо у него напряглось, глаза стали жесткими.
– Может быть, мне открыть дверь, – сказал Кондон. Глаза у него были растерянными.
– Хорошая мысль, – сказал я.
Кондон двигался довольно быстро для своей массы и своего возраста, я пошел следом за ним, Брекинридж не отставал от меня. Пистолет девятого калибра у меня под мышкой составил нам компанию.
Словно бездарный актер в плохой пьесе, старый профессор распахнул дверь: на крыльце стояли еще двое участников нашей маленькой мелодрамы.
– Здорово, док, – сказал старший из мужчин. – Мы решили зайти и узнать, что нового в нашем деле.
– Да, – сказал тот, что помладше и пониже. – Как дела?
Это были Макс Розенхайн, владелец ресторана, и Милтон Гаглио, торговец тканями и одеждой, приятели профессора.
– А, мои друзья! – воскликнул Кондон, вытянув руки. – Как я рад вас видеть! Прошу вас, входите.
Они вошли; лица их исказились нервными улыбками, когда они увидели меня. Я закрыл дверь, точнее захлопнул ее.
– Джентльмены, – сказал полковник Брекинридж, – мы благодарны вам за участие и интерес, которые вы проявляете к этому делу, но...
– Но убирайтесь отсюда ко всем чертям, – закончил я за него.
– Мистер Геллер! – сказал Кондон. – Я не допущу сквернословия и грубого поведения в своем доме!
– Да замолчите вы, – сказал я ему и обратился к тем двоим: – Вы тупицы, мы с минуты на минуту ожидаем известия от похитителей. Это для вас что, радио-шоу, что ли?
Мужчины проглотили слюну и обменялись смущенными взглядами.
Кондон злобно посмотрел на меня.
– В самом деле, детектив Геллер. Ваше поведение выходит из рамок допустимого.
В ответ я только пренебрежительно фыркнул. Потом сказал двум болванам-приятелям:
– Если похитители, как я подозреваю, наблюдают за этим домом, ожидая удобного момента, чтобы сделать свой ход, то вы, два дурака, отпугнули их.
– Мы не хотели делать ничего плохого... – начал Гаглио.
– Мы не думали... – сказал Розенхайн.
– Конечно, – сказал я, и в этот момент раздался звонок у двери.
Мы стояли, скучившись, словно совещающиеся на поле игроки, и выпученными глазами смотрели друг на друга, только среди нас не было ведущего игрока.
Поэтому я взял игру на себя. Резким шепотом я сказал:
– Все, кроме профессора, отправляйтесь в гостиную. Немедленно! И ведите себя тихо.
Надо отдать им должное, они поступили так, как я сказал.
Кондон посмотрел на меня. Глаза его были колючими, как никогда. Я встал спиной к стене слева от двери и вытащил пистолет из кобуры; кивнул ему. Он кивнул мне в ответ, сделал глотательное движение и открыл дверь.
– Вы доктор Кондон?
Выглянув, я увидел стоящего в дверях человека: коротышку в круглых в проволочной оправе очках и с лицом, похожим на мордочку хорька; на нем были кепка и куртка таксиста.
– Я доктор Кондон.
– Держи, приятель.
Сказав это, таксист, или кто он там был, протянул профессору конверт, на конверте были уже знакомые нам, написанные как будто детской рукой печатные буквы и цифры.
Таксист все еще стоял в дверях, по-видимому, он ждал чаевых.
Я вытянул левую руку, схватил его за лацкан куртки, затащил в прихожую и ногой закрыл дверь. Я толкнул его лицом к ближайшей стене и похлопал по нему сверху до низу одной рукой, держа в другой пистолет.
– Эй! – воскликнул он. – Эй! Что это вы еще придумали?
– Ты не вооружен? – сказал я. – Это для начала. Теперь повернись и подними руки. Полковник!
В прихожую вошел Брекинридж, его глаза слегка округлились, когда он увидел, что я наставил пистолет на маленького таксиста.
– Проводите нашего гостя в гостиную, – сказал я. – Он, кажется, без оружия. – Потом спросил таксиста: – Как тебя зовут?
– Перроне, – громко, почти с гордостью проговорил он. Голос его был негодующим, однако глаза смотрели испуганно, словно у загнанного в ловушку зверька.
– Опустите руки, мистер Перроне, и ведите себя хорошо.
Брекинридж без слов завел таксиста в столовую.
Кондон продолжал стоять с письмом в руке и тупо смотрел на него, словно боялся прочитать. Я взял у него конверт, вскрыл его и начал читать про себя. В письме говорилось:
Мистер Кондон.
Мы вам доверяем, но не придем к вам домой: это опасно, даже вы можете не знать, что за вами следит полиция или секретная служба. Выполняйте эти инструкции. Возьмите машину и доедьте до последней станции метро по линии Джерома Ави. В ста футах от последней станции на левой стороне есть пустая сосисочная с большой открытой террасой, в центре террасы под камнем вы найдете письмо.
В этом письме будет сказано, где нас найти.
В этом месте с правого края стояла знакомая подпись в виде связанных друг с другом кругов, и дальше письмо продолжалось:
Действуйте, как сказано.
Через 3/4 часа будьте на месте.
Принесите с собой деньги.
– Можно мне прочитать? – спросил Кондон, и я протянул ему письмо. В конце концов, оно адресовано ему.
Он прочитал его несколько раз и посмотрел на меня с беспокойством в водянисто-голубых глазах:
– Принесите деньги?
– Так в нем написано.
Мы отправились в гостиную. Миссис Кондон в комнате не было, и таксист сидел на кушетке между Гаглио и Розенхайном. Брекинридж мерил комнату шагами. Он схватил письмо, как умирающий от голода человек хватается за горбушку хлеба.
– Принесите деньги! – воскликнул он. – Боже! У нас нет этих чертовых денег...
– Что же нам делать? – с отчаянием в голосе спросил Кондон. – Я полагал, мы продумаем детали обмена денег на ребенка, но теперь...
– Сейчас важно войти с ними в контакт, – сказал я. – Нужно объяснить им, что деньги действительно скоро будут приготовлены. Другого выхода у нас нет.
Кондон качал головой; он казался растерянным и сбитым с толку.
Ну и черт с ним. Я повернулся к сидящему на кушетке таксисту, зажатому с двух сторон дружками Кондона.
– Скажите еще раз ваше имя, – сказал я.
– Джо Перроне. Джозеф.
– Где вы взяли это письмо?
– На Ган Хилл Роуд возле Нокс-плейс меня остановил парень и дал мне его.
– Это далеко отсюда?
– А вы что, не знаете? – спросил таксист.
– Нет, – сказал я. – Я не местный. Я турист. Турист с пистолетом.
– Это примерно в миле отсюда.
– Что сказал этот парень? Как он выглядел?
Маленький таксист пожал плечами.
– Он спросил, знаю ли я, где находится Декатур Авеню и где будет номер 2974. Я сказал, что конечно знаю этот район. Потом он огляделся вокруг, посмотрел через одно плечо, через другое, сунул руку в карман и дал мне этот конверт и один доллар.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Он был в коричневом пальто и в коричневой фетровой шляпе.
– Вам не бросились в глаза какие-нибудь особенности его внешности?
– Нет. Я не обратил внимания на его внешность.
– Вы совсем не запомнили этого человека?
– Нет.
– Вы узнаете его, если увидите еще раз?
– Нет. Я смотрел на доллар. Вот Джорджа Вашингтона – его бы я узнал. Но может, вы объясните, что случилось?
В разговор вмешался Брекинридж:
– Боюсь, сейчас мы не сможем вам сказать этого, мистер Перроне. Но можете не сомневаться, это крайне важно.
– Покажите мне ваш значок, – сказал я.
– Пожалуйста. – Он отколол значок от форменной куртки.
Я записал номер в свою записную книжку. Затем записал его на чистой странице, оторвал ее и протянул Гаглио.
– Окажите нам услугу, – сказал я. – Подойдите к такси, припаркованному против дома, и сравните этот номер с номером удостоверения личности на заднем сиденье. Запишите также номер на номерном знаке.
Гаглио, радуясь тому, что сумел пригодиться, кивнул, встал, взял листок бумаги и выбежал из комнаты.
– Что дальше? – спросил Брекинридж.
– Профессор поедет на встречу, – сказал я. – Я буду за рулем.
– Там не должно быть полицейских, – сказал Кондон.
– В штате Нью-Йорк я не полицейский, – возразил я. – Просто сознательный, патриотически настроенный гражданин.
– С пистолетом, – уточнил таксист.
– Правильно, – сказал я. – Мы поедем на моей колымаге.
Под «моей колымагой» я, разумеется, имел в виду машину, которую мне предоставил Линди.
Гаглио вернулся и сказал:
– Номера одинаковые.
– Хорошо, – сказал я и повернулся к Перроне: – Идите и занимайтесь своим делом. Возможно, вас вызовут в полицию.
– Что я должен буду говорить?
Кондон положил руку на сердце, словно школьник, клянущийся в верности своему другу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Что-о?!
– Сейчас я больше ничего не могу вам сказать. Я пытаюсь выяснить, насколько правдивы эти утверждения. Пока что Кондон представляется наиболее надежным вариантом.
Мои глаза завращались, как стеклянные шарики.
– Если Кондон наиболее надежный вариант, то упаси вас Боже от тех других.
Он ничего не сказал. Мы остановились и подождали, пока Вэхгуш мочился.
Я отвернул лицо от назойливого мартовского ветра.
– Я слышал, Шварцкопф говорил что-то о наблюдении за домом Кондона и о том, чтобы следить за ним, когда он будет передавать выкуп.
– Да.
– Что ж, я рад, значит, Шварцкопф еще на что-то надеется?
– Возможно, но я запретил ему делать это.
– Что?
– Полковник Шварцкопф взял назад свое предложение о наблюдении за домом Кондона, когда я возразил против этого.
– Но на чем основаны ваши возражения, черт побери?
– Это может поставить под угрозу благополучное возвращение моего сына.
Что я мог сказать тут? Кроме того, что это чистое безумие? Мне оставалось только надеяться, что Фрэнк Уилсон внял моему совету и установил за Кондоном государственный надзор. Мы продолжали идти. Пес принялся гадить.
– Вам следует обратиться к Уилсону, Слим.
– Простите?
– К агенту Уилсону из Налогового управления. И к его шефу Айри. Айри может быть особенно вам полезен.
– Почему?
– Вы должны записать все серийные номера денег для выкупа, прежде чем передать их похитителям. Айри может помочь вам в этом, и еще – он тот человек, который сможет обнаружить эти деньги, когда они начнут поступать в обращение.
Линдберг покачал головой – нет.
– Я сделал заявление для прессы, что не буду помечать деньги, которые заплачу похитителям. И я не нарушу своего слова.
– Ради всего святого! – воскликнул я, потом покачал головой и добавил: – Ну это уж слишком, – повернулся и направился к дому.
Ветер подгонял меня, дуя мне в спину.
– Геллер! – позвал меня Линдберг. – Вы куда пошли?
– В Чикаго, – ответил я, обернувшись. – Там у нас тоже делают глупости, но до такого безумства не доходят.
– Подождите! Подождите!
Я остановился, он подошел ко мне; собака прыжками сопровождала его.
– Я поговорю с Айри, – сказал он. – Но ничего не обещаю сейчас.
– О'кей.
– Мне хотелось бы, чтобы вы задержались здесь еще ненадолго.
– Зачем?
– Очевидно, к этому похищению приложили руку гангстеры. Возможно, люди Капоне.
– Вашим делом занимаются Айри и Уилсон – они знают Капоне лучше, чем я.
– Они не из Чикаго. И они не полицейские с улицы. Они не знают так, как вы, породу жуликов, к помощи которых может прибегнуть Капоне. Нейт, нам нужен ваш опыт.
Я был польщен и ничего не мог с этим поделать. Линди вел себя неразумно во многих отношениях, но по-прежнему оставался Линди. Сказать ему «нет» было все равно, что сказать «нет» «дяде Сэму».
– Нет, – сказал я.
У него задергалась щека, в глазах появилось отчаяние.
– Пожалуйста, останьтесь хотя бы до того, как мы осуществим задуманное с участием Кондона. Ждать осталось уже немного.
Я вздохнул.
– Ладно. Почему бы и не остаться. Это по крайней мере веселее, чем охотиться за карманниками на вокзалах.
Он протянул руку, и я пожал ее. Вэхгуш зарычал на меня.
* * *
Часы в столовой пробили семь тридцать, и еще через тридцать секунд позвонили.
– Это они, – сказал Брекинридж, вставая. Лицо у него напряглось, глаза стали жесткими.
– Может быть, мне открыть дверь, – сказал Кондон. Глаза у него были растерянными.
– Хорошая мысль, – сказал я.
Кондон двигался довольно быстро для своей массы и своего возраста, я пошел следом за ним, Брекинридж не отставал от меня. Пистолет девятого калибра у меня под мышкой составил нам компанию.
Словно бездарный актер в плохой пьесе, старый профессор распахнул дверь: на крыльце стояли еще двое участников нашей маленькой мелодрамы.
– Здорово, док, – сказал старший из мужчин. – Мы решили зайти и узнать, что нового в нашем деле.
– Да, – сказал тот, что помладше и пониже. – Как дела?
Это были Макс Розенхайн, владелец ресторана, и Милтон Гаглио, торговец тканями и одеждой, приятели профессора.
– А, мои друзья! – воскликнул Кондон, вытянув руки. – Как я рад вас видеть! Прошу вас, входите.
Они вошли; лица их исказились нервными улыбками, когда они увидели меня. Я закрыл дверь, точнее захлопнул ее.
– Джентльмены, – сказал полковник Брекинридж, – мы благодарны вам за участие и интерес, которые вы проявляете к этому делу, но...
– Но убирайтесь отсюда ко всем чертям, – закончил я за него.
– Мистер Геллер! – сказал Кондон. – Я не допущу сквернословия и грубого поведения в своем доме!
– Да замолчите вы, – сказал я ему и обратился к тем двоим: – Вы тупицы, мы с минуты на минуту ожидаем известия от похитителей. Это для вас что, радио-шоу, что ли?
Мужчины проглотили слюну и обменялись смущенными взглядами.
Кондон злобно посмотрел на меня.
– В самом деле, детектив Геллер. Ваше поведение выходит из рамок допустимого.
В ответ я только пренебрежительно фыркнул. Потом сказал двум болванам-приятелям:
– Если похитители, как я подозреваю, наблюдают за этим домом, ожидая удобного момента, чтобы сделать свой ход, то вы, два дурака, отпугнули их.
– Мы не хотели делать ничего плохого... – начал Гаглио.
– Мы не думали... – сказал Розенхайн.
– Конечно, – сказал я, и в этот момент раздался звонок у двери.
Мы стояли, скучившись, словно совещающиеся на поле игроки, и выпученными глазами смотрели друг на друга, только среди нас не было ведущего игрока.
Поэтому я взял игру на себя. Резким шепотом я сказал:
– Все, кроме профессора, отправляйтесь в гостиную. Немедленно! И ведите себя тихо.
Надо отдать им должное, они поступили так, как я сказал.
Кондон посмотрел на меня. Глаза его были колючими, как никогда. Я встал спиной к стене слева от двери и вытащил пистолет из кобуры; кивнул ему. Он кивнул мне в ответ, сделал глотательное движение и открыл дверь.
– Вы доктор Кондон?
Выглянув, я увидел стоящего в дверях человека: коротышку в круглых в проволочной оправе очках и с лицом, похожим на мордочку хорька; на нем были кепка и куртка таксиста.
– Я доктор Кондон.
– Держи, приятель.
Сказав это, таксист, или кто он там был, протянул профессору конверт, на конверте были уже знакомые нам, написанные как будто детской рукой печатные буквы и цифры.
Таксист все еще стоял в дверях, по-видимому, он ждал чаевых.
Я вытянул левую руку, схватил его за лацкан куртки, затащил в прихожую и ногой закрыл дверь. Я толкнул его лицом к ближайшей стене и похлопал по нему сверху до низу одной рукой, держа в другой пистолет.
– Эй! – воскликнул он. – Эй! Что это вы еще придумали?
– Ты не вооружен? – сказал я. – Это для начала. Теперь повернись и подними руки. Полковник!
В прихожую вошел Брекинридж, его глаза слегка округлились, когда он увидел, что я наставил пистолет на маленького таксиста.
– Проводите нашего гостя в гостиную, – сказал я. – Он, кажется, без оружия. – Потом спросил таксиста: – Как тебя зовут?
– Перроне, – громко, почти с гордостью проговорил он. Голос его был негодующим, однако глаза смотрели испуганно, словно у загнанного в ловушку зверька.
– Опустите руки, мистер Перроне, и ведите себя хорошо.
Брекинридж без слов завел таксиста в столовую.
Кондон продолжал стоять с письмом в руке и тупо смотрел на него, словно боялся прочитать. Я взял у него конверт, вскрыл его и начал читать про себя. В письме говорилось:
Мистер Кондон.
Мы вам доверяем, но не придем к вам домой: это опасно, даже вы можете не знать, что за вами следит полиция или секретная служба. Выполняйте эти инструкции. Возьмите машину и доедьте до последней станции метро по линии Джерома Ави. В ста футах от последней станции на левой стороне есть пустая сосисочная с большой открытой террасой, в центре террасы под камнем вы найдете письмо.
В этом письме будет сказано, где нас найти.
В этом месте с правого края стояла знакомая подпись в виде связанных друг с другом кругов, и дальше письмо продолжалось:
Действуйте, как сказано.
Через 3/4 часа будьте на месте.
Принесите с собой деньги.
– Можно мне прочитать? – спросил Кондон, и я протянул ему письмо. В конце концов, оно адресовано ему.
Он прочитал его несколько раз и посмотрел на меня с беспокойством в водянисто-голубых глазах:
– Принесите деньги?
– Так в нем написано.
Мы отправились в гостиную. Миссис Кондон в комнате не было, и таксист сидел на кушетке между Гаглио и Розенхайном. Брекинридж мерил комнату шагами. Он схватил письмо, как умирающий от голода человек хватается за горбушку хлеба.
– Принесите деньги! – воскликнул он. – Боже! У нас нет этих чертовых денег...
– Что же нам делать? – с отчаянием в голосе спросил Кондон. – Я полагал, мы продумаем детали обмена денег на ребенка, но теперь...
– Сейчас важно войти с ними в контакт, – сказал я. – Нужно объяснить им, что деньги действительно скоро будут приготовлены. Другого выхода у нас нет.
Кондон качал головой; он казался растерянным и сбитым с толку.
Ну и черт с ним. Я повернулся к сидящему на кушетке таксисту, зажатому с двух сторон дружками Кондона.
– Скажите еще раз ваше имя, – сказал я.
– Джо Перроне. Джозеф.
– Где вы взяли это письмо?
– На Ган Хилл Роуд возле Нокс-плейс меня остановил парень и дал мне его.
– Это далеко отсюда?
– А вы что, не знаете? – спросил таксист.
– Нет, – сказал я. – Я не местный. Я турист. Турист с пистолетом.
– Это примерно в миле отсюда.
– Что сказал этот парень? Как он выглядел?
Маленький таксист пожал плечами.
– Он спросил, знаю ли я, где находится Декатур Авеню и где будет номер 2974. Я сказал, что конечно знаю этот район. Потом он огляделся вокруг, посмотрел через одно плечо, через другое, сунул руку в карман и дал мне этот конверт и один доллар.
– Как он выглядел?
– Не знаю. Он был в коричневом пальто и в коричневой фетровой шляпе.
– Вам не бросились в глаза какие-нибудь особенности его внешности?
– Нет. Я не обратил внимания на его внешность.
– Вы совсем не запомнили этого человека?
– Нет.
– Вы узнаете его, если увидите еще раз?
– Нет. Я смотрел на доллар. Вот Джорджа Вашингтона – его бы я узнал. Но может, вы объясните, что случилось?
В разговор вмешался Брекинридж:
– Боюсь, сейчас мы не сможем вам сказать этого, мистер Перроне. Но можете не сомневаться, это крайне важно.
– Покажите мне ваш значок, – сказал я.
– Пожалуйста. – Он отколол значок от форменной куртки.
Я записал номер в свою записную книжку. Затем записал его на чистой странице, оторвал ее и протянул Гаглио.
– Окажите нам услугу, – сказал я. – Подойдите к такси, припаркованному против дома, и сравните этот номер с номером удостоверения личности на заднем сиденье. Запишите также номер на номерном знаке.
Гаглио, радуясь тому, что сумел пригодиться, кивнул, встал, взял листок бумаги и выбежал из комнаты.
– Что дальше? – спросил Брекинридж.
– Профессор поедет на встречу, – сказал я. – Я буду за рулем.
– Там не должно быть полицейских, – сказал Кондон.
– В штате Нью-Йорк я не полицейский, – возразил я. – Просто сознательный, патриотически настроенный гражданин.
– С пистолетом, – уточнил таксист.
– Правильно, – сказал я. – Мы поедем на моей колымаге.
Под «моей колымагой» я, разумеется, имел в виду машину, которую мне предоставил Линди.
Гаглио вернулся и сказал:
– Номера одинаковые.
– Хорошо, – сказал я и повернулся к Перроне: – Идите и занимайтесь своим делом. Возможно, вас вызовут в полицию.
– Что я должен буду говорить?
Кондон положил руку на сердце, словно школьник, клянущийся в верности своему другу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84