.. Алю. Через два-три года Аль выйдет из тюрьмы. Между тем Официант уже пытается меня подсиживать, подрывает мой авторитет. Оспаривает мое мнение на собраниях правления...
Он замолк, поняв, что не стоит больше говорить на эту тему. Потом подошел к столу, сделал глоток молока, поставил стакан обратно.
Но я хотел выяснить еще кое-что и поэтому спросил:
– Фрэнк, но какое отношение имеет ко всему этому дело Линдберга?
Он сел на край стола.
– Самое прямое, Нейт.
Опять Нейт.
– Если я узнаю, что это сделали Официант и Аль то тем самым получу для себя очень ценную информацию. Обладая ей, я смогу влиять на них.
– Вы рассчитываете... что я буду скрывать от властей улики и информацию?
– А если я попрошу вас, вы сделаете это?
Я вздохнул.
– Лучше мне не браться за это дело в таком случае. Я и так уже подмочил свою репутацию. Это может повредить моему бизнесу.
Он пожал плечами:
– Я мог бы подбросить вам еще кое-какую работу. Предоставил бы хорошее годовое жалованье.
– Не обижайтесь, Фрэнк, но я все-таки бывший коп и хочу держаться на некотором расстоянии от вашего бизнеса.
Он поднял обе руки в знак того, что полностью согласен со мной.
– Тогда все, о чем я прошу вас, это рассказать мне о том, что вы там обнаружите. А дальше я сам буду решать, использовать мне эту информацию или придержать до поры до времени. Все, что мне нужно, это чтобы вы обслуживали своего клиента, губернатора или как его там, и заодно держали меня в курсе событий.
Он соскользнул со стола, сунул руку в карман и вытащил скрепленную зажимом пачку денег; сверху я заметил пятидесятидолларовую банкноту. Он снял зажим и отсчитал десять купюр.
– Пятьсот долларов в качестве предварительного гонорара, – сказал он. – Получите еще и премиальные, если обнаружите что-нибудь полезное для меня.
– О'кей, Фрэнк, – сказал я и взял деньги.
– Ей-богу, приятель, – сказал он, – я не знаю, достаточно ли Аль сумасшедший, чтобы совершить такое. Но я знаю, что Официант достаточно жесток для этого. В свое время он погубил немало людей.
Я не смог сдержать своего раздражения:
– Но почему тогда, черт возьми, вы из всех людей выбрали именно его, чтобы он привез меня сюда? Вы что хотите, чтобы он догадался, зачем вы наняли меня? Он явно оскорблен тем, что ему пришлось выполнять роль шофера для такого, как я...
Нитти по-отечески положил мне руку на плечо и наградил меня спокойной улыбкой.
– Если вы нападете на след, который он оставил на Востоке, он в любом случае узнает об этом. Он сразу узнает.
– Правильно!
– Поэтому я и заставил его привезти вас сюда. Теперь он будет знать.
– Что он будет знать?
– Что вас нельзя убивать, Нейт.
Я молча посмотрел на него.
– Я хочу, чтобы Пол знал, что вы находитесь под моей защитой. Если он вас тронет, то будет отвечать передо мной. Capeesh?
Я сглотнул слюну и кивнул.
В дверь снова постучали.
– Ах, – весело проговорил Нитти, – это Пол с моим тестем. Пришло время осмотра, и вам пора домой.
Глава 27
Мой новый клиент, губернатор Хоффман – или точнее говоря, штат Нью-Джерси – выслал мне денег достаточно для купе в пульмановском спальном вагоне, но вместо этого я купил себе билет на верхнюю полку в плацкартном и сэкономил на этом двадцать долларов с небольшим. Ехать мне предстояло все на том же Твентис Сентшери Лимитед, этом фантастическом чуде техники обтекаемой формы, который за ночь доставит меня в Нью-Йорк, где после завтрака я сяду на более скромный поезд и двинусь в Трентон.
Прежде чем лечь спать, я пообедал в вагоне-ресторане: неплохое жареное мясо было не таким вкусным, как ростбиф в ресторане «Стокьядс Инн», но так как угощал штат Нью-Джерси, я не сильно огорчился. Затем я не спеша вернулся в свой вагон, в рассеянном свете которого блестели хром, зеркала и, к счастью бутылки со спиртными напитками. Хорошо было бы встретить путешествующую в одиночестве красивую женщину, подумал я, но не встретил ее и решил, что пара коктейлей «Бекарди» помогут мне пережить это или по крайней мере улучшат мой сон, но и здесь меня постигла неудача.
Даже убаюкивающее покачивание и успокаивающий полумрак пульмановского плацкартного не вогнали меня в сон. Мысли мои двигались быстрее, чем поезд. Отчасти это было связано с беспокойством: я думал о том, что со мной будет, если в один прекрасный момент, например, завтра, Рикка сместит Нитти.
Но в основном я мысленно возвращался к аналогичной поездке, предпринятой мной на деньги налогоплательщиков Нью-Джерси немногим больше года назад в январе 35-го. И в тот раз я ехал на верхней полке плацкартного вагона – то есть только на билетах я надул Нью-Джерси больше, чем на сорок долларов. Кроме того, они оплатили мой ночлег в отеле «Юнион» в Флемингтоне, где проходил суд, и плюс еще тридцать пять баксов суточных, которые мне предоставили.
От меня не ускользнула некоторая ирония ситуации: год назад штат Нью-Джерси щедро заплатил мне, чтобы я помог посадить Хауптмана на электрический стул. Теперь тот же штат Нью-Джерси платит мне не менее щедро, чтобы я спас Бруно от электрического стула.
И этот штат, разумеется, не жалел денег на организацию судебного процесса над Бруно Ричардом Хауптманом; не остановился он и перед расходами на транспортировку из Чикаго такого незначительного свидетеля, как я. А почему бы и нет? Это было чертовски грандиозное шоу – настоящий бродвейский спектакль, хотя он и был поставлен в заштатном городишке.
Флемингтон, небольшой фермерский городок с населением менее трех тысяч человек, находился в шестидесяти милях от Нью-Йорка и стоял на холмах графства Хантердон, где и было расположено имение Линдберга. Этот ничем не примечательный главный город графства неожиданно стал местом проведения крупнейшего судебного процесса и к первому января принял шестьдесят тысяч «иностранцев» – туристов, репортеров, специалистов по телефонной и телеграфной связи, которые заполонили главную улицу города, Мейн-стрит; дороги к городу были запружены машинами аж до самого Нью-Йорка и даже Филадельфии.
Здание суда представляло собой величественное, в два с половиной этажа, оштукатуренное и побеленное строение с четырьмя большими колоннами спереди и небольшой модерновой тюрьмой сзади. В этой небольшой тюрьме и находился иностранец-нелегал" по имени Бруно Ричард Хауптман. В канун Рождества какие-то сострадательные местные жители пели перед его огражденным решеткой окном рождественские гимны; позднее туристы принялись скандировать менее ободряющие куплеты, такие как: «На электрический стул этого фрица» и «Убейте Хауптмана!»
Хауптмана арестовали в Бронксе и передали властям штата Нью-Джерси, поскольку в Нью-Йорке его можно было судить только за вымогательство, в то время как в Нью-Джерси – за похищение человека с целью выкупа и убийства. Генеральный атторней Дэвид Уиленз, определив это похищение как кражу со взломом – ведь похититель проник в дом, преодолев физическое препятствие, и похитил ребенка, – смог таким мудреным способом обвинить Хауптмана в тяжком убийстве. Кража со взломом является уголовным преступлением, а любое убийство при этом, независимо от того, было оно случайным или умышленным, расценивалось как тяжкое убийство. За похищение человека с целью выкупа могли приговорить всего к пяти годам. Уиленз и весь мир хотели, чтобы Хауптмана приговорили к смертной казни.
Судя по тому, что я вычитал в газетах, Хауптман, вероятно, заслуживал смертной казни, но я с самого начала скептически отнесся к тому, что некоторые газетчики называли его «волком-одиночкой» и утверждали, что он один совершил похищение. Об этом я и сказал полковнику Генри Брекинриджу, когда он рано утром встретил меня на вокзале «Грэнд Сентрал Стэйшн», и мы отправились в невероятно медленное путешествие (по заснеженным и запруженным машинами дорогам временами со скоростью три мили в час) к зданию суда во Флемингтоне.
– Я сам не очень-то верю в это предположение, – сдержанно проговорил Брекинридж, разглядывая бампер автомобиля впереди. – Но, как я понимаю, у Уиленза нет достаточных доказательств того, что имел место преступный сговор, поэтому...
– Они набросились на этого парня, – сказал я, пожимая плечами. – Им, кажется, и не нужны другие доказательства, кроме тех, которые у них уже есть. Вы уже давали показания?
– Нет, но буду. Пока еще рано. Сегодня только пятый день.
– Из газет я узнал, что Уиленз первым вызвал на свидетельскую трибуну Линдберга.
– Да.
Казалось, Брекинридж чем-то обеспокоен.
– Должно быть, Энн нелегко там пришлось, – сказал я.
Он кивнул с печальным видом.
– Она хорошо держалась. Когда обвинитель дал ей для опознания эту крошечную одежду... это был чертовски трудный момент. Геллер. Вам повезло, что вас там не было.
Я только кивнул ему в ответ.
– А как держался Слим?
– Отлично, – он на мгновение оторвал глаза от дороги и взглянул на меня. – Почему вы спрашиваете?
– Просто интересно, – сказал я. – Я слышал, он каждый день ходит на суд.
– Да, это так.
– Он что, проживает сейчас в Энглвуде?
– Да. Вместе с Энн, только она больше не ходила на суд и, кажется, не собирается.
– Полковник, вас что-то беспокоит?
– Нет, а что такое?
– Не кажется ли вам несправедливым по отношению к обвиняемому, что Линди, которому сочувствует вся страна, присутствует на суде, где его все время видят присяжные?
Брекинридж покачал головой, но это получилось V него не очень убедительно. Он был другом Слима, но был также честным человеком и адвокатом. И из того, что я прочитал, я знал, что Брекинриджа могли обеспокоить и другие моменты из выступления Слима на свидетельской трибуне.
Во-первых, Слим отрицал, что использовал свое политическое влияние, чтобы заставить федеральных служащих «отказаться» от рассмотрения некоторых аспектов этого дела; и во-вторых, он отрицал, что когда-либо выражал мнение, что его сына похитила некая банда, а не «волк-одиночка», каким являлся Хауптман.
Это была незначительная ложь, так сказать, небольшое ретуширование правды, пустяк. И все же...
Стоя на свидетельской трибуне, Линдберг также без колебаний и уверенно признал в Хауптмане мужчину с кладбища святого Реймонда. Он сделал это только на основании того, что узнал его голос. В конце концов, он слышал, как «кладбищенский Джон» крикнул: «Эй, доктор!»
Точка зрения, что один человек может уверенно узнать другого человека по голосу, если четыре года назад слышал, как тот произнес два слова, представлялась Довольно неубедительной. И я помнил, что ответил Слим в ту же ночь, когда они с Кондоном передавали деньги, на вопрос Элмера Айри, сможет ли он узнать «кладбищенского Джона» по голосу.
– Утверждать, что опознаю человека по голосу, было бы безответственно с моей стороны, – сказал он.
В то же время Брекинридж и я понимали, и Слим тоже должен был понимать, что уже одного того, что Счастливчик Линди опознал обвиняемого, как свидетель, который лично видел (читай: слышал) его, возможно, будет достаточно, чтобы посадить этого немца на электрический стул. Я почти не сомневался, что решение суда практически предопределено.
Даже заполненный приезжими, Флемингтон в ту зиму – зиму своей славы – не был лишен очарования достойного эстампа фирмы «Курье и Ивз»: белые деревянные коттеджи с зелеными ставнями за аккуратными деревянными оградами, белые заснеженные дворики с обледенелыми голыми деревьями; неброский центр города, где плоские крыши двухэтажных и трехэтажных зданий покрыты снежным покровом. Однако на улицах снег почернел и раскис, а на тротуаре утрамбовался под тысячами проходящих ног.
Брекинридж высадил меня возле здания суда, и его машина поползла дальше по Мейн-стрит к месту стоянки автомобилей. Я пробрался сквозь толпу зевак и торговцев сувенирами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Он замолк, поняв, что не стоит больше говорить на эту тему. Потом подошел к столу, сделал глоток молока, поставил стакан обратно.
Но я хотел выяснить еще кое-что и поэтому спросил:
– Фрэнк, но какое отношение имеет ко всему этому дело Линдберга?
Он сел на край стола.
– Самое прямое, Нейт.
Опять Нейт.
– Если я узнаю, что это сделали Официант и Аль то тем самым получу для себя очень ценную информацию. Обладая ей, я смогу влиять на них.
– Вы рассчитываете... что я буду скрывать от властей улики и информацию?
– А если я попрошу вас, вы сделаете это?
Я вздохнул.
– Лучше мне не браться за это дело в таком случае. Я и так уже подмочил свою репутацию. Это может повредить моему бизнесу.
Он пожал плечами:
– Я мог бы подбросить вам еще кое-какую работу. Предоставил бы хорошее годовое жалованье.
– Не обижайтесь, Фрэнк, но я все-таки бывший коп и хочу держаться на некотором расстоянии от вашего бизнеса.
Он поднял обе руки в знак того, что полностью согласен со мной.
– Тогда все, о чем я прошу вас, это рассказать мне о том, что вы там обнаружите. А дальше я сам буду решать, использовать мне эту информацию или придержать до поры до времени. Все, что мне нужно, это чтобы вы обслуживали своего клиента, губернатора или как его там, и заодно держали меня в курсе событий.
Он соскользнул со стола, сунул руку в карман и вытащил скрепленную зажимом пачку денег; сверху я заметил пятидесятидолларовую банкноту. Он снял зажим и отсчитал десять купюр.
– Пятьсот долларов в качестве предварительного гонорара, – сказал он. – Получите еще и премиальные, если обнаружите что-нибудь полезное для меня.
– О'кей, Фрэнк, – сказал я и взял деньги.
– Ей-богу, приятель, – сказал он, – я не знаю, достаточно ли Аль сумасшедший, чтобы совершить такое. Но я знаю, что Официант достаточно жесток для этого. В свое время он погубил немало людей.
Я не смог сдержать своего раздражения:
– Но почему тогда, черт возьми, вы из всех людей выбрали именно его, чтобы он привез меня сюда? Вы что хотите, чтобы он догадался, зачем вы наняли меня? Он явно оскорблен тем, что ему пришлось выполнять роль шофера для такого, как я...
Нитти по-отечески положил мне руку на плечо и наградил меня спокойной улыбкой.
– Если вы нападете на след, который он оставил на Востоке, он в любом случае узнает об этом. Он сразу узнает.
– Правильно!
– Поэтому я и заставил его привезти вас сюда. Теперь он будет знать.
– Что он будет знать?
– Что вас нельзя убивать, Нейт.
Я молча посмотрел на него.
– Я хочу, чтобы Пол знал, что вы находитесь под моей защитой. Если он вас тронет, то будет отвечать передо мной. Capeesh?
Я сглотнул слюну и кивнул.
В дверь снова постучали.
– Ах, – весело проговорил Нитти, – это Пол с моим тестем. Пришло время осмотра, и вам пора домой.
Глава 27
Мой новый клиент, губернатор Хоффман – или точнее говоря, штат Нью-Джерси – выслал мне денег достаточно для купе в пульмановском спальном вагоне, но вместо этого я купил себе билет на верхнюю полку в плацкартном и сэкономил на этом двадцать долларов с небольшим. Ехать мне предстояло все на том же Твентис Сентшери Лимитед, этом фантастическом чуде техники обтекаемой формы, который за ночь доставит меня в Нью-Йорк, где после завтрака я сяду на более скромный поезд и двинусь в Трентон.
Прежде чем лечь спать, я пообедал в вагоне-ресторане: неплохое жареное мясо было не таким вкусным, как ростбиф в ресторане «Стокьядс Инн», но так как угощал штат Нью-Джерси, я не сильно огорчился. Затем я не спеша вернулся в свой вагон, в рассеянном свете которого блестели хром, зеркала и, к счастью бутылки со спиртными напитками. Хорошо было бы встретить путешествующую в одиночестве красивую женщину, подумал я, но не встретил ее и решил, что пара коктейлей «Бекарди» помогут мне пережить это или по крайней мере улучшат мой сон, но и здесь меня постигла неудача.
Даже убаюкивающее покачивание и успокаивающий полумрак пульмановского плацкартного не вогнали меня в сон. Мысли мои двигались быстрее, чем поезд. Отчасти это было связано с беспокойством: я думал о том, что со мной будет, если в один прекрасный момент, например, завтра, Рикка сместит Нитти.
Но в основном я мысленно возвращался к аналогичной поездке, предпринятой мной на деньги налогоплательщиков Нью-Джерси немногим больше года назад в январе 35-го. И в тот раз я ехал на верхней полке плацкартного вагона – то есть только на билетах я надул Нью-Джерси больше, чем на сорок долларов. Кроме того, они оплатили мой ночлег в отеле «Юнион» в Флемингтоне, где проходил суд, и плюс еще тридцать пять баксов суточных, которые мне предоставили.
От меня не ускользнула некоторая ирония ситуации: год назад штат Нью-Джерси щедро заплатил мне, чтобы я помог посадить Хауптмана на электрический стул. Теперь тот же штат Нью-Джерси платит мне не менее щедро, чтобы я спас Бруно от электрического стула.
И этот штат, разумеется, не жалел денег на организацию судебного процесса над Бруно Ричардом Хауптманом; не остановился он и перед расходами на транспортировку из Чикаго такого незначительного свидетеля, как я. А почему бы и нет? Это было чертовски грандиозное шоу – настоящий бродвейский спектакль, хотя он и был поставлен в заштатном городишке.
Флемингтон, небольшой фермерский городок с населением менее трех тысяч человек, находился в шестидесяти милях от Нью-Йорка и стоял на холмах графства Хантердон, где и было расположено имение Линдберга. Этот ничем не примечательный главный город графства неожиданно стал местом проведения крупнейшего судебного процесса и к первому января принял шестьдесят тысяч «иностранцев» – туристов, репортеров, специалистов по телефонной и телеграфной связи, которые заполонили главную улицу города, Мейн-стрит; дороги к городу были запружены машинами аж до самого Нью-Йорка и даже Филадельфии.
Здание суда представляло собой величественное, в два с половиной этажа, оштукатуренное и побеленное строение с четырьмя большими колоннами спереди и небольшой модерновой тюрьмой сзади. В этой небольшой тюрьме и находился иностранец-нелегал" по имени Бруно Ричард Хауптман. В канун Рождества какие-то сострадательные местные жители пели перед его огражденным решеткой окном рождественские гимны; позднее туристы принялись скандировать менее ободряющие куплеты, такие как: «На электрический стул этого фрица» и «Убейте Хауптмана!»
Хауптмана арестовали в Бронксе и передали властям штата Нью-Джерси, поскольку в Нью-Йорке его можно было судить только за вымогательство, в то время как в Нью-Джерси – за похищение человека с целью выкупа и убийства. Генеральный атторней Дэвид Уиленз, определив это похищение как кражу со взломом – ведь похититель проник в дом, преодолев физическое препятствие, и похитил ребенка, – смог таким мудреным способом обвинить Хауптмана в тяжком убийстве. Кража со взломом является уголовным преступлением, а любое убийство при этом, независимо от того, было оно случайным или умышленным, расценивалось как тяжкое убийство. За похищение человека с целью выкупа могли приговорить всего к пяти годам. Уиленз и весь мир хотели, чтобы Хауптмана приговорили к смертной казни.
Судя по тому, что я вычитал в газетах, Хауптман, вероятно, заслуживал смертной казни, но я с самого начала скептически отнесся к тому, что некоторые газетчики называли его «волком-одиночкой» и утверждали, что он один совершил похищение. Об этом я и сказал полковнику Генри Брекинриджу, когда он рано утром встретил меня на вокзале «Грэнд Сентрал Стэйшн», и мы отправились в невероятно медленное путешествие (по заснеженным и запруженным машинами дорогам временами со скоростью три мили в час) к зданию суда во Флемингтоне.
– Я сам не очень-то верю в это предположение, – сдержанно проговорил Брекинридж, разглядывая бампер автомобиля впереди. – Но, как я понимаю, у Уиленза нет достаточных доказательств того, что имел место преступный сговор, поэтому...
– Они набросились на этого парня, – сказал я, пожимая плечами. – Им, кажется, и не нужны другие доказательства, кроме тех, которые у них уже есть. Вы уже давали показания?
– Нет, но буду. Пока еще рано. Сегодня только пятый день.
– Из газет я узнал, что Уиленз первым вызвал на свидетельскую трибуну Линдберга.
– Да.
Казалось, Брекинридж чем-то обеспокоен.
– Должно быть, Энн нелегко там пришлось, – сказал я.
Он кивнул с печальным видом.
– Она хорошо держалась. Когда обвинитель дал ей для опознания эту крошечную одежду... это был чертовски трудный момент. Геллер. Вам повезло, что вас там не было.
Я только кивнул ему в ответ.
– А как держался Слим?
– Отлично, – он на мгновение оторвал глаза от дороги и взглянул на меня. – Почему вы спрашиваете?
– Просто интересно, – сказал я. – Я слышал, он каждый день ходит на суд.
– Да, это так.
– Он что, проживает сейчас в Энглвуде?
– Да. Вместе с Энн, только она больше не ходила на суд и, кажется, не собирается.
– Полковник, вас что-то беспокоит?
– Нет, а что такое?
– Не кажется ли вам несправедливым по отношению к обвиняемому, что Линди, которому сочувствует вся страна, присутствует на суде, где его все время видят присяжные?
Брекинридж покачал головой, но это получилось V него не очень убедительно. Он был другом Слима, но был также честным человеком и адвокатом. И из того, что я прочитал, я знал, что Брекинриджа могли обеспокоить и другие моменты из выступления Слима на свидетельской трибуне.
Во-первых, Слим отрицал, что использовал свое политическое влияние, чтобы заставить федеральных служащих «отказаться» от рассмотрения некоторых аспектов этого дела; и во-вторых, он отрицал, что когда-либо выражал мнение, что его сына похитила некая банда, а не «волк-одиночка», каким являлся Хауптман.
Это была незначительная ложь, так сказать, небольшое ретуширование правды, пустяк. И все же...
Стоя на свидетельской трибуне, Линдберг также без колебаний и уверенно признал в Хауптмане мужчину с кладбища святого Реймонда. Он сделал это только на основании того, что узнал его голос. В конце концов, он слышал, как «кладбищенский Джон» крикнул: «Эй, доктор!»
Точка зрения, что один человек может уверенно узнать другого человека по голосу, если четыре года назад слышал, как тот произнес два слова, представлялась Довольно неубедительной. И я помнил, что ответил Слим в ту же ночь, когда они с Кондоном передавали деньги, на вопрос Элмера Айри, сможет ли он узнать «кладбищенского Джона» по голосу.
– Утверждать, что опознаю человека по голосу, было бы безответственно с моей стороны, – сказал он.
В то же время Брекинридж и я понимали, и Слим тоже должен был понимать, что уже одного того, что Счастливчик Линди опознал обвиняемого, как свидетель, который лично видел (читай: слышал) его, возможно, будет достаточно, чтобы посадить этого немца на электрический стул. Я почти не сомневался, что решение суда практически предопределено.
Даже заполненный приезжими, Флемингтон в ту зиму – зиму своей славы – не был лишен очарования достойного эстампа фирмы «Курье и Ивз»: белые деревянные коттеджи с зелеными ставнями за аккуратными деревянными оградами, белые заснеженные дворики с обледенелыми голыми деревьями; неброский центр города, где плоские крыши двухэтажных и трехэтажных зданий покрыты снежным покровом. Однако на улицах снег почернел и раскис, а на тротуаре утрамбовался под тысячами проходящих ног.
Брекинридж высадил меня возле здания суда, и его машина поползла дальше по Мейн-стрит к месту стоянки автомобилей. Я пробрался сквозь толпу зевак и торговцев сувенирами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84