..
– Знаете, – сказал Хоффман, пожимая плечами, – раньше Рейли был лучшим выступающим на судах адвокатом. В свое время он спас от наказания много гангстеров, нарушивших «сухой закон».
Я выпрямился в кресле.
– Неужели? Например, кого?
Хоффман пожал плечами.
– Кажется, одним из его самых известных клиентов был фрэнки Йейл.
Вплоть до своей кончины в 1927 году Фрэнки Йейл был представителем Капоне на Восточном побережье. В 1927 году Капоне убрал Йейла и поставил на его место Пола Рикку.
Может быть, Рейли плясал под дудку Капоне? Может, этот красноносый адвокатишка намеренно завалил дело?
– Знаете, мистер Геллер, – сказал Хоффман, – в этом штате есть люди, которые думают, что я взялся за это ради собственной славы, ради своей выгоды... однако учитывая, что мне угрожают смертью, что моя жена и три маленькие дочери находятся под круглосуточной охраной и что пресса требует моего импичмента, я сомневаюсь в том, что сделал «хороший политический ход», встав на сторону Хауптмана.
– Чего вы добиваетесь, губернатор?
Вся напускная веселость сошла с его лица.
– Послушайте, все, что мне нужно – это правда. Люди этого штата имеют право знать правду, и Хауптман имеет право на жизнь, если он не убивал ребенка Линдберга. Это было ужасное преступление, и интересы общества требуют, чтобы оно было полностью раскрыто.
– Вы взялись за очень опасное дело, губернатор.
Он поднял руку и большим пальцем указал на флаг штата позади него.
– Мистер Геллер, как губернатор этого штата я должен выполнять свой долг.
– Еще ни один политик не разбогател, выполняя свой долг.
Услышав это мое замечание, он поморщился – он сделал это почти незаметно, но сделал.
Он сказал:
– Я не высказывал своего мнения относительно виновности или невиновности Хауптмана. Но я разделяю сомнения сотен тысяч людей в вескости доказательств, которые сделали Хауптмана преступником.
– Я совсем не знаком с этими доказательствами.
– Что ж, я познакомлю вас с ними. Но вам известно, какую роль могут сыграть страсти и предубеждение в признании виновным человека, которого уже осудили газеты, – он похлопал рукой по папкам на столе. – Я сомневаюсь в искренности и компетенции некоторых главных свидетелей по этому делу. И я сомневаюсь в том, что преступление мог совершить один человек. Шварцкопф и остальные, может быть, даже сам полковник Линдберг хотят смерти этого человека, чтобы закрыть это дело и создать видимость того, что успешно раскрыто еще одно крупное преступление.
Я только кивнул.
Неожиданно он смущенно улыбнулся.
– Наверное, во мне очень силен политик, если я не могу удержаться и ораторствую даже сидя в своем кабинете. А теперь позвольте мне рассказать вам об этих «свидетелях»...
Хоффман повернулся к многочисленным папкам и бумагам на столе и сказал:
– Давайте начнем со знаменитого мистера Амандуса Хокмута. – Я сразу вспомнил имя саурлендского старикашки, который утверждал, что в день похищения Хауптман «сердито посмотрел» на него из машины. – Во-первых, Хокмут вспомнил об этом случае лишь через два месяца после ареста Хауптмана. Во-вторых, знакомый полицейский прислал мне отчет о беседе с Хокмутом, состоявшейся вскоре после похищения, где тот сказал, что не видел поблизости никого подозрительного. Вот посмотрите...
– Что это? – спросил я, когда губернатор протянул мне через стол документ.
– Копия отчета службы социального обеспечения, сделанного в 1932 году в отношении Хокмута, – сказал Хоффман. – Посмотрите на строку «Состояние здоровья».
– "Частично слеп, – прочитал я. – Ухудшение зрения произошло в результате катаракты".
В этой копии сообщалось также, что он является клиентом № 14106 отдела обеспечения престарелых службы социального обеспечения Нью-Йорка.
– Здесь указан его адрес в Бронксе!
– Ложный адрес, – спокойно проговорил Хоффман. – Проживая в Нью-Джерси, он мог получать государственные средства в Нью-Йорке.
– Ну, сейчас трудные времена.
– Недавно я пригласил к себе в офис мистера Хокмута, и он приехал, скорее всего потому, что я пообещал оплатить его расходы. Он сидел там, где сейчас сидите вы, мистер Геллер, – Хоффман указал на картотечный шкаф, на котором стояла заполненная цветами серебряная чаша. – Я попросил его назвать этот предмет.
– Ну и как? Назвал?
– Конечно. Он сказал, что это картина, изображающая женщину.
Я засмеялся.
– Я и присутствовавшие здесь мой помощник и криминолог прореагировали примерно так же, как вы, – сказал Хоффман. – Поняв, что он ошибся, Хокмут сделал еще одну попытку и назвал эту наполненную цветами восемнадцатидюймовую серебряную чашу женской шляпой.
– Он так и не смог сказать, что это?
– Его третья попытка оказалась наиболее близкой к истине: чашка с фруктами.
– Что ж, это соответствует закону Бернулли о больших числах.
Он снова порылся в бумагах.
– А теперь перейдем к Милларду Уайтиду, бедному горцу из Саурленда, который утверждал, что видел, как Хауптман бродил недалеко от имения Линдберга. С одной стороны, этот мистер Уайтид нищий, а с другой стороны, лжец – во всяком случае так говорят его соседи.
– Это из-за показаний Уайтида Хауптмана из Нью-Йорка передали сюда?
Хоффман кивнул.
– Уайтида привели в здание суда в Бронксе, чтобы он опознал обвиняемого как свидетель-очевидец, и он опознал его. Но у меня есть документы с показаниями, – он похлопал по куче бумаг перед собой" – которые Уайтид дал полиции штата после преступления, где он заявляет, что не видел никаких подозрительных лиц возле имения Линдберга. И я – опять же за свой счет – пригласил мистера Уайтида посетить меня.
– И он тоже назвал эту чашу шляпой?
– Нет. Но он признался, что ему выплатили сто пятьдесят долларов в качестве гонорара, тридцать пять долларов суточных и обещали еще часть вознаграждения. Интересно, что со свидетельской трибуны в Флемингтоне он заявил, что не получал никаких денег, кроме как на питание.
– Тридцать пять долларов суточных платили и мне, когда я приехал сюда в прошлом году. Очевидно я был недостаточно важным свидетелем, и гонорара тогда мне не предложили.
– Другие свидетели-очевидцы также не внушают доверия. Водитель такси, Перроне, как оказалось, еще до ареста Хауптмана уверенно опознал «Джона» в нескольких других подозреваемых, которых ему показали. Коммивояжер Россайтер, утверждавший, что видел, как Хауптман менял шину возле Принстона, является известным растратчиком и вором. Кассир кинотеатра, миссис Барр, продавшая вечером 26 ноября 1933 года более полутора тысяч билетов, сумела узнать в Хауптмане через год человека, протянувшего ей смятую пятидолларовую купюру, оказавшуюся впоследствии частью выкупной суммы. И никто не обратил внимания на то, что 26 ноября – день рождения Хауптмана и что в тот вечер он с женой и друзьями отмечал его у себя дома.
– Довольно много набралось этих свидетелей.
– Да, но мы не должны забывать нашей знаменитости. Человека, который смог уверенно опознать Хауптмана по голосу через четыре года после того, как тот в квартале от него произнес два слова.
Он имел в виду Чарльза Августа Линдберга.
– И конечно, – продолжал он, стряхнув пепел с сигары в серебряную пепельницу, – есть еще Джефси. Этот замечательный американец, который, как только я возобновил расследование по этому делу и объявил, что собираюсь его допросить, выехал на продолжительный отдых в Панаму.
Я рассмеялся:
– Он еще не вернулся?
– Вообще-то он должен был вернуться сегодня. И он является одним из тех людей, с которыми вы должны будете встретиться и побеседовать.
– Ладно, но я сделаю это только потому, что вы платите мне. Последнее, что я слышал о нем, это то, что он отправился в турне читать лекции по делу Линдберга.
– Знаете, – сказал Хоффман, – я могу сказать вам одну вещь, о которой он не упоминал в своих лекциях, – о периоде, когда он был главным подозреваемым по этому делу. У меня есть письменные показания, данные под присягой, согласно которым после того, как Кондон не смог опознать Хауптмана как «Джона» в полицейском участке на Гринвич-стрит в Бронксе и упорно отказывался идентифицировать там Хауптмана... Джефси подвергся шантажу и угрозам со стороны полицейских.
– Меня это нисколько не удивляет.
– Это было в Нью-Йорке. Двое полицейских из Нью-Джерси дали мне понять, что Шварцкопф и его громила Уэлч грозили Кондону, что обвинят его в препятствовании отправлению правосудия – как вы помните, за это судили командора Кертиса, – если старик не изменит своего мнения и не опознает в Хауптмане «кладбищенского Джона».
– Не удивительно, что Джефси запел на другой лад.
– Один полицейский привел следующие слова Кондона: «Я боялся, что мне предъявят обвинение в Нью-Джерси, ведь в этом штате могут даже ангела приговорить к пожизненному заключению».
Я рассмеялся и сказал:
– Это одно из немногих намеренно юмористических замечаний Джефси. Конечно, я поговорю с ним. С кем еще вы хотите, чтобы я встретился?
– Навестите также Гастона Минза.
– Минза?! Разве он не в ливенвортской тюрьме в Канзасе?
– Да, это его официальная федеральная резиденция. Но в настоящее время он находится под наблюдением в больнице «Сент-Элизабет» в Вашингтоне, округ Колумбия, как он сам сообщает, в связи с «высоким мозговым кровяным давлением». Одновременно он засыпал мой офис письмами с признанием своей вины: утверждает, что это он организовал это похищение.
Я вздохнул.
– Это напрасная трата времени, но ладно, я поговорю с ним.
– Вы правы. Но в рассказах этих жуликов всегда есть доля правды или полуправды.
– Это неотъемлемая черта настоящего жулика, губернатор. Позвольте мне угадать следующее имя из вашего списка. Я думаю, это будет командор Джой Хьюз Кертис.
– Ну, может быть не следующий, но он действительно есть в моем списке. Свяжитесь с ним. Вы же понимаете, мистер Геллер, что штат Нью-Джерси осудил Кертиса по обвинению в воспрепятствовании отправлению правосудия исходя из того, что Кертис был связан с бандой похитителей?
– Он отделался штрафом и условным приговором, не так ли?
– Да, но я хочу сказать, что в том же самом зале, где проходил суд над Хауптманом, один из тех же обвинителей и тот же самый судья осудили Кертиса за то, что он якобы имел дело с шестерыми людьми, похитившими ребенка Линдберга, и не сообщил об этом в полицию, помешав тем самым арестовать этих похитителей.
– То есть штат Сад, когда нужно было осудить Кертиса, воспользовался версией о существовании банды похитителей, когда же дошла очередь до Хауптмана, склонился к версии о волке-одиночке.
– Вот именно. И это еще не все. Здесь есть еще много чего, очень много... – Он вновь взялся перелистывать бумаги и бойко перечислять факты в пользу Хауптмана.
Копия отчета о медицинском осмотре, проведенном 25 сентября 1934 года доктором Терстоном Декстером (через несколько дней после ареста Хауптмана), свидетельствовала о том, что заключенный «подвергся недавно жестокому избиению, главным образом тупыми предметами».
Часть рабочей документации, подтверждающей слова Хауптмана, что во время похищения он работал в «Маджестик Апартментс», была изменена, часть украдена и скрыта.
Специалист по дактилоскопии Эразмус Хадсон, обнаруживший на лестнице, с помощью которой было совершено похищение, более пятисот отпечатков (ни один из них не принадлежал Хауптману), показал, что инспектор Уэлч просил его, если возможно, подделать отпечатки и был очень огорчен, когда Хадсон отказал ему.
Судья Тренчард отказал Хауптману в просьбе проверить его показания на детекторе лжи.
Были и другие данные, свидетельствующие о неправомерности приговора: эксперт по почеркам, Сэмьюэл Смолл, доказал, что Хауптман писал по системе Палмера-Занера, а не по вертикальной системе «рондо» которой пользовались похитители в своих письмах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84