– Потом, не время...
Он остановился перед большой белой дверью и постучался.
– Входите, – сказали внутри. Голос принадлежал молодому мужчине, и в нем чувствовалась усталость.
Линдберг, стройный, светловолосый, красивый, измученный на вид, без галстука и с расстегнутым воротником рубашки, стоял за большим темным дубовым столом, заваленным письмами и телефонограммами, разглаживал пиджак своего коричневого костюма и улыбался мне, протягивая руку, словно мы с ним были старыми друзьями. Напротив него сидел худощавый, аристократической внешности мужчина лет пятидесяти с поседевшими волосами и усами, в строгом сером костюме-тройке. Он тоже встал, когда я вошел, и я увидел, что ростом он ничуть не меньше Линдберга, у которого было шесть футов и три или четыре дюйма.
– Вы, должно быть, мистер Геллер, – сказал Линдберг, кивнул мужчине в черном и добавил: – А это мой адвокат, полковник Генри Брекинридж из Нью-Йорка.
Я протянул руку и ощутил, как и ожидал, крепкое рукопожатие Линдберга; Брекинридж тоже крепко пожал мне руку и улыбнулся сдержанно, деловито, но дружелюбно. У него было доброе с нежными чертами лицо, но серые с голубоватым отливом глаза под четким изгибом черных бровей свидетельствовали о сильном характере.
Линдберг указал на стул рядом с Брекинриджем, я сел, а Шварцкопф остался стоять по стойке «вольно». Улыбка исчезла с лица Линдберга.
– Извините за недоразумение. Уэйтли должен был привести вас прямо ко мне.
– Ничего страшного, полковник.
Он сел.
– И все же извините, если вам причинили некоторые неудобства. Бог свидетель, мы очень благодарны вам за присутствие здесь. Я знаю, Энн очень рада, что вы взялись за это дело. Ей известно о вашей успешной борьбе с похитителями ребенка в Чикаго.
– Э... благодарю вас. Я приехал, чтобы помочь, если смогу.
Адвокат Брекинридж заговорил густым мелодичным голосом, который, должно быть, хорошо служил ему в суде.
– Сегодня вечером должны приехать также агенты Айри и Уилсон из министерства финансов.
– Они толковые ребята, – сказал я.
– Мне звонил Элиот Несс, – сказал Линдберг. – Он очень положительно отозвался о вас, мистер Геллер. Мы надеемся, что вы сможете задержаться здесь до тех пор... э... пока Чарли не вернется домой к своей матери.
– Я тоже на это надеюсь.
– Я разговаривал с мэром Сермаком, – сказал Линдберг, – и он дал понять, что ваше управление назначит вас сюда на срок, который определю я.
– Э... это замечательно. – Хотя мне показалось странным, что меня назначают непосредственно в подчинение отца похищенного ребенка; почему не под начало Шварцкопфа? Впрочем, этого мне хотелось меньше всего.
Зазвонил телефон, и Линдберг взял трубку. Отвечал он односложно, и я не уловил сути разговора. Я начал обводить глазами обшитый панелями кабинет. Несколько стен были заставлены полками с книгами, но не обычными непрочитанными томами в кожаных переплетах, которые можно видеть в богатых домах, – романы и сборники стихов здесь соседствовали с научными фолиантами и книгами об авиации. Камин у противоположной к двери стене обдавал комнату приятным теплом; над каминной доской висела обрамленная аэронавигационная карта. Через простыню, которой было занавешено окно позади меня, пробивался свет. Из того, что я прочитал, я знал, что это окно расположено непосредственно под тем, через которое в дом проникли похитители. Прямо над нами должна была находиться детская.
В этой комнате ничто не напоминало о славе хозяина дома: не было точных копий его серебристого моноплана, не было медалей и призов. Если не считать прочитанных и перечитанных книг и нескольких семейных фотографий в рамках на его столе, среди которых одна изображала кудрявого и пухлого Чарльза Линдберга-младшего, – этот кабинет казался таким же нежилым, как и остальные комнаты дома.
Линдберг положил трубку и сдержанно улыбнулся.
– В Хартфорде задержали Реда Джонсона.
– Отлично! – сказал Шварцкопф.
Мне показалось странным, что этот звонок адресовался непосредственно Линдбергу; по идее, ответить на него должен бы был главный следователь, каковым являлся Шварцкопф. С чего бы это глава полиции Нью-Джерси отчитывался перед отцом потерпевшего? Мне становилось все любопытнее.
– Ред Джонсон, – сказал я, вспоминая сообщения в газетах. – Кажется, он моряк и приятель няньки вашего сына, Бетти Гау?
Линдберг кивнул, однако лицо его осталось непроницаемым. Он был бледен, с ввалившимися глазами, но каких-либо эмоций на его лице прочитать было невозможно.
– Хартфордские ребята допросят его «с пристрастием». Они умеют это делать, – сказал Шварцкопф. – Но мы тоже попробуем его допросить.
– Вы познакомились с Бетти? – спросил меня Линдберг.
– Сразу по приезде, – сказал я. – Хорошенькая девушка. И как мне показалось, очень порядочная.
Линдберг кивнул.
– Она ни в чем не виновата, – убежденно сказал он.
– Это не означает, – вмешался Шварцкопф, – что Ред Джонсон тоже непричастен к этому преступлению. Этот моряк мог выведать кое-какую информацию у этой девушки. Она могла быть тем «своим» в доме, даже не подозревая об этом. Давайте не будем упускать это из виду, полковник.
Линдберг неохотно кивнул.
Брекинридж повернулся ко мне:
– Вам много известно об этом деле?
– Только то, что я прочитал в газете «Триб» в Чикаго, – признался я. – Но я не уверен, что преступление совершено кем-то из своих.
Линдберг поднял на меня глаза:
– Вот как?
Я пожал плечами.
– В газетах много писали о строительстве этого дома. Я помню, несколько месяцев назад я видел в них фотографии и статьи, где описывалось расположение комнат, кто их будет занимать и так далее. Я знал достаточно много, а я ведь живу в Чикаго. Вокруг вашего дома лес, из которого легко вести наблюдение: человек с биноклем, взобравшись на дерево, мог быстро выяснить ваш образ жизни.
Шварцкопф в знак несогласия покачал головой.
– Но их привычный образ жизни как раз и был в это время нарушен. Обычно Линдберги приезжали сюда только на выходные, но так как Чарли простудился, миссис Линдберг не захотела везти его больного, и они остались еще на одну ночь.
– Похоже на то, что человек, находящийся в доме, дал информацию постороннему, – предположил я. – А тот факт, что собака не лаяла, указывает на возможное участие в этом похищении своего, знакомого собаке человека.
Шварцкопф одобрительно хмыкнул.
Но я продолжал высказывать свои соображения Линдбергу:
– Я просто хочу сказать, что не исключаю возможности, что некая банда, специализирующаяся на похищении людей, держала ваш дом под постоянным наблюдением. В этом случае изменение вашего привычного образа жизни не имеет значения.
Линдберг внимательно смотрел на меня.
– Я сам покажу вам дом, мистер Геллер, – сказал он, вставая. – Мне хочется непосредственно узнать вашу реакцию на некоторые вещи.
– Для этого я и приехал сюда, полковник, – сказал я с вежливой улыбкой.
Шварцкопф снова нахмурился.
Линдберг заметил это.
– Полковник, – сказал он, обращаясь к полицейскому, а не к адвокату, – я надеюсь, вы будете работать в тесном сотрудничестве с детективом Геллером. Он приехал издалека, чтобы оказать нам помощь.
– Да, сэр, – покорно и почтительно отозвался Шварцкопф. Парень, кажется, действительно считал Линдберга своим боссом.
Линдберг вышел из-за стола и указал на телефон:
– Генри, если ты не против, займись этим, пока я буду знакомить мистера Геллера с домом.
– Конечно, – сказал Брекинридж и занял место Линдберга за столом. Один из самых дорогих адвокатов Нью-Йорка и всей страны с радостью исполнял роль секретаря.
Шварцкопф стал между Линдбергом и мной.
– Вы желаете, чтобы я сопровождал вас, полковник?
– В этом нет необходимости, полковник, – сказал Линдберг.
«Если появится еще один полковник, то я чокнусь», – подумал я.
– Тогда я лучше пойду к своим людям на командный пункт, – сказал Шварцкопф, пытаясь сохранить достоинство.
Когда мы с Линдбергом выходили из его кабинета, шаги Шварцкопфа эхом отзывались в гостиной.
Смуглый, щегольски одетый коротышка все еще сидел в холле и читал свою газетенку с новостями шоу-бизнеса. Увидев Линдберга, он встал.
– Есть какие-нибудь новости, полковник? – спросил он с щенячьей нетерпеливостью (кстати говоря, терьер в гостиной вновь принялся гавкать на Шварцкопфа).
– Ред Джонсон находится под стражей в Хартфорде, – сказал Линдберг.
– Эй, это же замечательно.
– Натан Геллер, это Моррис Роснер.
– Здорово, – он с улыбкой протянул мне руку.
Я пожал ее.
– Микки Роснер? – спросил я.
– Вы меня знаете? – Буква "е" в «знаете» у него получилась очень похожей на "и".
– Король ночных клубов, нелегально торгующих спиртным, верно?
Он поправил галстук, задвигав плечами.
– Э, моя сфера деятельности – это спорт и шоу-бизнес.
– Спорт и шоу-бизнес ничего общего не имеют с похищением людей с целью выкупа, – сказал я.
Линдберг кашлянул.
– Мистер Роснер предложил свои услуги в качестве посредника, – сказал он. – В связи с тем, что, по общему мнению, преступный мир имеет отношение к...
– Мой адвокат работает в офисе полковника, – прервал его Роснер.
– В вашем офисе? – спросил я Линдберга.
– Другого полковника, – сказал Роснер.
– О, вы имеете в виду Брекинриджа? – предположил я.
– Нет, – сказал Линдберг. – Полковника Донована.
Нет, я определенно чокнусь.
– Полковник Донован? – переспросил я Линдберга.
– Уильям Донован, – уточнил он.
– Дикий Билл Донован, – пояснил мне Роснер, и по его тону я понял, что ему очень хотелось добавить «болван».
Пока я пытался сообразить, какое отношение Дикий Билл Донован, который в то время баллотировался на пост губернатора Нью-Йорка, может иметь к бродвейскому бутлегеру Микки Роснеру, Линдберг объяснил ему, кто я и чем занимаюсь:
– Мистер Геллер представляет здесь чикагскую полицию.
– Чикагская полиция, – проговорил Роснер с ухмылкой, потом добавил с ничего не выражающим лицом: – Вы думаете, к предложению Капоне следует отнестись серьезно?
– Я не знаю, – сказал я. – А вы что думаете, Микки?
Он изогнул брови.
– Капоне – король в своем мире. Его предложения обычно принимаются. Я думаю, полковнику следует обратить внимание на этого короля.
Микки не пояснил, какого полковника он имел в виду.
Линдберг кивнул Роснеру в знак того, что разговор закончен, маленький бутлегер сел и снова начал читать свою газету.
Собака перестала лаять, но увидев меня, загавкала вновь.
– Замолчи, Вэхгуш, – сказал Линдберг, и собака замолкла.
– Что значит «Вэхгуш», черт возьми?
– Так зовут собаку, – сказал Линдберг с застенчивой улыбкой паренька со Среднего Запада.
– А! – сказал я, как будто это имело для меня какой-нибудь смысл.
– О значении этого слова вам лучше спросить у Уэйтли. Вэхгуш раньше жил у Оливера, но мы как бы усыновили эту маленькую крикливую собачонку.
– Полковник, – сказал я, – вы действительно думаете, что целесообразно позволять таким личностям, как Роснер, находиться здесь? Этот бесполезный бездельник мог сам принимать участие в этом преступлении.
– Я знаю, – спокойно сказал Линдберг. – Это одна из причин, почему он здесь.
– А! – снова произнес я.
Линдберг открыл входную дверь и вывел меня в холодный пасмурный день, кивнув полицейскому, дежурившему у дверей. Линди не потрудился надеть пальто; я смолчал, но было чертовски холодно. Я прошел за ним через двор налево, туда, где находился его кабинет.
Мы подошли прямо к окну кабинета, расположенному под угловым окном второго этажа, выходящим на юго-восток. Он указал наверх.
– Отсюда они проникли в дом, – сказал он, имея в виду похитителей.
– Почему это место не огорожено канатом? – спросил я, глядя на землю со спрятанными под мышками руками. – Оно когда-нибудь было огорожено?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84