Мы с ней обменялись многозначительными взглядами.
– Что у вас есть, Тим?
– Много чего. Я сейчас готовлю большую и серьезную статью о Фише. Но ничего из того, что известно мне, еще не предано огласке. Я знаю, что у копов есть бухгалтерские книги и письма, конфискованные ими в этой квартире, которые подтверждают так называемую версию Фиша и которые не использовались на суде. Мне известно, что лабораторные анализы подтвердили слова Хауптмана о том, что эти деньги промокли. И мне известно, что Фиш был мошенником, занимавшим деньги у друзей, якобы для того, чтобы вложить их в дело. Но на самом деле никакого дела не было. Опираясь на десятки случаев, о которых я узнал, я уверенно могу вам сказать, что Изидор Фиш ни разу не возвращал своих долгов.
– По вашему выходит, что он был мелким жуликом. Но, может быть, он был мошенником крупного калибра?
О'Нейл покачал головой и цокнул языком.
– Этого я не знаю. Мог ли он участвовать в этом похищении? Разумеется. Но сказать, что он был его организатором, я не могу. Я знаю одно: дом, в котором он снимал квартиру, стоит в самом центре района, контролировавшегося итальянской мафией.
– Территория Лусиано?
– А знаете ли вы, парень из Чикаго, – продолжал он, не ответив на мой вопрос прямо, – какой бизнес после отмены «сухого закона» является для Лусиано самым доходным?
Я кивнул:
– Наркотики.
– Верно. И тут рядом Иззи Фиш импортирует меха и путешествует в Европу. Не кажется ли вам, что он мог импортировать не только котиковый мех? И я смог установить, что Фиш был связан по крайней мере с одним из бандитов Лусиано, парнем по имени Чарли Де Грэзи, которого, к сожалению, уже нет в живых. Дальше выяснять я не стал, потому что это было небезопасно.
– Значит, это все, что вам известно о Фише?
– Не совсем. Я разговаривал с парнем по имени Артур Трост. Он маляр-подрядчик. Он сказал, что познакомился с Фишем летом тридцать первого года в бильярдной в Йорквилле – немецком районе Манхэттена. Фиш часто посещал это место в то время, когда похитили ребенка Линдберга.
– Ну и что?
– А то, что летом тридцать второго года приятель Треста, тоже маляр, спросил его, не желает ли он купить немного «горячих» денегпо пятьдесят центов за доллар у одного его знакомого. Трост сказал приятелю, что хочет сначала познакомиться с продавцом, и тот повел его в ту самую бильярдную, где их ждал не кто иной, как Изидор Фиш. Трост заявил приятелю, что уже знаком с Фишем, что тот уже и так должен ему немало денег и что он не поверит Фишу, даже если тот будет звать на помощь из окна горящего здания.
– Значит, Трост так и не видел этих «горячих» денег?
– Не видел. Но это говорит о том, что Фиш торговал «горячим» капиталом. Если учесть время, когда это происходило, то весьма вероятно, что это были деньги Линдберга. Я также разговаривал с парнем по имени Гастейв Манк, владельцем кафе-мороженого в Нью-Рошелле. Он и его жена Софи утверждают, что в течение восьми недель перед похищением, в январе и феврале тридцать второго, вплоть до воскресенья двадцать восьмого числа Иззи Фиш обедал в их кафе.
– Ну и что же в этом особенного?
– А то, что Манк утверждает, что Фиш всегда встречался там с двумя людьми.
– Да? С кем же он встречался?
– С Вайолет Шарп и Оливером Уэйтли.
Глава 31
Мы завтракали в «Гуидо», небольшом ресторанчике на Ферст Авеню – главной торговой улице итальянского Гарлема. Спагетти и кофе «экспрессе». Из окна нам был виден заполненный толпой тротуар, где домохозяйки спорили с продавцами из-за цен на зелень, маслины, сыр, съедобные моллюски и прочие продукты; эта улица была итальянским вариантом Максвелл-стрит, где можно было купить все: от сочных плодов граната до нательного белья.
– Я всегда считала Гарлем негритянским районом, – призналась Эвелин, когда мы принялись за десерт – привлекательные на вид, но безвкусные пирожные.
– Это восточный Гарлем, – сказал я, отрезая ножом сладкий кусок фаллической формы. – В этом районе действует Лусиано. Он и его парни давно поняли, что в негритянском Гарлеме можно делать деньги.
– Деньги?
– Конечно. Большинство больших ночных клубов Гарлема принадлежат итальянцам или гангстерам типа Оуни Мэддена. Ты слышала о Хлопковом клубе, Эвелин? Пару лет назад Лусиано вытеснил оттуда чернокожих.
– В меблированных комнатах, куда мы идем, – сказала она, – кажется, проживают главным образом немцы.
– Ничего удивительного.
– В итальянском районе?
– Немецкие иммигранты изначально находятся на уровне, на который итальянцам приходится взбираться. Не забывай, что итальянцы народ смуглый. Белые становятся такими только после длительного пребывания на солнце.
Кажется, мое замечание ее покоробило.
– Ты это серьезно, Нейт?
– Ты про что?
– Я никогда не думала, что ты нетерпимо относишься к людям других рас.
– Да я сам наполовину еврей. Я сам оказался бы в их положении, если бы не унаследовал черты лица своей матери. И не надо относиться ко мне свысока, Эвелин, – большинство твоих слуг цветные, в то время как среди гостей на твоих званых вечерах в Вашингтоне цветных ни одного, если, конечно, ты не пригласишь какого-нибудь короля Занзибара или еще кого-нибудь в этом роде.
– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь правду.
– Это просто: когда кажется, что я шучу, я говорю серьезно. Если же я говорю серьезно – значит, я шучу. – Я посмотрел на часы. – Думаю, мы убили достаточно времени и теперь можем нанести визит миссис Хенкель.
Мы заранее позвонили Герте Хенкель, знакомой Ричарда и Анны Хауптман, и она сказала, чтобы мы приехали к ней сразу после полудня; она с мужем Карлом проживала в жилом доме на 127 Ист-стрит, 149, принадлежавшем некоему господину Колю, в котором когда-то жил и Изидор Фиш. Там же обитали несколько других друзей Хауптмана, тоже немецкие иммигранты, с которыми он проводил время на Охотничьем острове.
Я остановил машину на углу между 127-й Ист-стрит и Лексингтон Авеню, у бензоколонки, большой современной заправочной станции с гаражом, где вам отремонтируют машину, и огромными, исписанными с двух сторон рекламными щитами.
– Ты знаешь, что это такое? – спросил я Эвелин.
– Это бензоколонка, Нейт. Разве их нет в Чикаго?
– Это не простая бензоколонка: здесь Хауптман расплатился золотым сертификатом, за что и был задержан. И лишь в двух минутах ходьбы отсюда стоит дом, в котором жил Фиш.
Ее глаза сузились.
– Это имеет какое-то значение?
– Не знаю.
Я вышел из «пакарда» и спросил заполняющего бак работника, на месте ли хозяин.
– Уолтер? – спросил работник, усатый парень. – Конечно. Вы хотите, чтобы я его позвал?
– Если вам не трудно.
К нам, вытирая на ходу замасленные руки тряпкой, подошел Уолтер Лайл, хозяин бензоколонки. Это бы коренастый симпатичный мужчина лет сорока в кепке и с разменным аппаратом на груди.
– Чем я могу вам помочь? – спросил он с равнодушной улыбкой.
– Моя фамилия Геллер, – сказал я и показал ему свой жетон. – Я провожу дополнительное расследование по делу Хауптмана.
Он улыбнулся. По его глазам было видно, что он гордился своей ролью в этом деле; ему еще не надоело отвечать на вопросы людей, интересующихся тем, как он помог полицейским арестовать Хауптмана.
– Я с радостью помогу вам, полицейский Геллер.
Я не говорил ему, что я коп, но ни в одном законе не было написано, что я должен его поправить.
– Нам известно, что в этом районе жили несколько друзей Хауптмана, – сказал я.
– Они и сейчас здесь живут – лишь в квартале отсюда.
– Хауптман был вашим постоянным клиентом? Разумно предположить, что он и раньше останавливался здесь, раз друзья его живут так близко отсюда.
– Нет, он не был постоянным нашим клиентом. Хотя я мог видеть его и раньше.
– Могли или видели?
Он пожал плечами:
– Не думаю, что тогда он первый раз покупал у нас бензин. Его синий «седан» мог заезжать к нам и раньше. Но золотым сертификатом он расплатился впервые.
Это само по себе было интересно.
– А что вы можете сказать обо Изидоре Фише?
– Это вы про «версию Фиша», приятель? Кажется, он жил где-то поблизости отсюда.
– В двух шагах ходьбы.
– Возможно, но его я не знал. Я слышал, он был бедным, как церковная мышь, и разумно предположить, что у него даже машины не было.
– Вероятно, вы правы, – сказал я. – Ладно, благодарю вас.
– Всегда к вашим услугам, командир. Вы не желаете узнать, как я обратил внимание на этот золотой сертификат? Нам сказали быть повнимательнее, поскольку могут попадаться фальшивые деньги, ну и...
– Нет, спасибо, мистер Лайл.
– О, ну что ж, хорошо, – он не мог скрыть своего разочарования. – Всего доброго, командир.
В пятиэтажном из бурого песчаника доме, к которому мы подъехали, не было лифта; улица была довольно оживленной, и первые этажи многих зданий занимали магазины, но в этом доме их не было. Очевидно, раньше здесь были роскошные меблированные комнаты, но затем, когда наступили трудные времена, просторные апартаменты переделали в одно– и двухкомнатные квартиры.
Герта Хенкель оказалась розовощекой куколкой в кремовом свитере, подчеркивающем ее пышные формы. Ее бледную шею украшали дешевые бусы, которые она перебирала, встретив нас у двери. У нее были маленькие, темные, широко поставленные глаза и большой рот, хотя губы были довольно тонкими. Она часто улыбалась. В дверях своей маленькой квартиры она подала мне руку, и я почувствовал, какая она у нее мягкая и теплая.
– Спасибо, что вы нас ждете, миссис Хенкель.
Мы вошли, и она закрыла дверь.
– Мистер Геллер, – сказала она, – я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Ричарду.
У нее был небольшой, приятный акцент.
– Это Эвелин Мак-Лин, – сказал я, представляя друг другу женщин, которые посмотрели друг на друга холодным оценивающим взглядом. Как это обычно бывает у двух по-разному привлекательных женщин, они инстинктивно невзлюбили другу друга, но пожали руки и попытались приветливо улыбнуться, что, впрочем, у них плохо получилось.
Она повела нас к небольшому столу возле выходящего на улицу окна с тонкими занавесками. Узкая черная юбка обтягивала ее бедра, и их покачивание было столь же неотразимым, как и колебание часов гипнотизера, задумавшего вас усыпить.
– Я принесу кофе, – сказала она. – Хотите со сливками и с сахаром?
– Мне, пожалуйста, черный без сахара, – сказал я; Эвелин попросила кофе со сливками.
Когда хозяйка вышла, Эвелин прошептала мне:
– Ты думаешь, Хауптман... ну, ты понимаешь.
Она хотела спросить, действительно ли у Хауптмана был роман с Гертой, о чем постарался намекнуть на суде обвинитель Уиленз.
– Если он упустил такую бабу, то он сумасшедший, – сказал я.
Она сделала гримасу и стукнула меня кулачком по руке.
Герта вернулась с подносом, на котором стояли заполненные до краев чашки и тарелка с сахарным печеньем.
– С вашим мужем мне бы тоже хотелось поговорить, миссис Хенкель.
– Он вернется не раньше шести, – сказала она. – Он работает в Бронксе.
Хенкель был маляром. Видимо, у Хауптмана было много друзей, строителей по профессии.
– Этот Уиленз, – сказала Герта, откусив крошечными белыми зубами печенье, – пытался скомпрометировать меня и Ричарда. Между нами ничего не было, мистер Геллер. Ричард всегда был джентльменом.
– Вы познакомились с ним на Охотничьем острове?
– Да. Мы часто туда ездили.
– Но когда вы познакомились с Диком, миссис Хауптман не было?
– Кажется, не было. Но мы с Анной потом очень подружились. Мы правда хорошие подруги. Мы с ней провели много времени вместе. Я даже ездила с ней в Трентон. Мы жили в гостинице; она хотела быть рядом с Ричардом.
– Герта... можно называть вас Гертой?
– Конечно. А мне можно называть вас по имени?
Эвелин пила кофе со сливками, и выражение лица ее было не из приятных.
– Да, пожалуйста, называйте меня Нейтом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84