После того как мы проехали шестую статую какого-то известного покойника – то ли героя Гражданской войны, то ли Даниела Вебстера, – я сказал шоферу:
– Эти комментарии не повлияют на размер ваших чаевых. Неужели я похож на транжиру?
Наверное, я все-таки был похож на него. Я сделал маникюр, я был вычищен, выутюжен, напомажен и имел презентабельный вид, начиная от пальто и кончая ногтями на пальцах ног. На мне было чистое нательное белье и все прочее. Линдберг всучил мне пятьдесят долларов на непредвиденные расходы и попросил подготовиться к отъезду, чтобы я мог задержаться столько, сколько понадобится.
Таксист остановил машину перед домом, который был ненамного меньше, чем здание муниципалитета в Чикаго. Я решил, что произошла какая-то ошибка.
– Это не тот дом, – сказал я, наполовину высунувшись из машины.
– Как же не тот? Тот, – растягивая слова, произнес он, – Массачусетс Авеню 2020.
– Но мне нужен жилой дом. А это какое-то чертово посольство или что-то в этом роде.
Передо мной стояло четырехэтажное кирпичное здание, чем-то похожее на итальянский царский дворец: у него были изогнутые стены, многие окна забраны черными решетками и украшены белыми колоннами; однако, несмотря на всю эту пышность, здание почему-то производило впечатление учреждения, казалось чем-то средним между виллой и большой бесплатной средней школой.
– Вы к кому приехали?
– К миссис Эвелин Уолш Мак-Лин.
– Здесь и живет миссис Мак-Лин, – сказал он. – А вы что, надеялись увидеть перед собой бунгало, приятель?
Калитка в остроконечной железной ограде оказалась незапертой. Будучи сыщиком, я быстро сориентировался и по извилистой дорожке через двор с вечнозелеными растениями прошел к оригинальному, украшенному колоннами крыльцу, находящемуся почему-то не снаружи, а внутри здания – что-то вроде вдавленного в стену портика. Массивные, из темного дерева и хрусталя двери были обрамлены гладкими круглыми мраморными колоннами с зелеными прожилками. Неожиданно даже чистое нательное белье представилось мне не таким уж впечатляющим.
На дворецкого, который открыл мне двери на звонок, я явно не произвел впечатления. Он был высоким, плотным и лысым, как бильярдный шар, с массивным бледным невыразительным лицом и полными презрения глазами. На вид ему было лет пятьдесят.
Я привык к тому, что чаще всего не нравлюсь слугам, и поэтому не стал ждать, когда он пригласит меня войти, а проскользнул мимо него со словами:
– Натан Геллер. Миссис Мак-Лин ждет меня.
Однако вся моя спесь моментально пропала, когда я вошел в зал для приема гостей, в котором запросто бы поместилась гостиница на Диерборн-стрит в Чикаго, где я проживал, и еще бы осталось много места.
– Ваше пальто, сэр, – сказал дворецкий. – И ваш багаж? – У него был четкий английский выговор, но англичанином он не был.
Я выбрался из пальто и отдал ему вместе с саквояжем, стараясь не задеть челюстью пол, когда с изумлением разглядывал все вокруг. Зал для приема гостей вздымался на все четыре этажа до огромного окна с цветным стеклом, купающего роскошное, отделанное темной древесиной помещение в причудливых цветных тенях. Невероятно широкая лестница под этим громадным окном вела на площадку, где две классические мраморные статуи застыли в изящном танце; по обеим сторонам статуй две ветви лестницы поднимались к прогулочным галереям верхних этажей.
Мне показалось таинственным, что в это позднее время, когда небо было покрыто облаками, свет, проникающий через огромное окно в потолке, превращал этот зал в золотой храм. Потом меня осенило: свет здесь ни при чем – просто дом этот строил отец Эвелин Уолш Мак-Лин, Томас Ф. Уолш, разбогатевший на колорадских приисках в короткий срок миллионер-золотодобытчик.
Дворецкий вернулся без моих пальто и сумки, но с тем же высокомерным видом.
– Скажите, этот дом случайно не принадлежал раньше семейству Уолш? – спросил я.
– Да, сэр.
Этим и объяснялось преобладание цвета золота в интерьере здания.
– Кто сейчас живет в нем?
– Миссис Мак-Лин, сэр, и трое ее детей, когда они не в школе, сэр.
– А мистер Мак-Лин?
Он поджал губы:
– Мистер и миссис Мак-Лин живут раздельно, сэр. Пожалуйста, пойдемте со мной. Миссис Мак-Лин ждет.
Наши шаги многократным эхом отражались от дубового паркетного пола. Дверь слева, которую он открыл для меня, была маленькой; едва ли кто-нибудь мог бы предположить, что за ней находится нечто грандиозное.
Но это было бы ошибкой.
Мы оказались в помещении, похожем на бальный зал: округлый потолок в нем украшала замысловатая фреска, изображающая пухлощеких ангелов в небе играющих на музыкальных инструментах; стены были покрыты на удивление скромной штукатуркой, однако вся деревянная отделка была с золотыми образами. Под потолком висела хрустальная люстра, ближе к стене располагалась сцена, окна за ней были закрыты желтыми шторами, окрашивающими зал в золотистый цвет.
– Что это? – спросил я, стараясь не отстать от дворецкого, когда мы по диагонали пошли по гладкому деревянному полу в направлении мраморного с золотыми прожилками камина.
– Бальный зал Людовика XV, сэр.
– Я никогда раньше не бывал в домах с бальным залом.
– Наверху есть еще несколько таких залов, сэр. Не говоря уже о разбитом на крыше саде.
– О нем можно не говорить.
Он открыл дверь рядом с камином и жестом предложил мне войти. Застекленная терраса в форме полукруга, в которую я вошел, казалась маленькой по сравнению с бальным залом, но на самом деле была больше четырехкомнатной квартиры. Горизонтальные золотистые стеклянные панели над окнами окрашивали комнату в желтоватый цвет. Создавалось впечатление, что весь этот чертов дом болен желтухой.
Мебели там было немного: в разных местах стояло лишь несколько стульев с твердыми спинками и плюшевыми сиденьями. Миссис Мак-Лин не воспользовалась ни одним из этих стульев, а стояла у окна и смотрела на улицу поверх запорошенного снегом и удивительно чахлого бурого газона. Маленького роста, она была в желто-коричневом клетчатом капоте, который можно меньше чем за доллар приобрести в любой лавке. Она стояла ко мне спиной, но ее рука с сигаретой и бриллиантами и рубинами на пальцах была обращена ко мне; дымок от сигареты поднимался к изображенным на витражах голубям.
Дворецкий кашлянул и проговорил с таким выражением на лице, словно держал двумя пальцами за хвост дохлую крысу:
– Мистер Геллер пришел на встречу с вами, мадам.
Все еще стоя к нам спиной, она сказала:
– Спасибо, Гарбони.
Так я узнал, что он не англичанин.
– Оставьте дверь открытой, Гарбони. Я жду Майка с минуты на минуту. – У нее был чувственный гортанный голос, хрипловатый от непрерывного курения.
Он покинул нас, а я продолжал стоять вдалеке от нее, ожидая, когда она вспомнит про меня.
Она повернулась медленно, словно балерина на музыкальной шкатулке. Это была сумрачно-красивая женщина с печальными глазами, тонким носом и покрашенными кроваво-красной помадой губами, которые нельзя было назвать ни тонкими, ни толстыми. У нее были короткие темно-каштановые волосы, несколько локонов аккуратно лежали на ее гладком, бледном лбу. Скромный, достающий до пола халат был туго затянут лентой на ее тонкой талии; из-под него выглядывали серебристые комнатные туфли. Она была тонкой, почти крошечной, но зато груди ее были большими и высокими, а фигура и лицо не хуже, чем у красоток на картинах Чарльза Гибсона. Ей можно было дать лет тридцать, хотя сорок, наверное, были бы ближе к истине.
Она улыбнулась, но от этого глаза ее еще больше погрустнели.
– Мистер Геллер, – сказала она и быстро пошла ко мне, вытянув руку с красным маникюром на ногтях и украшенными драгоценностями пальцами. – Это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали. И полковник Линдберг поступил очень любезно, послав вас сюда.
Я взял ее руку, не зная, следует ли мне поцеловать ее или нет, хотя ничего против этого не имел – надо же когда-то начинать. Но не успел я принять решение, как она потянула меня к одному из двух стульев, стоящих по обе стороны стола со стеклянным верхом, где переполненная окурками пепельница соседствовала с квадратной декоративной зажигалкой, таким же квадратным и декоративным портсигаром, на котором с модернистскими завитками были выгравированы три буквы: «ЭУМ».
Она присела на краешек стула напротив меня, положила ногу на ногу, полы ее халата разошлись, обнажив белые, гладкие и стройные ножки. Ей шло быть богатой.
– Извините меня за мой внешний вид, – сказала она, покачав обрамленной локонами головой и виновато улыбнувшись. – Когда я дома, я ужасная лентяйка.
– Вы выглядите совсем неплохо, миссис Мак-Лин.
– Если бы я знала, что вы окажетесь таким симпатичным молодым человеком, – улыбка ее превратилась в озорную, – то могла бы попытаться произвести на вас впечатление. Я ждала полицейского.
– Я и есть полицейский.
– Но не неряшливый и не толстый. – Она сбила пепел с сигареты в пепельницу. – Вы из Чикаго?
– Да, мэм.
– Я слышала, Гастона Буллока Минза там хорошо знают.
– Это так. Я сам никогда не встречался с ним, но я работаю в группе, занимающейся карманниками, и нам часто приходится сталкиваться со всякими мошенниками. И они прекрасно знают Минза.
– Возможно, вы считаете меня глупой, – сказала она с ухмылкой, которую адресовала самой себе, – за то, что я обратилась к этому мерзавцу. Но мне известно, что полковник Линдберг сам искал помощи у представителей преступного мира.
Ее забавно-нахальная речь должна была бы показаться мне нелепой, однако по непонятной причине я нашел ее очаровательной. Хотя не исключено, что очаровательными показались мне ее ноги. Или ее груди. Или ее деньги.
– Полковник Линдберг, – сказал я, – действительно пытался воспользоваться услугами преступного мира, чтобы вернуть сына, но недавно он прогнал бутлегеров, которые считали себя его посредниками.
– Но вас он не прогнал.
– Не прогнал. Я же не гангстер.
– Вы чикагский полицейский.
– Да, но это не совсем одно и тоже, хотя, надо признать, иногда разница не такая уж большая...
Она сузила глаза: то ли мой юмор до нее не дошел, то ли она была слишком занята своими мыслями, чтобы оценить его.
– Я с самого начала была убеждена, что это дело рук преступного мира. А если конкретнее, то к этому похищению скорее всего приложил руку ваш земляк Аль Капоне.
– Что ж, есть люди, которые согласятся с вами. Или по крайней мере не исключают такой возможности.
– И поэтому вас так далеко занесло из вашего Чикаго?
– Вы правы. Но, откровенно говоря, этот ваш домик пока самое далекое место из всех, куда меня заносило.
Из бального зала до меня донеслось шарканье собачьих когтей по деревянному полу. Это была большая собака. Я повернулся и увидел, как в комнату вбежал датский дог со слюной, свисающей с розовой челюсти. Если бы у меня был пистолет, я бы пристрелил этого сукиного сына.
Однако пес притормозил и, проскользнув на лапах, остановился возле миссис Мак-Лин, затем опустился и свернулся на полу подле ее стула, а она опустила изящную ручку и принялась почесывать его за ушами и под ошейником, сверкающим искусственными бриллиантами.
– Это Майк, – сказала она. – Он датский дог.
– Я вижу, что не пудель.
– Мой пудель умер несколько лет назад, – рассеянно проговорила она. Потом с трудом улыбнулась. – Я очень скучаю по остальным своим животным. В городе я держу только Майка.
– Вот как.
– Обезьяна и лама находятся во Френдшипе. Попугай тоже.
– Во Френдшипе?
– Это семейное имение Мак-Линов. Сельское имение. Нед сейчас живет в нем.
– Ваш муж?
– Да. – Она попыталась улыбнуться, но лицо ее лишь исказилось гримасой. – Раньше на территории этого имения был монастырь, но я сомневаюсь, что Нед ведет монашескую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Эти комментарии не повлияют на размер ваших чаевых. Неужели я похож на транжиру?
Наверное, я все-таки был похож на него. Я сделал маникюр, я был вычищен, выутюжен, напомажен и имел презентабельный вид, начиная от пальто и кончая ногтями на пальцах ног. На мне было чистое нательное белье и все прочее. Линдберг всучил мне пятьдесят долларов на непредвиденные расходы и попросил подготовиться к отъезду, чтобы я мог задержаться столько, сколько понадобится.
Таксист остановил машину перед домом, который был ненамного меньше, чем здание муниципалитета в Чикаго. Я решил, что произошла какая-то ошибка.
– Это не тот дом, – сказал я, наполовину высунувшись из машины.
– Как же не тот? Тот, – растягивая слова, произнес он, – Массачусетс Авеню 2020.
– Но мне нужен жилой дом. А это какое-то чертово посольство или что-то в этом роде.
Передо мной стояло четырехэтажное кирпичное здание, чем-то похожее на итальянский царский дворец: у него были изогнутые стены, многие окна забраны черными решетками и украшены белыми колоннами; однако, несмотря на всю эту пышность, здание почему-то производило впечатление учреждения, казалось чем-то средним между виллой и большой бесплатной средней школой.
– Вы к кому приехали?
– К миссис Эвелин Уолш Мак-Лин.
– Здесь и живет миссис Мак-Лин, – сказал он. – А вы что, надеялись увидеть перед собой бунгало, приятель?
Калитка в остроконечной железной ограде оказалась незапертой. Будучи сыщиком, я быстро сориентировался и по извилистой дорожке через двор с вечнозелеными растениями прошел к оригинальному, украшенному колоннами крыльцу, находящемуся почему-то не снаружи, а внутри здания – что-то вроде вдавленного в стену портика. Массивные, из темного дерева и хрусталя двери были обрамлены гладкими круглыми мраморными колоннами с зелеными прожилками. Неожиданно даже чистое нательное белье представилось мне не таким уж впечатляющим.
На дворецкого, который открыл мне двери на звонок, я явно не произвел впечатления. Он был высоким, плотным и лысым, как бильярдный шар, с массивным бледным невыразительным лицом и полными презрения глазами. На вид ему было лет пятьдесят.
Я привык к тому, что чаще всего не нравлюсь слугам, и поэтому не стал ждать, когда он пригласит меня войти, а проскользнул мимо него со словами:
– Натан Геллер. Миссис Мак-Лин ждет меня.
Однако вся моя спесь моментально пропала, когда я вошел в зал для приема гостей, в котором запросто бы поместилась гостиница на Диерборн-стрит в Чикаго, где я проживал, и еще бы осталось много места.
– Ваше пальто, сэр, – сказал дворецкий. – И ваш багаж? – У него был четкий английский выговор, но англичанином он не был.
Я выбрался из пальто и отдал ему вместе с саквояжем, стараясь не задеть челюстью пол, когда с изумлением разглядывал все вокруг. Зал для приема гостей вздымался на все четыре этажа до огромного окна с цветным стеклом, купающего роскошное, отделанное темной древесиной помещение в причудливых цветных тенях. Невероятно широкая лестница под этим громадным окном вела на площадку, где две классические мраморные статуи застыли в изящном танце; по обеим сторонам статуй две ветви лестницы поднимались к прогулочным галереям верхних этажей.
Мне показалось таинственным, что в это позднее время, когда небо было покрыто облаками, свет, проникающий через огромное окно в потолке, превращал этот зал в золотой храм. Потом меня осенило: свет здесь ни при чем – просто дом этот строил отец Эвелин Уолш Мак-Лин, Томас Ф. Уолш, разбогатевший на колорадских приисках в короткий срок миллионер-золотодобытчик.
Дворецкий вернулся без моих пальто и сумки, но с тем же высокомерным видом.
– Скажите, этот дом случайно не принадлежал раньше семейству Уолш? – спросил я.
– Да, сэр.
Этим и объяснялось преобладание цвета золота в интерьере здания.
– Кто сейчас живет в нем?
– Миссис Мак-Лин, сэр, и трое ее детей, когда они не в школе, сэр.
– А мистер Мак-Лин?
Он поджал губы:
– Мистер и миссис Мак-Лин живут раздельно, сэр. Пожалуйста, пойдемте со мной. Миссис Мак-Лин ждет.
Наши шаги многократным эхом отражались от дубового паркетного пола. Дверь слева, которую он открыл для меня, была маленькой; едва ли кто-нибудь мог бы предположить, что за ней находится нечто грандиозное.
Но это было бы ошибкой.
Мы оказались в помещении, похожем на бальный зал: округлый потолок в нем украшала замысловатая фреска, изображающая пухлощеких ангелов в небе играющих на музыкальных инструментах; стены были покрыты на удивление скромной штукатуркой, однако вся деревянная отделка была с золотыми образами. Под потолком висела хрустальная люстра, ближе к стене располагалась сцена, окна за ней были закрыты желтыми шторами, окрашивающими зал в золотистый цвет.
– Что это? – спросил я, стараясь не отстать от дворецкого, когда мы по диагонали пошли по гладкому деревянному полу в направлении мраморного с золотыми прожилками камина.
– Бальный зал Людовика XV, сэр.
– Я никогда раньше не бывал в домах с бальным залом.
– Наверху есть еще несколько таких залов, сэр. Не говоря уже о разбитом на крыше саде.
– О нем можно не говорить.
Он открыл дверь рядом с камином и жестом предложил мне войти. Застекленная терраса в форме полукруга, в которую я вошел, казалась маленькой по сравнению с бальным залом, но на самом деле была больше четырехкомнатной квартиры. Горизонтальные золотистые стеклянные панели над окнами окрашивали комнату в желтоватый цвет. Создавалось впечатление, что весь этот чертов дом болен желтухой.
Мебели там было немного: в разных местах стояло лишь несколько стульев с твердыми спинками и плюшевыми сиденьями. Миссис Мак-Лин не воспользовалась ни одним из этих стульев, а стояла у окна и смотрела на улицу поверх запорошенного снегом и удивительно чахлого бурого газона. Маленького роста, она была в желто-коричневом клетчатом капоте, который можно меньше чем за доллар приобрести в любой лавке. Она стояла ко мне спиной, но ее рука с сигаретой и бриллиантами и рубинами на пальцах была обращена ко мне; дымок от сигареты поднимался к изображенным на витражах голубям.
Дворецкий кашлянул и проговорил с таким выражением на лице, словно держал двумя пальцами за хвост дохлую крысу:
– Мистер Геллер пришел на встречу с вами, мадам.
Все еще стоя к нам спиной, она сказала:
– Спасибо, Гарбони.
Так я узнал, что он не англичанин.
– Оставьте дверь открытой, Гарбони. Я жду Майка с минуты на минуту. – У нее был чувственный гортанный голос, хрипловатый от непрерывного курения.
Он покинул нас, а я продолжал стоять вдалеке от нее, ожидая, когда она вспомнит про меня.
Она повернулась медленно, словно балерина на музыкальной шкатулке. Это была сумрачно-красивая женщина с печальными глазами, тонким носом и покрашенными кроваво-красной помадой губами, которые нельзя было назвать ни тонкими, ни толстыми. У нее были короткие темно-каштановые волосы, несколько локонов аккуратно лежали на ее гладком, бледном лбу. Скромный, достающий до пола халат был туго затянут лентой на ее тонкой талии; из-под него выглядывали серебристые комнатные туфли. Она была тонкой, почти крошечной, но зато груди ее были большими и высокими, а фигура и лицо не хуже, чем у красоток на картинах Чарльза Гибсона. Ей можно было дать лет тридцать, хотя сорок, наверное, были бы ближе к истине.
Она улыбнулась, но от этого глаза ее еще больше погрустнели.
– Мистер Геллер, – сказала она и быстро пошла ко мне, вытянув руку с красным маникюром на ногтях и украшенными драгоценностями пальцами. – Это очень любезно с вашей стороны, что вы приехали. И полковник Линдберг поступил очень любезно, послав вас сюда.
Я взял ее руку, не зная, следует ли мне поцеловать ее или нет, хотя ничего против этого не имел – надо же когда-то начинать. Но не успел я принять решение, как она потянула меня к одному из двух стульев, стоящих по обе стороны стола со стеклянным верхом, где переполненная окурками пепельница соседствовала с квадратной декоративной зажигалкой, таким же квадратным и декоративным портсигаром, на котором с модернистскими завитками были выгравированы три буквы: «ЭУМ».
Она присела на краешек стула напротив меня, положила ногу на ногу, полы ее халата разошлись, обнажив белые, гладкие и стройные ножки. Ей шло быть богатой.
– Извините меня за мой внешний вид, – сказала она, покачав обрамленной локонами головой и виновато улыбнувшись. – Когда я дома, я ужасная лентяйка.
– Вы выглядите совсем неплохо, миссис Мак-Лин.
– Если бы я знала, что вы окажетесь таким симпатичным молодым человеком, – улыбка ее превратилась в озорную, – то могла бы попытаться произвести на вас впечатление. Я ждала полицейского.
– Я и есть полицейский.
– Но не неряшливый и не толстый. – Она сбила пепел с сигареты в пепельницу. – Вы из Чикаго?
– Да, мэм.
– Я слышала, Гастона Буллока Минза там хорошо знают.
– Это так. Я сам никогда не встречался с ним, но я работаю в группе, занимающейся карманниками, и нам часто приходится сталкиваться со всякими мошенниками. И они прекрасно знают Минза.
– Возможно, вы считаете меня глупой, – сказала она с ухмылкой, которую адресовала самой себе, – за то, что я обратилась к этому мерзавцу. Но мне известно, что полковник Линдберг сам искал помощи у представителей преступного мира.
Ее забавно-нахальная речь должна была бы показаться мне нелепой, однако по непонятной причине я нашел ее очаровательной. Хотя не исключено, что очаровательными показались мне ее ноги. Или ее груди. Или ее деньги.
– Полковник Линдберг, – сказал я, – действительно пытался воспользоваться услугами преступного мира, чтобы вернуть сына, но недавно он прогнал бутлегеров, которые считали себя его посредниками.
– Но вас он не прогнал.
– Не прогнал. Я же не гангстер.
– Вы чикагский полицейский.
– Да, но это не совсем одно и тоже, хотя, надо признать, иногда разница не такая уж большая...
Она сузила глаза: то ли мой юмор до нее не дошел, то ли она была слишком занята своими мыслями, чтобы оценить его.
– Я с самого начала была убеждена, что это дело рук преступного мира. А если конкретнее, то к этому похищению скорее всего приложил руку ваш земляк Аль Капоне.
– Что ж, есть люди, которые согласятся с вами. Или по крайней мере не исключают такой возможности.
– И поэтому вас так далеко занесло из вашего Чикаго?
– Вы правы. Но, откровенно говоря, этот ваш домик пока самое далекое место из всех, куда меня заносило.
Из бального зала до меня донеслось шарканье собачьих когтей по деревянному полу. Это была большая собака. Я повернулся и увидел, как в комнату вбежал датский дог со слюной, свисающей с розовой челюсти. Если бы у меня был пистолет, я бы пристрелил этого сукиного сына.
Однако пес притормозил и, проскользнув на лапах, остановился возле миссис Мак-Лин, затем опустился и свернулся на полу подле ее стула, а она опустила изящную ручку и принялась почесывать его за ушами и под ошейником, сверкающим искусственными бриллиантами.
– Это Майк, – сказала она. – Он датский дог.
– Я вижу, что не пудель.
– Мой пудель умер несколько лет назад, – рассеянно проговорила она. Потом с трудом улыбнулась. – Я очень скучаю по остальным своим животным. В городе я держу только Майка.
– Вот как.
– Обезьяна и лама находятся во Френдшипе. Попугай тоже.
– Во Френдшипе?
– Это семейное имение Мак-Линов. Сельское имение. Нед сейчас живет в нем.
– Ваш муж?
– Да. – Она попыталась улыбнуться, но лицо ее лишь исказилось гримасой. – Раньше на территории этого имения был монастырь, но я сомневаюсь, что Нед ведет монашескую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84