Над нами загрохотал поезд надземки. Чтобы быть расслышанным, я спросил громко:
– Куда мне сесть?
На его непроницаемом лице появилось выражение презрения: я ему явно надоел. Но он сказал:
– Впереди. Я вам не шофер, черт побери.
Однако машину вел все-таки он – значит, кто-то оскорбил его, заставив выполнить столь незначительное поручение. И если я чего-то не хотел, так это участвовать в каких-либо политических действиях Команды.
По дороге я не разговаривал с Риккой. Мой мозг продолжал лихорадочно работать, пытаясь понять, почему мы были одни: не было даже шофера, черт возьми! Однако Рикка когда-то работал водителем и превосходно вел машину: поездка получилась такой же приятной, как и удивительной. Я ожидал, что он отвезет меня в ресторан «Капри», в отель «Бисмарк» или в Конгресс, где Нитти обычно устраивал приемы, но вместо этого мы по Монро Авеню поехали к Вест Сайду. В больницу «Джефферсон Парк», где хирургическим отделением руководил доктор Гаэгано Ронга, тесть Нитти.
В декабре 1932 года меня уже вызывали сюда двое других, не таких важных, как Рикка, членов Команды после того, как в офисе «Вэкер Билдинг», что на Ласаль-стрит, на Нитти совершили покушение двое копов, которых нанял лично мэр Сермак. Не сказав мне, что у них на повестке дня, эти копы потащили меня с собой, когда шли убивать Нитти, и я в конце концов едал их, рассказав правду на свидетельской трибуне и подтвердив показания Нитти. Вот почему Нитти считал, что он передо мной в долгу, а некоторые газетчики, как Дэвис, и некоторые копы, как капитан Джон Стэдж, считали, что я пляшу под дудочку Нитти.
Моя первая встреча с Нитти – если не считать тех нескольких минут в «Вэкер Билдинг», когда копы Сермака изрешетили его пулями, – состоялась в этой самой больнице, в личной палате Нитти, где он удивил Сермака, копов-убийц и, возможно, самого господа Бога тем, что выжил после полученных в упор многочисленных пулевых ранений в шею и спину. Нитти было трудно убить. Сермак оказался не таким крепким, когда отряд смертников Нитти, состоящий из одного Джузеппе Зангара, расправился с ним в Майами. Но это уже другая история.
Мы поднялись на третий этаж. Приемные часы окончились, и в коридоре было темно; тусклый свет отражался от блестящего вощеного деревянного пола. Навстречу нам попалось несколько врачей и медсестер – в полумраке невозможно было разглядеть их лиц. Рикка шел быстро, его шаги эхом отдавались в коридоре, и мелькающие слева и справа больные в белых постелях и темных комнатах создавали впечатление мрачной движущейся, местами постанывающей, тканой картины. Я не отставал от него, но держался сзади, словно провинившийся школьник, которого ведет в кабинет директора строгий и рассерженный учитель.
Мы прошли коридор, свернули за угол и оказались в другом коридоре, где, как мне показалось, расположилась администрация больницы. Рикка постучался в дверь, на которой висела табличка с надписью: «Доктор Гаэтано Ронга»; его поджатые губы свидетельствовали о безмолвном раздражении.
– Да? – произнес внутри уверенный мужской голос.
– Это Пол, – сказал он. – Твой красавчик здесь.
– Впусти его, – сказал тот же голос.
На этот раз Рикка все-таки услужил мне: он открыл для меня дверь. В его стеклянном взгляде затаилось презрение. Я прошел мимо него и вошел в комнату. Дверь за мной захлопнулась. Рикка остался в коридоре.
В офисе среднего размера, заполненном картотечными шкафами из темного дерева, со стенами, увешанными дипломами, семейными фотографиями и гравюрами, изображающими птиц в полете, за большим столом, на котором были аккуратно разложены бумажные папки, сидел Фрэнк Нитти.
– Нейт Геллер, – сказал Нитти, сделав великодушный жест рукой и улыбнувшись, но не вставая, – садитесь. Рад снова видеть вас. Спасибо, что приехали.
– Я тоже рад вас видеть, мистер Нитти, – сказал я, садясь на деревянный стул против него.
– Что еще за мистер Нитти? – проговорил он притворно-строгим голосом. – Друг для друга мы Фрэнк и Нейт. Правильно я говорю?
– Правильно, – сказал я. В конце концов все считали нас старыми друзьями.
Нитти был невысоким холеным человеком лет пятидесяти с небольшим. Его можно было назвать красивым, несмотря на многочисленные шрамы, испещривщие его лицо и особенно нижнюю губу. Его темные, с проседью, прилизанные волосы были аккуратно зачесаны назад; в прошлом парикмахер, он был очень щепетилен в отношении своей внешности. В этот вечер он был одет на удивление скромно: белая рубашка с открытым воротом и закатанными рукавами.
– Надеюсь, у вас все в порядке, Фрэнк, – сказал я.
– Я здесь только для осмотра. С тех пор как эти сукины дети вогнали в меня кучу свинца, я постоянно приезжаю сюда, и у меня проверяют то одно, то другое. – Он недовольно пожал плечами, давая понять, что ему не хочется говорить об этом, но я слышал, что у него кровоточащая язва желудка и больная спина. – Я прохожу медосмотр по ночам, когда здесь мало врачей. Ну да ладно. Как ваш бизнес. Геллер?
– Неплохо. Главным образом, занимаюсь разводами и проверкой счетов.
– Я прочитал в газете, что вы нашли себе клиента на Востоке.
Так и есть, подумал я. Очевидно, статья Дэвиса о том, что я собираюсь работать на губернатора Хоффмана по делу Линдберга, украсила первую полосу вечернего выпуска «Дейли Ньюз».
– Да, – сказал я. – Чертовски занятная штука вышла. Ко мне обратился не кто-нибудь, а сам губернатор Нью-Джерси.
– Еще будучи копом вы, кажется, работали над делом Линдберга, не так ли? В 32-м?
– Да, я выполнял роль связного с чикагской полицией. Но я там был сбоку припека. Ничего не делал, только наблюдал.
– Это было тогда, когда Аль сказал, что может вернуть маленького Линди домой. Верно?
– Э... верно, Фрэнк. – Черт возьми, почему он спрашивает об этом?
Нитти сложил руки и показался мне удивительно задумчивым.
– Я хочу, чтобы вы выполнили для меня кое-какую работу, когда будете там.
– Работу?
Он пожал плечами:
– Она не сложная. Просто я хочу, чтобы вы сообщили мне, если обнаружите там что-нибудь представляющее для меня интерес.
– Представляющее для вас интерес?..
Он посмотрел на меня многозначительно:
– Геллер, не заставляйте меня растолковывать вам все до мелочей. Так, я уже не «Нейт».
– О'кей, – сказал я неуверенно. – Но я не совсем вас понимаю.
Он поднял руку с указующим перстом:
– Если выяснится, что это дело связано с Чикаго... если оно связано с Командой... то я должен первым узнать об этом.
Я неловко заерзал на стуле.
– Фрэнк, наверное, мне лучше позвонить губернатору Хоффману и сказать, что я передумал и отказываюсь от его предложения. Я не хочу оказаться в ситуации, когда мне придется работать на двух человек, ставящих перед собой противоположные цели. Это будет не работа, а одно недоразумение.
Нитти встал, и я едва не вскочил. Он прошел мимо меня к двери и открыл ее. Рикка стоял в коридоре у стены. Часовой в модном пальто.
– Пол, – тихо сказал он, – попробуй найти мне стакан молока.
Рикка кивнул и исчез, и Нитти закрыл дверь. Он начал ходить взад и вперед по комнате.
– Вы знаете, что меня первым из ребят арестовали по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Меня схватили раньше Капоне, вам это известно.
Я кивнул.
– Я освободился, и через какое-то время посадили Аля. Пока я отсутствовал, Аль поставил на мое место Официанта – временно, разумеется.
Я молчал.
Он перестал ходить и встал передо мной: невысокий, сухощавый, однако, стоя перед ним, я чувствовал себя пигмеем. Он сказал:
– Аль и Официант всегда были близки. Пока меня не было, они сблизились еще больше. Мне кажется, иногда они могли... действовать неосторожно. Вы хорошо знаете, Геллер, что я не люблю привлекать внимание полиции. Если что-то требуется сделать, то нужно делать так, чтобы дело это потом не вернулось к тебе бумерангом.
Нитти имел в виду свои разногласия с Капоне по поводу таких нашумевших событий, как убийство репортера Джека Лингла и бойня в День святого Валентина. Не то чтобы Нитти отвергал применение насилия, но он был искусным манипулятором, хитрым импресарио, направляющим события в нужное ему русло. Когда он убрал Сермака, все решили, что это политическое убийство; когда он избавился от Джона Диллинджера, за решетку угодили фэбээровцы. Лишь месяц назад, в День святого Валентина, в кегельбане был застрелен Джек Мак-Гирн по кличке Пулемет который долгое время был членом Команды и, как сообщали, совершил предательство. Убийцы оставили на трупе забавную поздравительную открытку, благодаря которой копы и пресса предположили, что это была сильно запоздавшая месть со стороны оставшихся в живых членов банды Багса Морана за роль, которую Мак-Гирн сыграл в знаменитой бойне на Кларк-стрит семь лет назад. Я же сразу догадался, что это гроссмейстер манипуляции Нитти провел очередную эффектную комбинацию.
– Я думаю, что Аль и Официант могли организовать это похищение. Точнее, они организовали его через своих посредников на Восточном побережье. В то время Рикка проводил там не меньше времени, чем в Чикаго; через него Аль осуществил контакт с Лусиано, Гордоном, Шульцем и остальными.
Я не знал, радоваться мне или огорчаться такой откровенности со стороны Нитти. Но мне не оставалось ничего другого, как слушать.
– Если это сделал Аль – или заставил сделать других – для того, чтобы выбраться из тюрьмы, я должен это знать.
– Разве они не посоветовались бы с вами, если бы собирались организовать это похищение?
– Боже, Геллер! Вы смеетесь? Неужели вы думаете, что я позволил бы им совершить этот сумасшедший трюк? Они в любом случае скрыли бы все от меня. Но я не уверен, что они сделали это, понимаете? Это слухи. Это просто, как говорится, гипотеза с моей стороны.
– Капоне утверждал, что похищение совершил бывший его работник по имени Боб Конрой.
– Конрой всегда был человеком Аля. Слово «бывший» здесь неуместно.
– Я думаю, что фэбээровцы так и не нашли Конроя.
Нитти посмотрел на меня с удивлением:
– Ну как же? Они нашли его. Сам Фрэнк Уилсон с нью-йоркским копом Финном разыскали Конроя в августе 32-го.
– Неужели? Я никогда не слышал об этом.
Нитти пожал плечами:
– Местные газеты об этом не сообщали. Никто не обратил внимания на чикагский аспект в деле Линдберга. Конроя обнаружили мертвым в захудалой тай-вой квартире на Западной 104 стрит в Нью-Йорке. Его я его хорошенькую жену-блондинку. Полицейские пришли к выводу, что это двойное самоубийство.
– Боже.
– Примерно в то время, когда нашли тело сына Линдберга, разразилась пивная война. Многих людей, занимавшихся бутлегерством, истребили в этой войне. Развязали ее Уэкси Гордон и Датчанин Шульц. Вы когда-нибудь слышали о Максе Хэсселе и Максе Гринберге?
– Не думаю, – сказал я.
– Они стали так называемыми жертвами этой войны. За каких-то шесть месяцев погибли еще с полдюжины их компаньонов. Может, Аль через Официанта таким образом хотел похоронить концы на Восточном побережье? Если для похищения этого ребенка были завербованы бутлегеры, то в этом предположении есть смысл.
Мне оставалось только кивнуть.
Громкий стук в дверь опять заставил меня заерзать на стуле.
– Извините, – сказал Нитти и подошел к двери, где Рикка держал стакан с молоком. Глядеть на Рикку со стаканом молока в руке и лицом, столь же белым, как и этот полезный напиток, но отнюдь не добродушным, было бы забавно, если б не было так страшно.
– Пол, – с улыбкой проговорил Нитти, взяв молоко, – спасибо. Пожалуйста, найди моего тестя и скажи, что я готов встретиться с ним.
И Рикка, едва заметно недовольно вздохнув, опять исчез. Нитти закрыл дверь, повернулся ко мне и улыбнулся, как добродушный священник.
– Официант очень дисциплинированный, – сказал он, поставив молоко на стол. – И очень предан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84