– Вы похожи на ирландца, Нейт, но фамилия у вас немецкая, не так ли?
– Мои родители из Галле.
– Я выросла в Лейпциге. Ходила там в школу вместе с Фишем. О нем вы хотите узнать, не так ли?
– Да. Он жил в этом доме?
– У него на этом этаже была обставленная комната – тридцать долларов в неделю. Но весной тридцать третьего он переехал в другую, более просторную квартиру в Йорквилле, недалеко от брокерской фирмы, куда они с Ричардом ходили.
Я вновь отметил про себя ее приятный немецкий акцент.
– До переезда Фиша Ричард приезжал к нему сюда, в этот дом?
– Да. Поэтому у Уиленза возникли подозрения относительно наших с Ричардом отношений, – она сделала гримасу; настоящая красотка – я не в силах был обвинять Уиленза за его подозрения.
– Ричард заходил ко мне, когда приезжал к Фишу, и мы пили с ним кофе. Но мы были не одни. С нами были Фиш, Карл, иногда моя сестра.
– Герта, честно говоря, меня ваши отношения с Диком совсем не интересуют.
Глаза ее сверкнули. Она улыбнулась.
– Правда? – спросила она, откусив кусочек печенья.
– Каким человеком был Изидор Фиш? – сквозь зубы спросила Эвелин, вернув нас к предмету обсуждения.
Герта пожала плечами; ее груди под бледно-желтым свитером жили своей собственной жизнью.
– Он был лгуном. Подлым ничтожеством. Единственная правда, которую от него можно было слышать, касалась его здоровья. О своих болезнях он рассказывал охотно и подробно. Говорил, что легкие у него больные потому, что он много времени проводил в охлажденных помещениях, обрабатывая меховые шкурки.
– Вам он не нравился? – спросил я.
– Он действовал мне на нервы. Он всегда действовал мне на нервы, когда шагал взад и вперед по комнате и выглядывал из этого окна в ожидании Ричарда. Он уходил с Ричардом, но иногда, когда Ричард не приходил, уходил один. Я спрашиваю его: ты куда собрался, Иззи? На работу или еще куда? Он говорил, что идет на фондовую биржу.
– У вас случайно нет его фотографии?
– Есть. Этот снимок сделан на Охотничьем острове. Вы можете забрать ее. Правда, я на ней плохо вышла.
– Ничего страшного, – сказала Эвелин со слащавой улыбкой на лице.
Герта встала, и ягодицы ее поршнями заходили под черной юбкой, когда она прошла по крошечной чистой гостиной; заметив мой взгляд, Эвелин лягнула меня под столом по голени.
– Ты ей веришь? – прошептала Эвелин.
– Насчет романа с Хауптманом?
– Да.
– Это не имеет значения. Если бы все мужчины, которые хотели переспать с Гертой, занимались бы похищением людей, то ни один ребенок в этой стране не находился бы в безопасности.
Вскоре Герта вернулась с фотографией, на которой Фиш предстал перед нами темноволосым, угреватым, лопоухим евреем лет двадцати с самодовольной улыбкой на лице; на нем были спортивная куртка и галстук-бабочка. Даже на неподвижном снимке он производил впечатление самодовольного нахала. Герта, красивая, как нераспустившийся бутон, но не такая красивая, как в жизни, сидела позади него, наклонившись и положив руки ему на плечи.
Эвелин посмотрела на фотографию:
– Кажется, у вас с ним были хорошие отношения.
– Вначале он был забавным. На английском он говорил лучше всех нас. Любил разглагольствовать. Но даже в Германии, подростком, он уже промышлял на черном рынке. И здесь он принялся жульничать: взял полторы тысячи у матери моего Карла, чтобы вложить их в несуществующую пирожковую компанию, потом взял у нее еще три тысячи, якобы для того, чтобы купить на них меха.
– Кругленькая сумма, – заметил я.
– То, что она скопила за всю жизнь, – с горечью проговорила Герта. – И у моей матери он выклянчил все ее сбережения – четыре тысячи долларов.
«Тысячи» у нее получилось как «дысячи».
– И у Эрики он тоже брал деньги, – сказала она. – Только я не знаю сколько.
– У Эрики? – спросила Эвелин.
– У моей сестры, – сказала она. – И у всех наших друзей – тысячу долларов здесь, тысячу – там. И знаете что? Мы думали, что он богат. Он всегда говорил, что имеет как минимум тридцать тысяч долларов. Но у него были еще друзья, которые считали его бедным! Я слышала, что когда он съехал отсюда, он сказал этим друзьям, будто его выселили! Что ему приходилось спать где попало – в «Гувервилле», на скамейках на вокзале «Грэнд Сентрал Стэйшн». Таким образом он пытался их задобрить и выманить у них денег.
– Вот пройдоха, – сказал я.
– Я вам скажу, как я догадалась, что у него есть друзья, которых он с нами не знакомил. Когда Иззи садился на пароход, отправлявшийся в Европу, мы с Эрикой решили сделать ему сюрприз и поднялись на борт, чтобы проститься с ним. Поднимаемся мы на борт и видим, что Иззи разговаривает с четырьмя или пятью незнакомыми нам мужчинами, но заметно, что они его друзья. Иззи увидел нас, и его лицо побелело как мел; он с сердитым видом подошел к нам и говорит: какого черта вы тут делаете, девчата? Я говорю ему: ну тебя к черту, Иззи. Мы пришли, чтобы сделать тебе сюрприз, чтобы проститься с тобой, а ты еще недоволен, ублюдок! Ну и нахал же ты! Он извинился, показал нам свою каюту, но потом сказал, что занят, и быстро выпроводил нас с парохода.
– Он обманывал всех, – сказал я. – Брал деньги у ближайшего окружения, разыгрывая из себя крупного вкладчика, и «доил» других, сетуя на свою бедность.
– Ему верили, – Герта пожала плечами. – Но он был странным типом.
– Почему странным? – спросила Эвелин.
– Ну, я никогда не видела его с женщинами. Когда я познакомилась с ним, он показался мне... ну, привлекательным, что ли. Он был как маленький мальчик. Но... ах... кажется, я его не интересовала. Многим мужчинам я нравлюсь. Я не хвастаюсь, но...
– Я вам верю, – сказал я.
– И еще эта безумная религия...
– Какая, иудаизм?
– Нет! – она усмехнулась. – Духи и тому подобное.
– Духи?
– Ну как их называют? Сейчас вспомню. А, спириты.
Я выпрямился, задев стол; пролился кофе. Я извинился и сказал:
– Расскажите поподробнее.
Она пожала плечами:
– Он ходил в эту церковь. Впрочем, даже не церковь, а просто помещение на первом этаже дома, где стояли скамьи и все прочее. Я слышала, они там занимались всякой ерундой.
– Какой, например?
– Ну, как это называют? Устраивали сеансы. Вы знали, что Иззи Фиш был знаком с этой девицей, Вайолет Шарп?
Мы с Эвелин обменялись быстрыми взглядами.
– Горничная, Вайолет Шарп, которая покончила с собой, – продолжала она, – и этот старик, кажется, он был дворецким Линдбергов. Они часто бывали в этой церкви. Я думаю, они были ее членами.
– Одного из дворецких звали Септимус Лэнкс, – сказал я, неожиданно разволновавшись.
– Нет, того, кажется, звали по-другому.
– Оливер Уэйтли?
– Да, правильно.
Эвелин со стуком опустила чашку на стол.
– Это важно, Герта, – сказал я. – Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
Она пожала плечами.
– Меня никто не спрашивал, – она смущенно опустила голову. – Я не хотела причинять Ричарду неприятности.
– Неприятности?
– Если бы узнали, что Фиш был знаком с этими людьми Линдберга... ну... Карл подумал, что лучше ничего не рассказывать.
– Но эти сведения помогли бы подтвердить слова Хауптмана о Фише.
Она печально покачала головой:
– Никто не верил в «версию Фиша». Как бы они помогли? Они только навредили бы. У меня закружилась голова.
– Где находилась эта церковь?
Она отдернула занавеску и показала пальцем:
– Через дорогу. Здесь рядом.
– Через дорогу?
– Иззи всегда говорил, что там очень интересно. Церковь эту называли Спиритуалистской церковью на 127-й стрит... Мистер Геллер? Нейт?
Я поднялся и посмотрел в окно. Сердце мое забилось быстрее.
– Она по-прежнему находится здесь?
– Не думаю. Вероятно, они переехали...
– Спасибо, Герта. Вы были очень добры. – Я кивнул Эвелин, которая поняла меня и тоже встала. – Возможно, мы вернемся...
– Я уверена, Карл с радостью поговорит с вами, – сказала она, провожая нас к двери. – Если пожелаете поговорить со мной наедине, Нейт, то я все время здесь, почти все время... иногда я помогаю Анне.
У двери я на прощание пожал Герте руку, и вскоре мы уже шли по тротуару. Эвелин сказала:
– Что за спешка? Что происходит?
– Я готов волосы на себе рвать, – сказал я. – Как же я мог не сообразить?
– Сообразить что?
Я поднял крышку багажника машины, открыл свой чемодан и, отыскав в нем записную книжку, которой пользовался еще в 32-м году, начал быстро, словно картежник, тасующий карты, перелистывать страницы.
– Нашел, – сказал я, указывая пальцем на строчку в записях. – Адрес: 127-я стрит, 164. Черт! Как же я не догадался?!
– Не догадался о чем?!
Я достал из чемодана браунинг, положил его в карман пальто и захлопнул багажник.
– Пошли, – сказал я и начал переходить улицу по диагонали, показав на ходу средний палец таксисту, который просигналил мне. Эвелин старалась не отставать, хотя это нелегко ей давалось с ее высокими каблуками.
Мы остановились перед зданием под номером 164. На первом этаже в нем находилась мастерская по ремонту обуви.
– Раньше здесь была спиритуалистская церковь, – сказал я, – которой руководили Мартин Маринелли и Сара Сивелла. Это спириты, сделавшие через несколько дней после похищения страшное предсказание относительно этого дела.
– О Боже. Кажется, ты рассказывал мне об этом...
– Во время своего сеанса они называли имя Джефси еще до того, как Кондон вышел на сцену, раньше, чем он выдумал себе эту кличку. Они предсказали, что в офис полковника Брекинриджа доставят письмо с требованием заплатить выкуп. Они предсказали даже то, что тело ребенка найдут в Саурлендских горах.
– О Господи! И Изидор Фиш был одним из их прихожан. И Вайолет Шарп? И Уэйтли?
Я кивнул. Положил руку ей на плечо.
– Мы должны найти этих мошенников, Эвелин. Сегодня же.
Нам повезло: парень за стойкой в сапожной мастерской знал, куда перебазировалась церковь. Теперь она называлась Храмом божественной силы.
– Она находится на 114-й стрит, – сказал парень. – Возле пролива «Ист Ривер».
– Это далеко?
– Нет, что вы. Рядом. Пешком можно дойти.
Мы поехали на машине.
Глава 32
Храм божественной силы мы заметили издалека: на большом окне с ярко-синей рамой, на первом этаже одного из зданий большими белыми буквами было написано его название, а также время собрания прихожан: в 2-4-6-8-10 часов пополудни, с пятницы по воскресенье. За окном было вывешено объявление «Закрыто», ниже был указан номер телефона «для личных консультаций», а также имя «Его преподобие М. Д. Маринелли». Три ступеньки вели к такой же покрашенной в синий цвет двери с надписью белыми буквами «Вход». Храм занимал только половину этажа, в другой размещался небольшой магазин итальянской кулинарии.
За двумя мусорными ящиками была лестница, ведущая к квартире в подвальном этаже; я спустился по ней, постучался в дверь, но никто не ответил.
Я вернулся к Эвелин, оставшейся на тротуаре.
– Можно позвонить по этому номеру, – предложила она. – Можно спросить о них в этом продуктовом магазинчике.
– Может быть, они в церкви, хотя она и закрыта, – сказал я, пожав плечами, потом поднялся и постучался в узкую входную дверь церкви. Ответа не последовало. Изнутри доносился какой-то звук, напоминающий гудение мотора. Я приложил ухо к двери – внутри действительно происходило какое-то движение. Я попробовал еще раз и постучал так, что задребезжали стекла. Гудение мотора прекратилось.
Дверь приоткрылась.
– Да? – послышался женский голос.
Она по-прежнему была хорошенькой, только подбородок ее удвоился; глаза такие же карие с золотыми крапинками, с желтоватым оттенком лицо, полные чувственные губы, только не накрашенные сейчас помадой.
– Привет, Сара, – сказал я.
– Разве мы знакомы?
– Да. Одну минутку, – я спустился к Эвелин и сказал: – Видишь небольшое кафе через дорогу? Иди и выпей там чашечку «экспрессе».
– Но Нейт... Натан!
– Иди, я пойду в церковь один.
Рот Эвелин сжался в строгую тонкую полоску;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84