От смущения и досады леди Онор раскраснелась не меньше моего. Мне было неловко, что я вынудил ее на столь неприятный разговор.
– Но, откровенно говоря, есть люди, которым не суждено подняться высоко, и Марчмаунт из их числа, – дрогнувшим голосом заявила леди Онор. – Его амбиции не имеют под собой достаточных оснований. Он неоднократно заводил разговор о браке, и я всякий раз отвечала ему отказом. Однако он не оставляет своих притязаний. О, Марчмаунт слишком долго лелеял свои мечты, чтобы от них отказаться.
Леди Онор на мгновение склонила голову и исподлобья метнула на меня взгляд своих сверкающих глаз.
– Теперь вы знаете, о чем мы говорили столь взволнованно и оживленно. Но, уверяю вас, я ни словом не обмолвилась Уильяму, что заглядывала в бумаги. Я не настолько глупа. И он никогда не заводил со мной речь о греческом огне.
В лице леди Онор что-то дрогнуло, и она устремила взгляд во внутренний двор. Я смущенно заерзал на своем месте. Расстроив свою прекрасную собеседницу, я чувствовал себя последним мерзавцем; однако мне было необходимо задать ей еще один вопрос.
– Леди Онор, признаюсь, на вашем званом вечере мне удалось подслушать еще один разговор: между герцогом Норфолкским и Марчмаунтом. Насколько я понял, герцог говорил о некоей услуге, которую он жаждет получить от вас и которую вы не желаете ему оказать.
– Герцог Норфолкский скупает земли, мастер Шардлейк, – ответила леди Онор, не поворачивая головы. – Вскоре он будет самым крупным землевладельцем в королевстве. У семьи моей еще остались кое-какие имения. Герцог хочет заполучить значительную их часть и за это обещает способствовать продвижению моего юного родственника при дворе. Однако я посоветовала отцу Генри не уступать герцогу ни клочка земли, какие бы блага для Генри он не обещал взамен. Все жертвы окажутся напрасными. Этот мальчик отнюдь не предназначен восстановить былую славу нашего рода.
– Мне очень жаль, миледи, что по долгу службы я был вынужден столь бесцеремонно вторгнуться в вашу частную жизнь, – произнес я, глядя в напряженную спину женщины.
Она резко повернулась, и, к великому своему облегчению, я увидел, что на губах ее играет улыбка. То была несколько ироничная улыбка, и складочки в уголках рта выдавали возраст леди Онор, но в то же время придавали лицу особое очарование.
– Я верю в искренность ваших сожалений, – произнесла она. – И, признаюсь, вы истинный мастер своего дела. Немногие сумели бы выполнить подобную задачу с таким тактом и деликатностью. Поверьте, тому, кто дерзнул бы прибегнуть к угрозам, я никогда не рассказала бы того, что рассказала вам.
На мгновение леди Онор погрузилась в задумчивость, а потом подошла к столу, взяла с него Библию и протянула мне.
– Держите.
Растерявшись от неожиданности, я взял тяжелую книгу. Рука леди Онор лежала на кожаном переплете, и я невольно коснулся ее длинных пальцев. Взгляды наши встретились. Сейчас, когда лицо леди Онор было совсем близко от моего, я различил легкий золотистый пушок над ее верхней губой.
– Клянусь всемогущим Господом, – торжественно изрекла леди Онор, – что я ни с кем, кроме вас, и никогда не обсуждала содержание бумаг, в которых говорится о греческом огне.
– А герцог Норфолкский никогда не спрашивал вас о них?
– Клянусь, никогда, – ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Мастер Шардлейк, вы сообщите графу о том, что я добровольно и без всякого принуждения принесла клятву на Библии? – осведомилась она с глубоким вздохом.
– Непременно, – заверил я.
– Я понимаю, что ваш долг – быть предельно откровенным с графом, мастер Шардлейк. И все же я рассчитываю, что вы умолчите о… об интересе, который питает к моей особе Уильям Марчмаунт.
– Нет ни малейшей необходимости сообщать ему об этом, миледи. Я знаю, мы, законники, пользуемся репутацией сплетников. Но можете не сомневаться, я поставлю графа в известность лишь о том, что имеет прямое отношение к занимающему нас делу.
Улыбка леди Онор вновь стала искренней и дружелюбной. – Надеюсь, мы останемся друзьями, мастер Шардлейк?
– Это является моим величайшим желанием, миледи.
– Рада слышать это. Сегодня утром вы застали меня в скверном расположении духа. – Она кивнула в сторону золотой чаши. – Уильям прислал мне этот подарок, а вместе с ним – приглашение на медвежью травлю, которая состоится завтра. Уильям горит желанием насладиться этим зрелищем, и я чувствую себя обязанной принять приглашение.
Леди Онор немного помолчала и спросила:
– Возможно, вы тоже не откажетесь пойти? Уильям сказал, что я могу взять с собой всех, кого пожелаю.
– Вы и в самом деле хотите, чтобы я сопровождал вас, миледи? – осведомился я, почтительно склонив голову. – Несмотря на то что я столь настойчиво донимал вас расспросами?
– Да, я очень хочу, чтобы вы пошли со мной, мастер Шардлейк. Это будет наилучшим доказательством того, что мы не держим друг на друга зла, – заявила леди Онор, и во взгляде ее вновь вспыхнули игривые огоньки.
– Я почту за честь принять ваше приглашение, миледи.
– Превосходно. Тогда встретимся в полдень, у причала Трех Журавлей…
Леди Онор не договорила, ибо дверь распахнулась и в комнату вошел ее юный племянник. Покрасневшее лицо его было искажено обидой и злобой. Судя по нарядному пурпурному камзолу с прорезями, юноша совершал визиты. На голове его красовалась шапочка с павлиньим пером, которую он раздраженно сорвал и бросил на комод.
– Кузина Онор, – сердито пробурчал он, – прошу вас, никогда больше не посылайте меня к столь невежественным людям.
Тут он заметил меня и осекся.
– Прошу прощения, сэр. Я не хотел прерывать вашу беседу.
Леди Онор подошла к мальчику и погладила его по руке.
– Мы с мастером Шардлейком обсуждали некоторые деловые вопросы, Генри. Садитесь и успокойтесь. Хотите выпить вина?
Юноша неловко опустился на подушку напротив меня, и леди Онор подошла к буфету за вином. Сделав мне знак остаться, она пояснила:
– Сегодня утром Генри был с визитом в семействе мэра Холлиса. Я полагала, знакомство с дочерьми мэра будет для него полезно.
Она протянула племяннику бокал с вином и вновь опустилась в кресло.
– Я вижу, вам не слишком понравилось в гостях, Генри. Расскажите, что произошло?
– Дочери мэра грубы и скверно воспитаны, – заявил Генри, жадно отхлебнув вина. – Богом клянусь, иначе про них не скажешь.
– Дочери мэра скверно воспитаны? Господи, Генри, неужели они дурно обращались с вами?
– Мне так хотелось познакомиться с этими девицами, я столько слышал об их красоте и хороших манерах, – дрожащим голосом выпалил юноша. – И вот я их увидел, всех троих. Пока с нами была супруга мэра, все шло неплохо. Они расспрашивали меня о жизни в Линкольншире, о нашем имении, об охоте. А потом мистрис Холлис вышла по делу, и я остался с девицами наедине. И тогда…
Юноша уставился в пол, а рукой провел по лицу, словно желая убедиться во всех недостатках своей кожи.
– Как только супруга мэра оставила нас, девиц словно подменили, – пробормотал он. – Они стали смеяться надо мной… называли меня рябым… спрашивали, не болел ли я оспой. А одна из них сказала… сказала, что даже самая старая шлюха не захочет иметь со мной дела… – Голос юноши прервался от обиды. – Кузина Онор, я ненавижу Лондон! Я хочу вернуться в Линкольншир.
Генри вновь потупился, и длинные пряди жирных волос скрыли его лицо.
– Генри, – произнесла леди Онор слегка недовольным тоном, – не надо придавать преувеличенного значения пустякам. Юные девушки часто бывают излишне насмешливы. К этому следует привыкнуть.
– Я не желаю привыкать к издевательствам! – взорвался Генри. – Я из славного рода Вогенов, и, значит, со мной должны обращаться почтительно. Иного обращения я не потерплю!
– Да, привыкнуть к издевательствам невозможно, – заметил я.
– Прошу вас, Генри, идите наверх, в свою комнату, – со вздохом сказала леди Онор. – Потом я зайду к вам, и мы обо всем поговорим.
Юноша беспрекословно подчинился и, не удостоив меня даже взглядом, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Леди Онор откинулась на спинку кресла и печально улыбнулась.
– Вы сами видите, я не зря считаю, что у Генри не хватит твердости духа для того, чтобы пробить себе дорогу в Лондоне. Мы совершили ошибку, когда привезли его сюда. Но, так или иначе, он – наследник рода Вогенов. И он должен занять достойное положение. Бедный мальчик, – добавила она со вздохом.
– В этом возрасте мальчики особенно болезненно воспринимают обиды и насмешки. Я помню об этом по собственному опыту.
– Да, а девушки в этом возрасте особенно жестоки, – с улыбкой подхватила леди Онор. – Я тоже помню об этом по собственному опыту.
– Неужели вы когда-либо проявляли жестокость, миледи? В это невозможно поверить.
– Вам, без сомнения, известно, как воспитывают девочек в благородных семьях. Все их поведение расписано до мелочей. Ходить, сидеть, говорить, улыбаться – все следует делать в соответствии с особыми правилами.
На губах леди Онор мелькнула грустная улыбка.
– И от гнета этих незыблемых правил бедняжкам порой хочется отчаянно визжать. Но хорошее воспитание не позволяет им этого делать. И кто знает, какие жестокие мысли рождаются порой в хорошеньких, тщательно причесанных головках?
– Да, бесспорно, понять женщину может лишь другая женщина.
– Пожалуй, я все же отправлю Генри домой. У меня есть еще один племянник. Сейчас он слишком мал, но, возможно, через несколько лет…
Тут я вспомнил, что времени у меня в обрез, и поднялся.
– Простите, леди Онор, но я должен идти.
Общество леди Онор доставляло мне истинное удовольствие, и я был рад, что мои расспросы не уничтожили возникшей между нами взаимной симпатии. Мне очень хотелось укрепить эту симпатию, но продолжить увлекательную беседу я не мог. Следовало заглянуть к Гаю и обсудить с ним некоторые сведения, почерпнутые мною из исторических трактатов.
– Не буду вас задерживать, мастер Шардлейк. Пойду к Генри, попробую успокоить бедного мальчика. Надеюсь, вскоре мы с вами увидимся вновь, – сказала она, провожая меня к дверям.
– Я очень сожалею, если сегодняшний разговор доставил вам неприятные минуты, – произнес я напоследок. – Сожалею о том, что вынудил вас к тягостным признаниям. – Вы лишь выполняли свои обязанности и проявили при этом немало душевной тонкости, – возразила она, слегка коснувшись моей руки. – Поверьте, я это оценила.
Она внимательно посмотрела на меня.
– У вас утомленный вид, мастер Шардлейк. Несомненно, служба, которой вы занимаетесь, не отвечает вашим душевным качествам. Вы предназначены для иного, более благородного поприща. Подумайте об этом, Мэтью.
– У меня нет другого выбора, миледи.
– Возможно, вскоре выбор появится. – Леди Онор крепко сжала мою руку. – Что ж, до завтра. Помните, в полдень у причала Трех Журавлей.
Шагая к конюшне, я чувствовал, что сердце мое сладко тает от ласки леди Онор. Однако недоверчивые мысли, порождаемые трезвым рассудком, отравляли мое блаженство. Что, если леди решила пленить меня лишь для того, чтобы обеспечить себе поддержку и заступничество перед Кромвелем? Конечно, она поклялась на Библии. Но, возможно, мелькнувшие у меня подозрения справедливы и она не верит в бытие Божие? Тогда эта клятва для нее – не более чем пустой звук.
«А главное, – с горечью подумал я, – чем женщину столь выдающихся достоинств может привлечь горбатый судейский крючкотвор?»
ГЛАВА 28
Для того чтобы добраться до аптеки Гая, мне не потребовалось много времени. Однако, подъехав, я увидел, что все ставни на окнах дома закрыты. На дверях висела записка, нацарапанная острым почерком Гая. В ней говорилось, что аптека откроется только завтра. Я вспомнил, что примерно раз в месяц мой друг отправляется на ярмарку в Хартфордшир, дабы пополнить свой запас целебных трав и снадобий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104