Тень грустной улыбки пробежала по лицу Джозефа.
– Но когда я уходил, она крепко сжала мою руку. Я позабочусь об Элизабет, сэр. Но на некоторое время мне пришлось ее оставить, – добавил он. – Сейчас я нужен брату.
Я пристально поглядел на Джозефа. Признаюсь, этот простодушный малый частенько раздражал меня своей суетливостью и бесконечными сетованиями. И лишь теперь я понял, что заставило меня взяться за это кошмарное дело. Всем своим существом Джозеф излучал доброту, бесконечную доброту, на которую способны лишь немногие люди.
– Я должен идти к Эдвину, – сказал он. Констебль предупреждающе вскинул руку.
– Сейчас с ним беседует судья из магистратуры, сэр.
В голове у меня проплывали события последних дней.
– Кромвель! – воскликнул я. – Прошло уже несколько часов, как мы отправили ему письмо! Барак, неужели от Грея так и не поступило никаких вестей?
– Недавно мне передали записку от него, – ответил Барак. Он вытащил из кармана листок с печатью графа и протянул мне. Я пробежал глазами строки, выведенные аккуратным почерком Грея.
«Лорд Кромвель получил ваше письмо. Сегодня он намерен увидеться с королем и в случае необходимости непременно пошлет за вами. Он передает вам свою глубокую признательность».
– Значит, дело сделано, – вздохнул я, с облегчением откинувшись на спинку кресла. – Наконец мы с вами заслужили признательность графа, Барак.
Гай подошел ко мне, заглянул в глаза и попросил показать язык. Потом то же самое он проделал с Бараком.
– Ни вашему здоровью, Мэтью, ни здоровью Барака ничто не угрожает, – сказал он, закончив осмотр. – Но вам обоим надо отправиться домой и хорошенько выспаться. В течение нескольких дней вы будете ощущать слабость, и, возможно, у вас будут трястись руки.
– Я с удовольствием последую вашему совету, сэр, – заявил Барак. – Чертовски хочу спать.
– А теперь я должен вернуться в свою аптеку. Меня ждут больные.
Гай поклонился нам и двинулся к дверям. Как и всегда, наружность его – смуглое лицо, черные как вороново крыло волосы, тронутые сединой, длинное одеяние – производила необычное впечатление.
– Спасибо, верный друг, – с жаром произнес я. Гай махнул рукой, улыбнулся и вышел из комнаты.
– Выглядит этот старикан диковато, – изрек констебль. – Когда я пришел сюда и увидел его, у меня сразу возникло желание его арестовать.
Я оставил это замечание без ответа.
Дверь отворилась, и в комнату вошел высокий худощавый человек, в котором я узнал судью Пэрслоя. Обыкновенно этот джентльмен сиял от сознания собственной важности, но сегодня у него был мрачный и сосредоточенный вид. Он поклонился и повернулся к Джозефу.
– Мастер Уэнтворт, я думаю, вам лучше пойти к брату.
– Я как раз собирался это сделать, сэр! – сказал Джозеф, вскакивая со своего места. – Эдвин спрашивал обо мне?
– Нет, – ответил Пэрслой после некоторого колебания. – Но сейчас его не следует оставлять одного.
Он перевел взгляд на меня.
– Рад видеть, что вы пришли в себя, мастер Шардлейк. Явившись в этот дом по зову констебля, я застал здесь ужасающее зрелище.
– Могу себе представить. Вы допросили сэра Эдвина?
– Да. Он утверждает, что ничего не знал о злодеяниях своих близких. Полагаю, он говорит правду. Человек, убитый горем, вряд ли станет кривить душой.
Пэрслой задумчиво покачал головой.
– Все-таки странно, что мать его вступила в сговор со слугой.
– Нидлер был не просто дворецким, он был ее глазами. Так она сама говорила. Без него она не могла обойтись.
– Посмотрите, что мы нашли в винном погребе. Пэрслой протянул мне небольшой стеклянный пузырек.
– Ваш друг аптекарь сказал мне, что это чрезвычайно крепкий настой белладонны.
Я невольно вздрогнул и, повертев бутылочку в руках, вернул ее судье.
– Вы в состоянии завтра явиться в суд, сэр? – спросил он. – Элизабет Уэнтворт предстанет перед судьей Форбайзером. Ваше свидетельство, несомненно, будет способствовать ее оправданию. – Я приду во что бы то ни стало. Как вы думаете, на этот раз Элизабет расскажет обо всем?
– Уверен, она больше не будет запираться.
– Я тоже так думаю, – заметил я, искоса взглянув на Барака. – Теперь, когда все обстоятельства дела известны, она наверняка сама поймет, что принимать венец мученицы совершенно ни к чему.
Я повернулся к Джозефу.
– Вы придете завтра в суд? Элизабет непременно оправдают и вверят вашему попечению.
– Да, да, конечно, я буду там, – с готовностью закивал Джозеф. – Сэр, я бесконечно благодарен вам. Вы так много для нас сделали.
Выйдя вслед за ним в холл, я увидел, что дверь в расположенную напротив комнату, изысканно обставленную спальню, распахнута настежь. На кровати неподвижно, точно каменное изваяние, сидел сэр Эдвин. Одутловатое лицо его покрывала мертвенная бледность. Джозеф приблизился к брату, и тот скользнул по нему невидящим взглядом. Опустившись на постель, Джозеф попытался взять брата за руку, но сэр Эдвин отдернул ее.
– Эдвин, это же я, твой брат, – мягко произнес Джозеф. – Я не оставлю тебя в беде. Я хочу тебе помочь.
Он вновь взял брата за руку, и на этот раз сэр Эдвин не стал сопротивляться.
– Идем, – сказал я, повернувшись к Бараку, и двинулся вниз по лестнице.
Мы вернулись домой. Хотя голова у меня слегка кружилась и мне постоянно приходилось откладывать перо, я приготовил письменные показания для Форбайзера и заставил Барака сделать то же самое. Перечитывая его свидетельство, я поразился тому, как красиво и грамотно он пишет. Несомненно, годы, проведенные в монастырской школе, не прошли для него даром. К тому же, составляя отчеты для Кромвеля, Барак имел возможность совершенствовать свой почерк. Закончив с делами, мы поужинали и разошлись по своим комнатам. Едва добравшись до кровати, я, как и минувшей ночью, заснул мертвым сном.
На следующее утро вестей от Кромвеля вновь не последовало. Меж тем это было десятое июня, решающий день, которого мы все ожидали с замиранием сердца. Позавтракав, я выглянул из окна. Небо застилали тучи, в воздухе стояла легкая туманная дымка. Сегодня мы должны были показать королю, как действует греческий огонь. В такое серое ненастное утро зрелище было бы особенно впечатляющим.
– Нам пора, – заметил Барак. – Как вы себя чувствуете?
– Учитывая все, что мне пришлось перенести в последнее время, неплохо. Некоторая слабость и сухость во рту – вот и все, что меня беспокоит.
Я поднялся на ноги.
– Идем. Сегодня мы никак не должны опаздывать.
В Олд-Бейли все уже было готово к заседанию. Пэрслой, констебль и трое испуганных слуг семейства Уэнтворт ожидали во внутреннем зале. Пэрслой держал в руках несколько листков с письменными показаниями, которые протянул мне. Рядом с ним стоял Джозеф, по-прежнему бледный, однако пытавшийся сохранять хладнокровие. Для него случившееся воистину стало пирровой победой.
– Вы готовы дать показания, Джозеф? – спросил я, положив руку ему на плечо.
– Готов. Эдвин не смог прийти, он в ужасающем состоянии.
– Понимаю. В его присутствии нет необходимости, ведь он не является прямым свидетелем.
– Я провел около него всю ночь. Надеюсь, Эдвин меня простит. Кроме меня, на всем белом свете у него не осталось ни единого близкого человека.
– Уверен, вы сумеете поддержать брата, Джозеф.
– Может быть, я смогу уговорить его перебраться на ферму. Сразу после суда я вернусь туда вместе с Элизабет. Для них обоих это место связано с приятными воспоминаниями.
– Да. И, думаю, им обоим сейчас лучше покинуть Лондон. Сочинители памфлетов, чума их забери, наверняка обо всем пронюхают. И уж конечно, разнесут новости по всему городу.
Я повернулся к Пэрслою.
– Дело будет слушаться в открытом заседании, наряду с прочими?
– Нет, – покачал он головой. – Я уже говорил с судьей. Так как исход дела очевиден, оно будет слушаться в его кабинете.
– Оно и к лучшему, – заметил я. – Кстати, за нами уже идет клерк Форбайзера.
К нам торопливо приближался маленький пухлый помощник судьи. Мне припомнился день, когда он сообщил мне, что судья изменил свое решение и Элизабет дарована отсрочка. Это случилось за несколько минут перед тем, как в жизнь мою ворвался Барак.
Все мы: Пэрслой, Джозеф и Барак – последовали за клерком в кабинет Форбайзера. Судья, облаченный в пурпурную мантию, восседал за столом, на котором были аккуратно разложены бумаги. Он скользнул по нам холодным неприязненным взглядом, на мгновение задержавшись на лице Барака, потом подался вперед и сцепил пальцы.
– Показания, – бросил он.
Я протянул ему стопку исписанных листов. Форбайзер принялся читать их. Лицо его сохраняло непроницаемое выражение, лишь брови хмурились. Порой он возвращался к прочитанному, словно сопоставляя факты. Я прекрасно понимал, что все это – не более чем представление. Пэрслой уже ввел Форбайзера в курс дела, и тот сознавал, что Элизабет придется отпустить. Наконец он закончил чтение, тщательно сложил листки и пробурчал:
– Итак, девица Уэнтворт не виновна в убийстве.
– Да, – ответил я.
– Тем не менее она заслуживает кары, – ледяным тоном изрек судья. – Во время первого слушания дела она отказалась дать показания, не пожелав способствовать торжеству справедливости.
Судья погладил свою седую окладистую бороду.
– За столь вопиющее неуважение к суду мне следовало бы присудить ее к пребыванию в Яме в течение нескольких месяцев.
Бросив взгляд на Джозефа, я увидал, что тот побледнел еще сильнее. Несомненно, судья проявил неоправданную жестокость, стремясь отомстить всем нам за грубость Барака.
– Но я решил проявить снисходительность и отпустить девицу Уэнтворт. По крайней мере до того дня, когда члены ее семьи предстанут перед судом. Тогда ей придется дать показания.
– Благодарю вас, ваша честь, – с чувством произнес я.
Форбайзер извлек из кипы какую-то бумагу. То был заранее приготовленный приказ об освобождении Элизабет. Искривив губы в пренебрежительной гримасе, судья поставил на нем свою подпись и через стол протянул мне.
– Возьмите, брат Шардлейк.
Я попытался взять приказ, однако судья прижал его к столу двумя пальцами. Встретившись с ним взглядом, я увидал, что в глазах его полыхает холодная ненависть. – Больше не попадайтесь на моем пути, брат, – вполголоса процедил Форбайзер. – Иначе, клянусь, я превращу вашу жизнь в ад. И никакие могущественные покровители вам не помогут.
С этими словами Форбайзер отпустил приказ, я схватил бумагу, молча поклонился и вышел.
Оказавшись за дверями кабинета, Пэрслой осуждающе покачал головой.
– Все-таки старик Форбайзер вел себя странно, – заметил он. – Можно подумать, он расстроен тем, что справедливость восторжествовала и невиновная девушка избежала виселицы.
– Старому олуху не слишком по нраву, когда его вынуждают изменять свои решения, – усмехнулся Барак, опускаясь на скамью.
Выглядел он неважно и, как видно, чувствовал себя не лучшим образом. Я тоже ощутил приступ слабости и уселся рядом с ним.
– Что значит – вынуждают? – нахмурился Пэрслой, пристально глядя на нас. – И что имел в виду Форбайзер, когда говорил о ваших могущественных покровителях, мастер Шардлейк?
– Кто его знает, – поспешно ответил я. – Мастер Пэрслой, я чрезвычайно признателен вам за помощь. Не смею больше вас задерживать.
Пэрслой поклонился и направился к выходу. Я бросил недовольный взгляд на Барака.
– Ваш длинный язык едва не навлек на нас новые неприятности. Пэрслой болтлив, как старая баба. Если он только узнает, что казнь Элизабет была отсрочена по приказу Кромвеля, завтра эта история попадет в сотню памфлетов. Тогда, можете не сомневаться, Форбайзер выполнит свое обещание и превратит мою жизнь в ад. Впрочем, думаю, он выполнит его в любом случае, – угрюмо добавил я.
– Не моя вина в том, что все законники – завзятые сплетники и болтуны, – пробурчал Барак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104