— сказал я себе.
Я решительно закрыл дверь и вернулся на кухню к Лили. Она могла изъясняться только глазами, и они говорили мне что-то очень неласковое.
Я схватил ее в охапку и понес в спальню. Потом разобрал постель, сунул девку под одеяло и улегся рядом. Получилось гораздо уютнее, чем если бы я спал "дома", в Фонтенбло.
Исходившее от нее тепло вскоре начало действовать мне на спинной мозг. Полежав еще немного, я сел и развязал ей ноги.
— Извини, — сказал я, — мне нужно принять снотворное. Я, похоже, не ошибся, когда предположил, что она из другого племени. Делая ей легкую внутреннюю протирку, я догадывался, что для нее это двойное унижение, Но от таких мыслей мне становилось лишь смешно...
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что баба еще дрыхнет. Она крутилась и вертелась до самого рассвета, но к утру усталость и пережитые волнения взяли свое.
Я тихо встал и выскользнул в ванную. Умылся, энергично растерся полотенцем — и стал как новенький... Прежде чем исчезнуть, я заглянул в комнату старухи. Она, в отличие от дочки, не спала... Ее гляделки были широко открыты, и она целилась ими в меня, как из двустволки, — хорошо, что патроны у нее были холостые! Иначе я мигом занял бы горизонтальное положение на добрый кусок вечности.
Я послал ей воздушный поцелуй, чтоб еще сильнее ее раздраконить: авось лопнет от бешенства. За себя я не боялся. Эти дамочки не расскажут о приключении, потому что в полиции могут пристать с неприятными вопросами, а Лили вряд ли хочется посвящать легавых в свои темные делишки. .
Погода стояла прекрасная; был полдень, и по столице разливался колокольный звон.
Я купил у газетчика маленький план Парижа и поискал на нем улицу Клуа, куда меня направила торговка
кайфом. Улица оказалась на противоположном склоне Монмартра. Я забрал свою машину и резво покатил туда. Там моему вниманию предлагалось несколько питейных заведений подряд. Я приткнул свой броневик за поворотом, вошел в первую попавшуюся пивнушку и сразу понял, что там обычно собирается шпана. Бармен, казалось, родился с двумя пистолетами у пояса и кинжалом в зубах, За столами, отделанными под мрамор, играли в покер. Когда я вошел, в заведении поднялся шумок, потом наступила гробовая тишина. Мой бородка делала меня похожим на претенциозного интеллигента... Я решил нарушить молчание мерным,
— Привет, — сказал я бармену. — Пьеро-Альпий-ца тут, случайно, нет?
Он покачал головой:
— Не знаю такого.
— Ну, пузатый такой, прическа ежиком, ходит в ярких рубашках...
Он продолжал качать башкой: то ли действительно не знал, то ли не хотел говорить.
Я выцедил стаканчик белого "виши" и двинулся к выходу.
В следующей пивнухе мне понравилось гораздо больше, потому что там он и сидел, этот Пьеро. Чтобы узнать его, не надо было сверяться по портрету: он бросался в глаза, как запущенный конъюнктивит.
Я проглотил еще один стаканчик "виши" и начал ловко пробираться к его столику. Он резался в карты с маленьким бледным дохляком, который или приехал прямо из санатория, или должен был вот-вот туда отправиться.
Я посмотрел на Пьеро. Рожа у него была широченная и довольно добродушная, разве что глаза слегка бегали по сторонам.
Наконец он поднял свое спокойное кабанье рыло и недоверчиво меня оглядел.
— Чем могу служить? — вежливо спросил он.
— Я от Лили из "Кокоса". Он едва заметно напрягся.
— Не знаю такой.
— Ну что ж, если не знаете, значит вы — не Пьеро-Альпиец: я, наверное, ошибся.
Он положил свои картонки, встал и сказал своему партнеру:
— Одну минутку.
Дохляк явно не обрадовался моему появлению: ему, видимо, везло, и он боялся, что удача уйдет.
- Что вам, собственно, от меня нужно? — повернулся ко мне Пьеро.
— Меня к вам прислала Лили. У меня важные новости.
— Ну, выкладывайте...
— А вам не кажется, что здесь для этого не слишком подходящее место? Лучше бы нам поговорить тет-а-тет...
Он поколебался, но, видя мою серьезность, продолжал:
— Кто вы такой?
- Приятель Лили. Приятель, но не коллега, если вы об этом спрашиваете.
— Однако я вас, кажется, где-то видел...
— Все может быть. Мир тесен.
— Итак, что там случилось?
— Корабль дал течь... У Лили неприятности, и она попросила меня сказать вам кое-что, о чем вы и сами, наверное, уже догадываетесь...
— Хорошо. Куда пойдем?
Этот вопрос меня обескуражил. Я не знал, куда вести этого бегемота, поскольку не собирался затевать с ним долгие душеспасительные беседы. Для предстоявшего разговора скорее подошла бы не исповедальня, а боксерский ринг.
— У меня машина,— сказал я.— Может, заедем в какой-нибудь спокойный переулок?
Пьеро согласился.
— Буду через пятнадцать минут!— объявил он своему партнеру. "Однако, ты оптимист",— подумал я.
Мы залезли в "рено", и я дал по газам. Мы проехали по крайним бульварам, проскочили под железнодорожным мостом и выбрались на длинную улицу, идущую вдоль насыпи и огражденную с левой стороны забором из шпал.
Место безлюдное, даже какое-то безжизненное... Ни дать ни взять — кадр из трагического фильма.
Я остановился. Настало время действовать. Однако этот Альпиец не. позволит помыкать собой, как старая безропотная кляча. Чтобы его усмирить, нужно оружие, а у меня его. нет. Драка в машине ничего не даст и, более того, может дороже обойтись мне самому...
Это толкнуло меня на хитрость. Я решил рискнуть всем сразу, испытав на нем этакое психологическое оружие.
— Вот что, парень: ты не ошибся, когда говорил, что где-то меня видел. Ну-ка, представь меня на минутку без бороды...
Мое "тыканье" его не слишком задело. Он посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
— Да вроде как,— пробормотал он,— в газетах про тебя писали...
— Было дело,..
Вдруг он подскочил и воскликнул:
— Мать честная! Так ты же...
— Да.
— Капут?
— Он самый...
На его физиономии нарисовалась растерянность.
— Да уж: ты, похоже, один стоишь целой эпидемии холеры. Сколько народу угробил!
Он вдруг будто весь вспотел... Он начал строить мне кривые улыбочки и дергаться на сиденье, как червяк на солнце.
— Так вот,— сказал я.— Я неплохо знаком с Лили. Я знаю, что это ты сгружаешь ей порошок. Дело в том, что мне нужно загнать очень приличную партию "снежка".
Жадность вспыхнула в его глазах, как Большие Бульвары с наступлением вечерних сумерек.
— Серьезно?
— Да. Только что привез из Италии. Раскрутил одного миланца на пятнадцать кило. Смог провезти и спрятать. Только, сам понимаешь, по пять граммов я распихивать не собираюсь. Я знаю, что всем этим заправляет Кармони. К нему-то мне и надо. Только к этому дьяволу просто так не подберешься. Легче попасть на аудиенцию к самому папе, чем к нему...
Я посмотрел на Пьеро.
— Вот ты мне, парень, и поможешь. Он покачал головой:
— Да чем я тебе помогу? Я всего-навсего простое звено в цепи...
— Не ври.
— Клянусь тебе, Капут, это правда... Ты ведь знаешь: этот тип самому себе не доверяет! Я получаю товар от второго лица, второе — от третьего, и так далее...
— Ладно, тогда начнем по порядку. От кого получаешь ты?
Он внимательно посмотрел на меня.
— Послушай, Капут, я знаю твою репутацию, знаю, что ты в мокрых делах большой талант, поэтому обманывать тебя не собираюсь. И все же мой тебе совет: брось!
— Что?
— Кармони отлично организован. У него есть свои "пропускные пункты". Ладно, допустим, я выложу тебе имя своего поставщика, допустим, он назовет своего, но рано или поздно ты все равно наткнешься на пропускной фильтр: Кармони ведь не пацан... Это было бы слишком просто.
— И все же я попробую подобраться к нему поближе, а тогда уж как-нибудь заменю свои батарейки...
— Да неужели ты надеешься... Я сделал самое суровое лицо, какое только мог.
— Итак, Пьеро, имя! Он отвел глаза.
— Не могу я, парень, со мной же моментально что-нибудь случится! У Кармони везде свои люди.. Те, кто считает себя умнее его, сразу начинают наступать на арбузные корки...
— Но ты все же скажи, Пьеро,
— Нет. Нет, не могу.
Я схватил его за галстук. Он оказался из красного шелка, весь в пятнах и с нарисованной от руки лошадиной головой. Лошади, казалось, было очень досадно присутствовать при этой сцене.
Я потянул на себя. Пьеро либо уродился трусом, либо отчаянно боялся меня.
— Погоди!— прохрипел он.— Отпусти, это же несправедливо: я с тобой поехал, все тебе объяснил, а ты...
Дальше он продолжать не смог: я так сдавил ему глотку, что воздух перестал входить и выходить... Наконец я разжал руку, и он вдохнул большую порцию кислорода.
— Ты скажешь или нет, жирный кабан? Он разевал рот, как рыба на берегу.
— Это несправедливо, — повторил он.
— Говори, или зубы проглотишь!
Он молчал. Я ударил его головой в морду. Его толстые губищи потрескались, и на лошадиную голову потекла кровь.
— Ты еще не знаешь, на что я способен!
— Послушай...
— Я и так слушаю... И не надо принимать меня за придурка, не то начнешь собирать в брюхе металлолом!
Вдруг он резко вывернулся и врезал мне коленом в живот. Его рука к этому времени уже открыла дверцу, и через мгновение он уже бежал прочь вдоль насыпи.
Я выругался и, превозмогая боль, бросился за ним.
С виду он казался неповоротливым, но бежал, как страус. Однако я был все же попроворнее и настигал его с каждым прыжком. Он, видимо, прикинул, что до моста добежать уже не успеет и что ему лучше пересечь железную дорогу — там, по другую сторону насыпи, люди... И вот, собрав все силы, он полез на насыпь.
Я прыгнул вперед и успел схватить его за ногу как раз в тот момент, когда он уже увидел противоположную сторону. Он начал бешено лягаться; мне казалось, что я попал на родео и пытаюсь объездить дикого жеребца. Один раз ему удалось вырваться, но я тут же прыгнул на него снова.
В конце концов я успокоил его новым ударом головы. Мои руки будто сами по себе вцепились сзади в его шею. Он опрокинулся на спину, и я узрел его широкую рожу в перевернутом виде. Его противные выпученные глаза стали белыми, потом красными. Он все еще брыкался, но уже не так сильно.
— Некрасиво, Пьеро, убегать от друзей. Я с тобой по-хорошему, а ты, такой здоровила, вдруг удираешь, как девчонка...
Наконец я отпустил его.
— Ну, рожай скорее, я спешу: как зовут твоего поставщика?
Его затрясло в беззвучном утвердительном ответе.
— Я скажу, скажу... — пропыхтел он.
Я посмотрел вдаль и увидел . приближающийся товарный поезд.
— Ну, скорей!
— Это Жерар, хозяин бара "Мелодик" на улице Фальгиер...
— Не врешь?
— Клянусь!
— Да чего стоят клятвы таких, как ты?
Поезд подходил все ближе. Я схватил Пьеро за его жесткие волосы и хорошенько тюкнул затылком о блестящий рельс. Он застонал. Я повторил процедуру еще раз — и он отключился.
Я со всех ног сбежал по насыпи к машине. Поезд прошел, не замедляя ход. Значит, машинист ничего не заметил. И значит, моему приятелю Пьеро по кличке Альпиец уже сделало из его цветной рубашки широкое декольте...
Я решил, что так будет лучше. Он знал, кто я такой, а реклама была мне ни к чему.
Признаться, в тот момент мне захотелось послать все к чертям. Случай с Пьеро вызвал у меня что-то вроде
депрессивной реакции. Я словно увидел спой усеянный трупами жизненный путь, и у меня закружилась голова,
Моя жизнь напоминала это железнодорожное полотно, чьи параллельные рельсы, казалось, сходились в неизвестной и кровавой бесконечности. На рельсы моей судьбы должно было лечь еще немало мертвецов. Но трупов я не боялся — ни теперешних, ни будущих. Они казались мне всего лишь беспокойными соседями, товарищами по несчастью...
Я ехал к Монпарнсу. Что мне еще оставалось делать?
Улица Фальгиер имела провинциальный, домашний вид. Я остановил машину за мебельным грузовиком и решительным шагом вошел в "Мелодик". Внутри ие было ни букашки. Висевшие над стойкой часы показывали час дня. Я поежился, подумав о том, что еще шестьдесят минут назад мы с Пьеро были не знакомы, а теперь он уже лежит на рельсах, разрезанный пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65