Я вытер лоб рукавом. Черт побери, неужели я боюсь? Эта дурацкая история с банкой масла донимала меня все сильнее и сильнее. Действительно, если мы,
сами того не подозревая, сыграли в Мальчика-с-паль-чик, загребалы не заставят себя ждать...
Я глотнул рома, но он будто не дошел до желудка: горло сжимал страх. Лезвие ножа, сильно притупившееся о металлическую прослойку первого колеса, никак не хотело резать второе. Я еще не успел проткнуть его, когда услышал, как Сказка бежит вниз по изъеденной червями деревянной лестнице.
Она ворвалась в комнату, красная и взбудораженная.
Я выпустил из рук колесо.
— Скорей! Скорей! — выдохнула она. —Они уже тут!
— Что?
— На берегу стоят три полицейских фургона... Полно жандармов, каски на солнце блестят... Они окружают поместье!
Она не произносила, а будто выплевывала слова. От ее знаменитого спокойствия не осталось и следа: ее трясло от страха. Но вместо того чтобы передаться мне, ее мандраж вылечил меня от моего собственного. В таких случаях я всегда обретал свой "самоконтроль"...
— Ладно, смываемся, только без паники!
— Да как же нам смываться?! Говорю тебе, их везде полно!
— Слушай, перестань скулить и делай, как я. Прорвемся...
Она замолчала.
Я бросил отчаянный взгляд на два оставшихся колеса. Раскурочивать их было уже некогда. Мое состояние, заработанное таким жестоким, таким безжалостным путем, разваливалось на огромные куски и таяло на глазах. Три четверти я уже потерял. Однако собственная шкура была дороже...
Я торопливо распихал по карманам доллары из первого колеса; карманы живописно оттопырились.
Затем я осмотрел револьвер Анджело. В барабане осталось всего три патрона. Попробуйте выдержать осаду с тремя патронами...
— Пошли. Полезем через заднее окно. Она молча устремилась за мной.
Мы открыли ставни в одной из дальних комнат; я прислушался, но услышал лишь тополиную песню ветра.
— Прыгай, Сказка!
Она влезла на подоконник и спрыгнула прямо в росшую у стены крапиву. Ей, видно, было так страш-
но, что она даже не почувствовала ожога от прикосновения этих поганых кустиков.
Я прыгнул вслед за ней. От толчка у меня страшно закололо в боку. Я зажал бок рукой, а когда отнял руку, она была липкой от крови: рана открылась вновь. Дело было дрянь.
Согнувшись пополам, мы понеслись в глубь сада, в направлении реки. Это бегство угнетало меня: оно совершенно не отвечало моему характеру. Мне бы сейчас пулемет, я бы такое устроил этим гадам, из-за которых мне пришлось бросить свои миллионы...
Но я все бежал к забору, окружавшему поместье, и не хотел до него добегать, потому что у этого забора мне, похоже, оставалось только одно: поднять повыше клешни, услышав соответствующий приказ, и приготовить для фотографов свою улыбку номер один.
Мы с горем пополам продрались сквозь колючие кусты к ограде. Каменный забор уже наполовину рассыпался, и в нем были широкие бреши, сквозь которые в сад, наверное, лазили пацаны и влюбленные парочки.
Я высунул голову в один из этих проемов и несмело посмотрел по сторонам. Всего в пяти метрах от забора протекала река. На нашем берегу громоздился прогнивший причал, к которому когда-то пришвартовывали рыбацкие лодки.
Полицейских видно не было. Они, как и полагается, первым делом подбирались к фасаду и боковым стенам дома. Я посмотрел на Сказку.
— Ты плавать умеешь?
— Да...
Водичка, конечно, обещала быть прохладной... Дул хлесткий ветерок, не вызывавший ни малейшего желания нырять в ледяную реку.
Я положил Сказке руку на затылок.
— Слушай, девочка, дело наше плохо. Если хочешь, останься и сдавайся. Можешь все валить на меня: я уже так далеко зашел, что это ничего не изменит. С твоей улыбкой и твоим простодушным лицом ты наверняка отделаешься двумя-тремя годами тюрьмы...
Она покачала головой.
— Я пойду с тобой хоть на дно, Капут!
— Тогда вперед, малыш. Но прежде чем мы начнем геройствовать, я хочу сказать, что ты — единственная настоящая женщина во всей моей сволочной жизни...
Я вылез из проема. Берег был мягким, затоптанная рыбаками трава — страшно скользкой; когда я пытался поддержать Сказку, у меня разъехались ноги, и я звучно шлепнулся на землю.
На углу сада, в сотне метров от нас, показался полицейский в черном шлеме.
— Стой! — крикнул он, увидев меня. Рефлексы у этого козла оказались никудышними:
за спиной у него висел карабин, но от неожиданности он даже не подумал взять его навскидку.
— Быстрей! Быстрей! — зашептал я Сказке.
Она поняла и, мужественно задрав юбку, сиганула со старого причала. Я прыгнул за ней в тот момент, когда легаш отчаянно дунул в свисток, скликая товарищей.
Сказка быстрыми размашистыми гребками приближалась к середине реки. Я шлепал за ней, то и дело оглядываясь назад. Берег пестрел полицейскими мундирами. Мои руки и ноги были точно свинцовые, пачки намокших купюр раздували карманы и мешали двигаться...
Я при всем желании не мог плыть быстрее, и это повергало меня в панику
Позади нас чей-то голос закричал:
— Да стреляйте же, чтоб вас!.. Стреляйте, бараны!!!
И началось. Вокруг меня на воде появилось множество фонтанчиков, как при сильном ливне. Я каждую секунду ожидал, что кому-то из легавых посчастливится попасть в цель. Тогда можно было сразу ставить в программе соревнований заключительную точку.
К счастью, ветер продолжал топорщить реку частыми волнами, и отражавшееся в них солнце мешало полицейским как следует прицелиться...
Я размышлял с невероятной быстротой; в голове проносились тысячи мыслей и картин. Во-первых, говорил я себе, у полицейских нет лодки. Они не предполагали, что мы уйдем по воде, За лодкой им нужно ехать в Овер, а за это время мы сто раз успеем переправиться через реку. Зато когда выйдем на берег, в нашем распоряжении будет всего несколько минут. Да и 'во — если допустить, что рядом не окажется местных героев, привлеченных стрельбой. Хотя это вряд ли: скорее всего, они давно уже попрята-лись у себя в норах. Деревенские рыболовы — это,
как правило, мирные и спокойные дедки, и подобная
эпидемия выстрелов должна.была их порядком перепугать...
Вдруг Сказка, уже почти достигшая противоположного берега, вскрикнула и исчезла под водой. Кровь взревела у меня в ушах. Сволочи! Прямо у меня на глазах., Я поплыл быстрее, увидел на поверхности воды розоватую пленку и нырнул. Сказка была на дне реки, ее медленно относило течением. Красивые застывшие черты ее лица были наполовину скрыты мокрыми прядями волос.
Я рванулся к ней, крепко обхватил ее за талию, оттолкнулся каблуками — и мы поднялись на поверхность.
Мне казалось, что всему настал конец и что мои последние отчаянные усилия уже никому не нужны. Я не знал, куда поразила ее эта проклятая пуля, но рана, видимо, была очень тяжелой, судя по тому, как быстро девушка пошла ко дну.
Я выбрался на берег... Я уже не обращал внимания на щелкающие вокруг пули. К великому счастью, теперь нас прикрывала полоса деревьев.
Я поднял Сказку на руки — и как сумасшедший побежал по свекловичному полю.
Перепрыгивая через ямы и спотыкаясь о комья земли, я смотрел на девушку и уже видел ее рану. Пуля прошла навылет через затылок, вроде бы не слишком глубоко. Я надеялся, что Сказку просто оглушило... Но сейчас было не время для тщательного осмотра.
Я рассчитывал, что после переправы через реку у меня будет запас времени в двадцать пять-тридцать минут Но я, похоже, слишком размечтался полицейские, как видно, решили рвануть на машинах к ближайшему мосту. До него было четыре или пять километров. Это расстояние, помноженное на два, они преодолеют по здешним разбитым дорогам примерно за четверть часа. Половину этого времени я уже истратил на переправу и на вылавливание Сказки из воды... У меня оставалось каких-нибудь несчастных пять минут. А я все еще ковылял по полю в мокрой, прилипшей к телу одежде, с бесчувственной девушкой на руках и под градом пуль, летящих с другого берега... В эту минуту я не сдавался только потому, что дух сопротивления был заложен во мне самой природой.
В отчаянии оглядевшись вокруг, я увидел какого-то крестьянина, стоявшего рядом с телегой навоза. Он смотрел на меня с таким глупым и ошарашенным видом, что я запросто мог бы убедить его в том, будто я воскресший святой.
Полицейские не могли разглядеть нас за деревьями; больше на горизонте никого не было. Я опустил Сказку на землю и достал свою пушку.
Это был здоровый, разъевшийся на деревенских харчах мужчина с грозными усищами и в надвинутой на брови фетровой шляпе.
Я подошел к нему с револьвером в руке.
— Подними руки!
Он, наверное, воевал на германском фронте, потому что подчинился с удивительным мастерством. Тогда Я попятился и с размаху врезал ему ногой в живот. Он тяжело рухнул па землю, словно дуб, сваленный последним ударом топора.
Я еще разок двинул его ботинком. Потом, не теряя ни секунды, стащил с него штаны и вельветовую куртку и наспех натянул их поверх своей одежды. Мои мокрые тряпки сильно стесняли движения; благо, штаны и куртка мужика были на меня велики. Еще никогда я не чувствовал с такой остротой, как быстро летит время. Завалить этого навозника и нацепить его шмотки заняло у меня около трех минут. Теперь счет шел на секунды...
Я надвинул на уши его шляпу, оттащил его, бесчувственного, в кусты.., Потом положил Сказку на телегу и принялся засыпать ее навозом, загребая его целыми охапками. Для ее раны это было вовсе не лучшим лекарством, совсем наоборот, но что поделаешь! Справившись с этим делом, я мимоходом подумал: что-то легавые запаздывают... Я схватил коняку за уздечку и крикнул "Но!" Однако эта скотина и не подумала пойти на взлет: видно, слушалась только хозяина.
"Ага, значит, ты у нас персональный транспорт, — подумал я. — Ну подожди, я тебя сделаю общественным"... Я достал из кармана вельветовой куртки перочинный ножик и ткнул им в лошадиную задницу. Кобыла, видимо, поняла, что "иди, детка, дам конфетку" — это не мой стиль, и двинулась вперед,
Я снова взял ее за уздечку и пошел рядом с телегой. К этому времени стрельба за. деревьями прекратилась. Зато впереди, на дороге, появился черный автомобиль. Мне опять пора было вступать в игру.
Я замахал рукой. Машина остановилась рядом с нами; в ней сидело четверо фараонов со злобными рожами. Их, похоже, злило все сразу: что они легавые, что все у них сегодня идет через пень-колоду и что высокое начальство уже готовит им за это суровую вздрючку.
Я поступал крайне рискованно; они могли меня узнать. Однако, если вдуматься — они гнались за двумя промокшими беглецами, и им было плевать на небритого селянина, везущего навоз.
"Только бы Сказка не подала голос!" — подумал я,
Старший из полицейский рявкнул такое "Ну?!", от которого упал бы в обморок батальон марокканских стрелков.
Я показал пальцем на рощицу посреди поля, в километре от нас.
— Они вона куда побегли...
Полицашки выскочили из машины, которая не могла проехать по полю, и рванули к роще.
Я заколебался. Спокойнее было бы продолжить путь на телеге... Только Сказку нельзя было долго держать под этой кучей навоза. К тому же тащиться по полю было еще полбеды, но в деревне местные сразу узнали бы эту лошадь.
Я подождал, пока легаши отойдут достаточно далеко. Потом стащил девушку с ее вонючего ложа... Ее ресницы едва заметно вздрагивали.
— Потерпи, любимая, все будет хорошо, — прошептал я.
Для таких слюнявых утешений момент был совершенно неподходящий, но я ведь действительно ее любил..,
Я заслонил машину телегой и буквально бросил Сказку на заднее сиденье. Потом отшвырнул прочь свою помятую шляпу и сел за руль. Двигатель завелся сразу, но передние, ведущие колеса, стоявшие на жирной земле, начали дьявольски буксовать...
Я попытался тронуться с места на второй передаче, "внатяжку", и машина наконец вылезла из грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65