Поэтому, когда вдруг заговорил Перси, его голос прозвучал в полной тишине.
– Кстати, продолжая тему насчет евреев. Я тут нашел любопытное фото в подвале, в одном из старых американских чемоданов, еще из Стэмфорда. (Стэмфорд, в штате Кентукки, был городом, где жила семья матери.) – Перси вынул из кармана рубашки старую выцветшую фотографию. – У меня есть прабабушка под именем Рут Гленкарри, правда?
– Да, – ответила мать, – она была матерью моей мамы. А что, мой дорогой, что ты там нашел?
Перси передал фотографию отцу, остальные сгрудились вокруг, чтобы лучше рассмотреть снимок.
Оксенфорды увидели улицу типичного американского города, может быть, даже Нью-Йорка, лет семьдесят назад. На переднем плане, мужчина, явно еврей, с черной бородой, одет в грубую рабочую одежду, на голове шляпа. Рядом ручная тележка, на ней что-то похожее на шлифовальный круг. Внизу отчетливая надпись: «Рубен Фишбейн – уличный точильщик». Около мужчины стоит девочка, на вид лет десяти, в поношенном летнем платьице и тяжелых башмаках.
– Что это такое, Перси? – строго спросил отец. – Кто эти несчастные?
– Переверни картинку.
Отец перевернул фотографию. На обратной стороне было написано: «Рути Гленкарри, урожденная Фишбейн, 10 лет».
Маргарет взглянула на отца. В его глазах застыли потрясение и ужас.
– Любопытно, мамин дедушка женился на дочери бродячего еврея, который точил ножи, но, говорят, в Америке на это не обращают внимания, – задумчиво произнес Перси.
– Нет, это невозможно! – начал отец, однако его голос прозвучал как-то неестественно, слабо, неуверенно. Маргарет догадалась, что отец полон сомнений и отнюдь не исключает подобного варианта. А Перси не умолкал:
– Так вот, еврейская кровь по женской линии, от матери моей бабки – получается, что я тоже еврей.
Отец совершенно побелел. Мать тщетно пытается что-то вспомнить, может, пытается восстановить в памяти генеалогическое дерево.
Перси решил нанести последний удар.
– Я очень надеюсь, что немцы не победят в этой войне. В противном случае, мне нельзя будет посещать кинотеатры для «чистых арийцев», а маме придется пришить желтые шестиконечные звезды на все свои платья.
Брат так складно излагал свою версию происхождения семьи, что в Маргарет проснулось подозрение. Внимательно разглядывая надпись, сделанную на обороте, она внезапно догадалась. Вот озорник, но какой мастер.
– Перси. Это же твой почерк.
– Нет, не мой!
Однако теперь уже все видели, что почерк его. Маргарет весело захохотала. Все ясно. Перси где-то раздобыл старую фотографию маленькой еврейской девочки и ловко придумал надпись, чтобы проучить отца. Папа тут же попался на удочку, да и неудивительно: для расиста просто кошмар обнаружить, что у тебя самого нечистая кровь. Ну и поделом ему.
– Чушь! – воскликнул отец, бросив фотографию на стол.
– Перси, ты все-таки хоть иногда думай... – сурово закончила мама.
Возможно, мальчику досталось бы гораздо больше, но в эту минуту дверь распахнулась и Бейтс, дворецкий, раздраженным голосом объявил:
– Госпожа, кушать подано.
Они покинули гостиную, прошли через холл, вошли в столовую. Маргарет знала все наперед. Сейчас подадут жареную говядину, как всегда по воскресеньям. А мама станет есть только салат, она воздерживается от горячей пищи, считая, что при сильном подогреве продукты теряют свои питательные свойства.
Отец прочел молитву, и они сели за стол. Бейтс подал для мамы копченую горбушу. По ее теории, копчености, консервы и маринованные продукты есть не возбраняется.
– В принципе, нам остается лишь одно, – продолжила разговор мать, накалывая на вилку кусочек рыбы. Она произнесла эти слова абсолютно непринужденно, как что-то само собой разумеющееся. – Мы должны уехать и пожить в Америке, пока эта глупая война не кончится.
За столом воцарилось молчание. Все осмысливали сказанное.
Придя в себя, Маргарет выпалила:
– Нет!
– Так, довольно. На сегодня хватит пустых ссор. Давайте хоть пообедаем в мире и согласии.
– Нет! – повторила Маргарет. Она была буквально вне себя от бешенства, с трудом могла говорить. – Вы... вы не можете, не имеете права, это же... – Ей хотелось ругаться последними словами, обвинить родителей в трусости и измене, бросить вызов, выразить свое презрение, но от волнения она почти задыхалась, поэтому смогла только крикнуть: – Это нечестно!
Даже двух коротких слон оказалось достаточно. Отец мгновенно отреагировал:
– Если ты не можешь сдержать свой язык, лучше оставь нас, выйди из-за стола.
Маргарет закрыла рот салфеткой, чтобы сдержать рыдания. Она отодвинула стул, встала и выбежала из комнаты.
Наверняка все не случайно, они уже несколько месяцев готовились к такому варианту.
После обеда Перси прошел в комнату Маргарет, рассказал ей детали. Дом наглухо закроют, на мебель наденут чехлы, слуг уволят. Имение оставят на управляющего, который будет собирать ренту. Деньги положат на специальный счет в банке, их просто нельзя послать в Америку из-за строгих правил по переводу валюты, действующих в военное время. Лошадей продадут, одеяла скрутят и пересыпят нафталином, серебро запрут подальше.
Элизабет, Маргарет и Перси возьмут с собой в дорогу только по одному чемодану, остальные вещи отправят малой скоростью морем. Папа уже купил билеты на клипер компании «Пан Ам», который вылетает в Штаты в среду.
Перси не находил себе места от возбуждения. Он уже пару раз летал на самолете, но тут клипер, совсем другое дело. Это огромный фешенебельный авиалайнер, сегодня же давно звонил бы в Военное министерство и требовал, чтобы ему поручили какое-нибудь ответственное дело. Сейчас у него буквально разрывается сердце.
– А кто подумает о моем сердце?
– Не сравнивай себя с ним. Молодая, вся жизнь впереди... А для него это крушение всех надежд.
– Я не виновата, что он фашист, – глухо заметила Маргарет.
Мать встала.
– Я думала, ты будешь добрее, – произнесла она тихо и вышла из комнаты.
Маргарет вздохнула. Мама красивая женщина, но странная и пассивная. Она родилась в богатой семье, с детства у нее был довольно сильный характер. Ее странности – результат того, что врожденная сильная натура, не получившая образования, не нашла достойного применения. Она могла бы многого добиться в жизни, но ей досталась лишь роль безропотной жены аристократа. И вот сильная по натуре женщина полностью зависит от мужа, вынуждена подчиняться во всем. Что делать в такой ситуации, если нельзя открыто перечить мужу? Один из способов, чтобы тебе совсем не сели на голову, – притворяться, что не понимаешь его, надеть маску пассивной женщины. Маргарет любила свою мать, нежно относилась к ее «странностям», по уже давно поняла, что сама она другая, и решила, что пойдет иной дорогой, несмотря на внешнее сходство. Если ей не дадут получить образование в стенах учебного заведения, она будет учиться самостоятельно. Лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за какого-нибудь мерзкого типа, который думает, что вправе помыкать тобой и относиться к тебе, как к прислуге. Впрочем, иногда ей так хотелось быть ближе к матери. Было бы так хорошо поверять ей свои мысли и чувства, получать поддержку и совет. Они смогли бы вместе самоутверждаться, противостоять так называемому «высшему свету», где их воспринимают просто как красивый орнамент, что-то вроде безделушек. Однако мать, видно, давно смирилась и теперь хотела того же безропотного послушания от дочери. Тут она просчиталась. Маргарет им не дастся ни за что. Но что ей делать?
Весь понедельник она не притрагивалась к еде. Есть не хотелось. Она только все время пила чай, пока слуги в спешке сновали по дому в преддверии скорого отъезда хозяев. Во вторник, когда мать наконец поняла, что Маргарет и не думает собираться, она приказала новой служанке, Дженкинс, упаковать чемодан дочери. Разумеется, Дженкинс даже не знала, что складывать, поэтому Маргарет пришлось ей помогать. Таким образом, в итоге матери все же удалось добиться своего, ей вообще частенько это удавалось.
Маргарет разговорилась с девушкой.
– Да, не повезло тебе, только неделю как приступила к работе, а уже лишаешься ее.
– Ничего, барышня, сейчас недостатка в работе не будет. Мой отец говорит, что во время войны нет безработицы.
– И что же ты станешь делать, пойдешь на фабрику?
– Нет, собираюсь поступить на военную службу. По радио передали, что вчера уже семнадцать тысяч женщин вступили в ряды Местной обороны. По всей стране в городах у муниципалитетов огромные очереди. Я видела фотографии в газетах.
– Счастливая, – произнесла Маргарет с грустью. – А я вот тоже буду стоять в очереди, но только у трапа самолета, вылетающего в Соединенные Штаты.
– Вы выполняете волю барона.
– Ладно. Скажи лучше, что твой отец говорит насчет твоего вступления в армию?
– Ничего. Я ему и рассказывать не буду, вступлю, и дело с концом.
– А что, если он придет и заберет тебя?
– Он не имеет такого права. Мне восемнадцать, сама могу отвечать за себя. В этом возрасте любое решение за мной, родители тут ни при чем.
– Ты уверена? – Маргарет раскрыла глаза от удивления.
– Конечно. Все это знают.
– Я не знала, честное слово.
Дженкинс вынесла ее чемодан в холл. Рано утром в среду они уедут. При виде выстроенных в ряд чемоданов Маргарет осознала, что ей, возможно, суждено просидеть всю войну в штате Кентукки, если она по-прежнему будет только страдать. Нет, несмотря на просьбу матери не поднимать шум, придется все-таки пойти на прямой разговор с отцом.
От этой мысли у нее опять задрожали руки. Она вернулась в свою комнату, чтобы успокоиться и как следует подготовиться к трудной беседе. Самое главное – сохранять спокойствие. Слезами от него ничего не добиться, криком – тем более, он только поиздевается над ней. Она должна занять разумную позицию – не девочки, а взрослого человека, способного отвечать за свои слова и поступки. Спорить тоже особо не стоит. Он лишь разозлится донельзя, а она испугается и не сможет довести разговор до конца.
Итак, с чего начать? Наверное, с того, что решается ее судьба. Ну и что? Ерунда. Он просто ответит, что как отец несет за нее ответственность, поэтому ему и решать.
А может, подойти и тихо спросить:
– Папа, я могу поговорить с тобой насчет поездки в Америку?
– Нечего обсуждать. Все решено. – Скорее всего, он ответит именно так.
Нет, нужно подойти тонко, чтобы он не мог сразу отказать. Например, вот так:
– Можно тебя спросить о чем-то? – Он будет вынужден ответить «да».
Ладно. А потом? Как подойти к главному, не вызвав у него приступа бешенства? Что, если спросить:
– Ты был в армии в прошлую войну, не так ли?
Она знала, что отец пробыл какое-то время во Франции. Затем она спросит:
– А мама? Она тоже помогала? – Ответ на этот вопрос Маргарет тоже знала. Во время войны мать вызвалась быть медсестрой. Она работала в клинике в Лондоне, выхаживала раненых американских офицеров. И только потом она скажет: – Вот видишь, вы оба служили своей Отчизне. Уверена, ты поймешь, почему сейчас я хочу поступить так же. – Определенно, здесь уже никто ничего не возразит, даже отец.
Если только он даст принципиальное согласие, о деталях можно будет договориться. До вступления в армию, а это вопрос дней, она могла бы пожить у родственников. В конце концов, ей девятнадцать. Многие девушки в ее возрасте уже шесть лет работают полный рабочий день. По закону она может выйти замуж, водить машину, ее даже можно посадить за решетку. Почему же она недостаточно взрослая, чтобы остаться одной в Англии?
Все. Вот так и надо построить разговор. Теперь потребуется лишь смелость. Отец наверняка сейчас в своем кабинете – заперся с управляющим, дает последние инструкции. Маргарет вышла из комнаты. В коридоре ей вдруг стало страшно, ноги просто подкашивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Кстати, продолжая тему насчет евреев. Я тут нашел любопытное фото в подвале, в одном из старых американских чемоданов, еще из Стэмфорда. (Стэмфорд, в штате Кентукки, был городом, где жила семья матери.) – Перси вынул из кармана рубашки старую выцветшую фотографию. – У меня есть прабабушка под именем Рут Гленкарри, правда?
– Да, – ответила мать, – она была матерью моей мамы. А что, мой дорогой, что ты там нашел?
Перси передал фотографию отцу, остальные сгрудились вокруг, чтобы лучше рассмотреть снимок.
Оксенфорды увидели улицу типичного американского города, может быть, даже Нью-Йорка, лет семьдесят назад. На переднем плане, мужчина, явно еврей, с черной бородой, одет в грубую рабочую одежду, на голове шляпа. Рядом ручная тележка, на ней что-то похожее на шлифовальный круг. Внизу отчетливая надпись: «Рубен Фишбейн – уличный точильщик». Около мужчины стоит девочка, на вид лет десяти, в поношенном летнем платьице и тяжелых башмаках.
– Что это такое, Перси? – строго спросил отец. – Кто эти несчастные?
– Переверни картинку.
Отец перевернул фотографию. На обратной стороне было написано: «Рути Гленкарри, урожденная Фишбейн, 10 лет».
Маргарет взглянула на отца. В его глазах застыли потрясение и ужас.
– Любопытно, мамин дедушка женился на дочери бродячего еврея, который точил ножи, но, говорят, в Америке на это не обращают внимания, – задумчиво произнес Перси.
– Нет, это невозможно! – начал отец, однако его голос прозвучал как-то неестественно, слабо, неуверенно. Маргарет догадалась, что отец полон сомнений и отнюдь не исключает подобного варианта. А Перси не умолкал:
– Так вот, еврейская кровь по женской линии, от матери моей бабки – получается, что я тоже еврей.
Отец совершенно побелел. Мать тщетно пытается что-то вспомнить, может, пытается восстановить в памяти генеалогическое дерево.
Перси решил нанести последний удар.
– Я очень надеюсь, что немцы не победят в этой войне. В противном случае, мне нельзя будет посещать кинотеатры для «чистых арийцев», а маме придется пришить желтые шестиконечные звезды на все свои платья.
Брат так складно излагал свою версию происхождения семьи, что в Маргарет проснулось подозрение. Внимательно разглядывая надпись, сделанную на обороте, она внезапно догадалась. Вот озорник, но какой мастер.
– Перси. Это же твой почерк.
– Нет, не мой!
Однако теперь уже все видели, что почерк его. Маргарет весело захохотала. Все ясно. Перси где-то раздобыл старую фотографию маленькой еврейской девочки и ловко придумал надпись, чтобы проучить отца. Папа тут же попался на удочку, да и неудивительно: для расиста просто кошмар обнаружить, что у тебя самого нечистая кровь. Ну и поделом ему.
– Чушь! – воскликнул отец, бросив фотографию на стол.
– Перси, ты все-таки хоть иногда думай... – сурово закончила мама.
Возможно, мальчику досталось бы гораздо больше, но в эту минуту дверь распахнулась и Бейтс, дворецкий, раздраженным голосом объявил:
– Госпожа, кушать подано.
Они покинули гостиную, прошли через холл, вошли в столовую. Маргарет знала все наперед. Сейчас подадут жареную говядину, как всегда по воскресеньям. А мама станет есть только салат, она воздерживается от горячей пищи, считая, что при сильном подогреве продукты теряют свои питательные свойства.
Отец прочел молитву, и они сели за стол. Бейтс подал для мамы копченую горбушу. По ее теории, копчености, консервы и маринованные продукты есть не возбраняется.
– В принципе, нам остается лишь одно, – продолжила разговор мать, накалывая на вилку кусочек рыбы. Она произнесла эти слова абсолютно непринужденно, как что-то само собой разумеющееся. – Мы должны уехать и пожить в Америке, пока эта глупая война не кончится.
За столом воцарилось молчание. Все осмысливали сказанное.
Придя в себя, Маргарет выпалила:
– Нет!
– Так, довольно. На сегодня хватит пустых ссор. Давайте хоть пообедаем в мире и согласии.
– Нет! – повторила Маргарет. Она была буквально вне себя от бешенства, с трудом могла говорить. – Вы... вы не можете, не имеете права, это же... – Ей хотелось ругаться последними словами, обвинить родителей в трусости и измене, бросить вызов, выразить свое презрение, но от волнения она почти задыхалась, поэтому смогла только крикнуть: – Это нечестно!
Даже двух коротких слон оказалось достаточно. Отец мгновенно отреагировал:
– Если ты не можешь сдержать свой язык, лучше оставь нас, выйди из-за стола.
Маргарет закрыла рот салфеткой, чтобы сдержать рыдания. Она отодвинула стул, встала и выбежала из комнаты.
Наверняка все не случайно, они уже несколько месяцев готовились к такому варианту.
После обеда Перси прошел в комнату Маргарет, рассказал ей детали. Дом наглухо закроют, на мебель наденут чехлы, слуг уволят. Имение оставят на управляющего, который будет собирать ренту. Деньги положат на специальный счет в банке, их просто нельзя послать в Америку из-за строгих правил по переводу валюты, действующих в военное время. Лошадей продадут, одеяла скрутят и пересыпят нафталином, серебро запрут подальше.
Элизабет, Маргарет и Перси возьмут с собой в дорогу только по одному чемодану, остальные вещи отправят малой скоростью морем. Папа уже купил билеты на клипер компании «Пан Ам», который вылетает в Штаты в среду.
Перси не находил себе места от возбуждения. Он уже пару раз летал на самолете, но тут клипер, совсем другое дело. Это огромный фешенебельный авиалайнер, сегодня же давно звонил бы в Военное министерство и требовал, чтобы ему поручили какое-нибудь ответственное дело. Сейчас у него буквально разрывается сердце.
– А кто подумает о моем сердце?
– Не сравнивай себя с ним. Молодая, вся жизнь впереди... А для него это крушение всех надежд.
– Я не виновата, что он фашист, – глухо заметила Маргарет.
Мать встала.
– Я думала, ты будешь добрее, – произнесла она тихо и вышла из комнаты.
Маргарет вздохнула. Мама красивая женщина, но странная и пассивная. Она родилась в богатой семье, с детства у нее был довольно сильный характер. Ее странности – результат того, что врожденная сильная натура, не получившая образования, не нашла достойного применения. Она могла бы многого добиться в жизни, но ей досталась лишь роль безропотной жены аристократа. И вот сильная по натуре женщина полностью зависит от мужа, вынуждена подчиняться во всем. Что делать в такой ситуации, если нельзя открыто перечить мужу? Один из способов, чтобы тебе совсем не сели на голову, – притворяться, что не понимаешь его, надеть маску пассивной женщины. Маргарет любила свою мать, нежно относилась к ее «странностям», по уже давно поняла, что сама она другая, и решила, что пойдет иной дорогой, несмотря на внешнее сходство. Если ей не дадут получить образование в стенах учебного заведения, она будет учиться самостоятельно. Лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за какого-нибудь мерзкого типа, который думает, что вправе помыкать тобой и относиться к тебе, как к прислуге. Впрочем, иногда ей так хотелось быть ближе к матери. Было бы так хорошо поверять ей свои мысли и чувства, получать поддержку и совет. Они смогли бы вместе самоутверждаться, противостоять так называемому «высшему свету», где их воспринимают просто как красивый орнамент, что-то вроде безделушек. Однако мать, видно, давно смирилась и теперь хотела того же безропотного послушания от дочери. Тут она просчиталась. Маргарет им не дастся ни за что. Но что ей делать?
Весь понедельник она не притрагивалась к еде. Есть не хотелось. Она только все время пила чай, пока слуги в спешке сновали по дому в преддверии скорого отъезда хозяев. Во вторник, когда мать наконец поняла, что Маргарет и не думает собираться, она приказала новой служанке, Дженкинс, упаковать чемодан дочери. Разумеется, Дженкинс даже не знала, что складывать, поэтому Маргарет пришлось ей помогать. Таким образом, в итоге матери все же удалось добиться своего, ей вообще частенько это удавалось.
Маргарет разговорилась с девушкой.
– Да, не повезло тебе, только неделю как приступила к работе, а уже лишаешься ее.
– Ничего, барышня, сейчас недостатка в работе не будет. Мой отец говорит, что во время войны нет безработицы.
– И что же ты станешь делать, пойдешь на фабрику?
– Нет, собираюсь поступить на военную службу. По радио передали, что вчера уже семнадцать тысяч женщин вступили в ряды Местной обороны. По всей стране в городах у муниципалитетов огромные очереди. Я видела фотографии в газетах.
– Счастливая, – произнесла Маргарет с грустью. – А я вот тоже буду стоять в очереди, но только у трапа самолета, вылетающего в Соединенные Штаты.
– Вы выполняете волю барона.
– Ладно. Скажи лучше, что твой отец говорит насчет твоего вступления в армию?
– Ничего. Я ему и рассказывать не буду, вступлю, и дело с концом.
– А что, если он придет и заберет тебя?
– Он не имеет такого права. Мне восемнадцать, сама могу отвечать за себя. В этом возрасте любое решение за мной, родители тут ни при чем.
– Ты уверена? – Маргарет раскрыла глаза от удивления.
– Конечно. Все это знают.
– Я не знала, честное слово.
Дженкинс вынесла ее чемодан в холл. Рано утром в среду они уедут. При виде выстроенных в ряд чемоданов Маргарет осознала, что ей, возможно, суждено просидеть всю войну в штате Кентукки, если она по-прежнему будет только страдать. Нет, несмотря на просьбу матери не поднимать шум, придется все-таки пойти на прямой разговор с отцом.
От этой мысли у нее опять задрожали руки. Она вернулась в свою комнату, чтобы успокоиться и как следует подготовиться к трудной беседе. Самое главное – сохранять спокойствие. Слезами от него ничего не добиться, криком – тем более, он только поиздевается над ней. Она должна занять разумную позицию – не девочки, а взрослого человека, способного отвечать за свои слова и поступки. Спорить тоже особо не стоит. Он лишь разозлится донельзя, а она испугается и не сможет довести разговор до конца.
Итак, с чего начать? Наверное, с того, что решается ее судьба. Ну и что? Ерунда. Он просто ответит, что как отец несет за нее ответственность, поэтому ему и решать.
А может, подойти и тихо спросить:
– Папа, я могу поговорить с тобой насчет поездки в Америку?
– Нечего обсуждать. Все решено. – Скорее всего, он ответит именно так.
Нет, нужно подойти тонко, чтобы он не мог сразу отказать. Например, вот так:
– Можно тебя спросить о чем-то? – Он будет вынужден ответить «да».
Ладно. А потом? Как подойти к главному, не вызвав у него приступа бешенства? Что, если спросить:
– Ты был в армии в прошлую войну, не так ли?
Она знала, что отец пробыл какое-то время во Франции. Затем она спросит:
– А мама? Она тоже помогала? – Ответ на этот вопрос Маргарет тоже знала. Во время войны мать вызвалась быть медсестрой. Она работала в клинике в Лондоне, выхаживала раненых американских офицеров. И только потом она скажет: – Вот видишь, вы оба служили своей Отчизне. Уверена, ты поймешь, почему сейчас я хочу поступить так же. – Определенно, здесь уже никто ничего не возразит, даже отец.
Если только он даст принципиальное согласие, о деталях можно будет договориться. До вступления в армию, а это вопрос дней, она могла бы пожить у родственников. В конце концов, ей девятнадцать. Многие девушки в ее возрасте уже шесть лет работают полный рабочий день. По закону она может выйти замуж, водить машину, ее даже можно посадить за решетку. Почему же она недостаточно взрослая, чтобы остаться одной в Англии?
Все. Вот так и надо построить разговор. Теперь потребуется лишь смелость. Отец наверняка сейчас в своем кабинете – заперся с управляющим, дает последние инструкции. Маргарет вышла из комнаты. В коридоре ей вдруг стало страшно, ноги просто подкашивались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75