Просмотрев несколько лежащих сверху бумаг, Алекс бессильно откинулась на спинку стула и хрипло сказала:
– Здесь написано, что тело было кремировано. – Чувствуя, как стынет сердце, она спросила, ни к кому не обращаясь:
– Отчего же бабушка никогда про это не говорила?
– Может быть, она не придавала этому большого значения.
– Она сберегла всю одежду Селины, ее вещи. Почему же не взяла ее прах?
Вдруг она наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, обхватила голову руками. Желудок ее резко свело. От набежавших на глаза слез жгло веки.
– Господи, вот кошмар-то, но я обязана выяснить. Обязана. Алекс несколько раз глубоко вздохнула, открыла папку вновь и принялась листать бумаги. Прочитав одну из них, она тихо ахнула.
– Что это?
Она вынула листок из папки и протянула Риду.
– Это квитанция об оплате похоронных расходов, включая и кремацию.
– Ну и что?
– Посмотрите на подпись.
– Ангус Минтон, – негромко и вдумчиво прочел он.
– А вы об этом не знали? – Он отрицательно покачал головой. – Ангус, очевидно, оплатил расходы, однако втайне от всех. – Алекс прерывисто вздохнула и пытливо взглянула на Рида. – Интересно, почему.
А в другом конце города Стейси Уоллес вошла в комнату, служившую ее отцу домашним кабинетом. Склонившись над столом, он сосредоточенно изучал том судебного дела.
– Раз уж вы взяли выходной, судья, так отдыхайте, – ласково пожурила она.
– Формально это не выходной, – ворчливо отозвался он, с отвращением взглянув на зимний пейзаж за окном. – Давно надо было кое-что прочесть. Сегодня самый подходящий день: в суд-то я попасть не могу.
– Ты слишком много работаешь и принимаешь все чересчур близко к сердцу.
– Ничего нового ты не сказала, это все мне уже сообщила моя язва.
Стейси почуяла, что он сильно расстроен.
– Что случилось?
– Да опять эта юная Гейтер.
– Дочь Седины? По-прежнему донимает тебя?
– Вчера явилась ко мне в суд требовать распоряжение об эксгумации тела.
– О боже, – не веря ушам, прошептала Стейси. Она прижала бледную руку к горлу. – Просто изверг, а не женщина.
– Изверг или не изверг, но просьбу мне пришлось отклонить.
– Молодец.
Он покачал головой:
– У меня не было выбора. Тело же было кремировано. Стейси помолчала, размышляя.
– Да, кажется, припоминаю. И как она отнеслась к этому известию?
– Не знаю. Рид отправился ей об этом сказать.
– Рид?
– Я вчера вечером позвонил ему. Он вызвался помочь. Сомневаюсь, что она восприняла его сообщение с полным самообладанием.
– А Ангус с Джуниором в курсе дела?
– Уверен, что в курсе. Рид им небось все рассказал.
– Возможно, – пробормотала Стейси. Она помолчала минуту, потом, стряхнув задумчивость, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Нет, спасибо, только недавно ведь завтракали.
– Горячего чайку?
– Пока не надо.
– А какао? А может, ты разрешишь мне…
– Я же сказал, Стейси, спасибо, не надо. – Ответ прозвучал резче, чем ему хотелось.
– Извини, что помешала, – удрученно сказала она. – Если понадоблюсь, я буду наверху.
Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.
В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет – никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет – никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.
Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил. Она жаждала услышать детский гомон и топот маленьких ног по дому. Она томилась по мужу, который будил бы ее по ночам, зарывался бы лицом в ее груди и утолял бы голод ее не знающего покоя тела.
Будто церковник, предающийся самобичеванию, Стейси подошла к комоду, открыла третий ящик и вынула альбом с фотографиями в переплете из белой тисненой кожи.
Она благоговейно открыла альбом. С нежностью стала перебирать одну за другой драгоценные реликвии: свою пожелтевшую фотографию, вырезанную из газеты, квадратную бумажную салфеточку, где в уголке серебряными буковками были выведены два имени, осыпающуюся розу.
Она листала альбом, разглядывала снимки под полиэтиленовыми креплениями. Люди, позировавшие перед камерой у алтаря, с годами изменились мало.
Проведя почти час в мазохистских мечтаниях, Стейси закрыла альбом и положила его обратно в заветный ящик.
Сбросив туфли, чтобы не запачкать одеяла, она легла, свернулась калачиком и, взяв подушку, прижала ее к себе, как возлюбленного.
Из глаз ее покатились жгучие горькие слезы. Она шептала чье-то имя, настойчиво, без устали. С силой вдавила ладонь в низ живота, чтобы ослабить боль в пустующей утробе, познавшей однажды его тело, но не его любовь.
Глава 14
– Вот так так, черт возьми, вы, да еще и вместе? – озадаченно воскликнул Джуниор, переводя взгляд с Алекс на Рида и обратно.
– Потом, пошатнувшись под порывом ветра, отошел от двери и заторопил их:
– Проходите же. Я представить не мог, кого это несет в такую погоду. Тебе, Рид, надо бы сходить к психиатру: виданное дело, тащить Алекс невесть куда.
На нем были старенькие джинсы с протертыми до дыр коленями, хлопчатобумажный свитер и толстые белые носки. Было видно, что встал он недавно. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой – дешевенький роман в бумажном переплете. Волосы трогательно взъерошены. На подбородке темнеет щетина.
Он уже оправился от изумления и улыбнулся Алекс. Потрясающе привлекателен, подумала она, не сомневаясь, что с нею согласилось бы большинство женщин. Этакий богатый, ленивый, сексуальный, растрепанный, домашний и милый мужчина. Хотелось окружить его заботой и уютом; судя по томной улыбке, он как раз предавался ленивой неге, когда они пришли.
– Я ее сюда не тащил, – обиженно сказал Рид. – Все было как раз наоборот.
– Я-то хотела приехать одна, – поспешно вставила Алекс.
– Ну, а я не захотел, чтобы вы пополнили собой сводку дорожных происшествий в моем округе, – громко и резко заявил он.
Повернувшись к Джуниору, который озадаченно наблюдал за их перепалкой, Рид, сказал:
– Короче говоря, я привез ее сюда потому, что она твердо вознамерилась ехать, а я боялся, что она разобьется или, хуже того, задавит кого-нибудь – не мудрено на нынешних дорогах. Вот мы и приехали вместе.
– Да я вам чертовски рад, – сказал Джуниор. – Я уж приготовился было проскучать весь день в одиночестве. В гостиной у меня вовсю горит камин и все приготовлено для горячего пунша. Прошу. – Он было двинулся вперед, но вдруг обернулся и сказал:
– Ой-ой, Рид, ты же знаешь, как мама не любит, когда следят по паркету. Сними-ка лучше сапоги.
– Черт с ними. А Лупе на кухне? Пойду попробую к ней подлизаться, может, соорудит какой-никакой завтрак.
Пренебрегая драгоценным паркетом Сары-Джо, он затопал в заднюю часть дома с таким видом, будто все еще там жил.
Алекс смотрела ему в спину, пока он не вышел из комнаты.
– Он сказал подлизаться? – саркастически спросила она.
– Да, сегодня он в прекрасном настроении, – беспечно отозвался Джуниор. – Вы бы видели его, когда он всерьез разозлится. Предоставьте Рида заботам Лупе. Она знает, как сварить ему яйца по вкусу. А поев, он сразу отойдет.
Алекс позволила ему снять с нее меховой жакет.
– Надеюсь, мы не слишком помешали.
– Какого черта, конечно, нет. Я ничуть не шутил, когда сказал, что рад вам. – Он обнял ее рукой за плечи. – Давайте…
– Собственно говоря, – движением плеч Алекс сбросила его руку, – это вовсе не светский визит.
– Деловой, да?
– Да, и огромной важности. Ангус дома?
– У себя. – Улыбка у него стала напряженной.
– Он занят?
– Вряд ли. Пошли, я вас проведу.
– Не хочется отрывать вас от книги. Он с сомнением взглянул на обложку с изображением пылкой парочки.
– Ничего. Да к тому же она до того однообразна, что тоска берет.
– А про что роман?
– О путешествиях одного выдающегося самца по голливудским спальням, принадлежащим как женщинам, так и мужчинам.
– Вот как? – с притворным интересом сказала Алекс. – Можно будет взять, когда вы прочтете?
– Ай-ай, стыд какой, – вскричал он. – Да ведь это будет развращение малолетней, а?
– Уж не настолько вы старше меня.
– По сравнению с Ридом или мною вы сущий младенец, – сказал он, распахивая перед ней дверь в отцовский кабинет. – Папа, к нам гости.
Ангус оторвался от газеты. За считанные секунды удивление на его лице сменилось досадой, а затем улыбкой.
– Здравствуйте, Ангус. Я знаю, сегодня все отсыпаются по домам, а я нежданно вторгаюсь – мне очень жаль.
– Ничего, ничего. Особых дел все равно нет. Невозможно даже скакунов вывести на воздух: земля-то замерзла. – Он поднялся из обитого красной кожей кресла с откидной спинкой и подошел к Алекс поздороваться. – Вы как солнечный зайчик в сумрачный день, это уж точно, а, сын?
– Я ей примерно то же самое говорил.
– Но, как я уже сказала Джуниору, – поспешно вставила она, – это вовсе не светский визит.
– Да? Садитесь, садитесь. – Движением руки Ангус указал на кожаный диванчик на двоих.
– Я только…
– Нет, я бы хотела, чтобы вы остались, – сказала Алекс, прежде чем Джуниор успел ретироваться. – Это касается нас всех.
– Ладно, тогда выкладывайте.
И Джуниор оседлал туго набитый подлокотник диванчика.
– Я вчера опять говорила с судьей Уоллесом. Алекс показалось, что оба ее собеседника напряглись, но впечатление это было столь мимолетным, что могло ей просто почудиться.
– И был на то повод? – спросил Ангус.
– Я хотела, чтобы провели эксгумацию тела моей матери. На этот раз трудно было ошибиться в том, как они восприняли ее слова.
– Господи, милая, за каким чертом вам это понадобилось? – содрогнулся Ангус.
– Алекс? – Джуниор взял ее руку, положил себе на бедро и стал растирать. – Это уж, пожалуй, слишком, не находите? Прямо ужас какой-то.
– Так и дело ведь ужасное, – напомнила она, убирая руку с его бедра. – Во всяком случае, вам наверняка известно, что просила я о невозможном. Ведь тело матери было кремировано.
– Верно, – произнес Ангус.
– Почему?
В слабо освещенной комнате глаза ее сверкали и казались ярко-синими. Отражавшееся в них пламя камина придавало им выражение сурового укора.
Ангус вновь уселся в кресло и ссутулился, будто обороняясь от нападок.
– Это казалось тогда наилучшим выходом из положения.
– Как это? Не понимаю.
– Ваша бабушка собиралась уехать с вами из города, как только будут завершены все формальности. Она этого не скрывала. Вот я и решил кремировать тело Седины, полагая, что Мерл захочет взять… гм… останки с собой.
– Вы решили? А по какому праву, Ангус? По чьему распоряжению? Отчего именно вам была предоставлена возможность решать, что делать с телом Седины?
Он недовольно насупил брови.
– Вы, верно, полагаете, что я распорядился ее кремировать, чтобы уничтожить улики?
– Не знаю! – воскликнула она, поднимаясь с диванчика. Она прошла к окну и стала смотреть на пустующие паддоки. Из дверей конюшен пробивался свет; там чистили, кормили, тренировали лошадей. Она досконально изучила деятельность концерна «Минтон Энтерпрайзес». Ангус вложил в него миллионы. Почему он отмалчивается? Потому что многим рискует, если она добьется передачи дела в суд? Или потому, что виновен? А может, из-за того и другого? В конце концов она повернулась к мужчинам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Здесь написано, что тело было кремировано. – Чувствуя, как стынет сердце, она спросила, ни к кому не обращаясь:
– Отчего же бабушка никогда про это не говорила?
– Может быть, она не придавала этому большого значения.
– Она сберегла всю одежду Селины, ее вещи. Почему же не взяла ее прах?
Вдруг она наклонилась вперед и, опершись локтями о стол, обхватила голову руками. Желудок ее резко свело. От набежавших на глаза слез жгло веки.
– Господи, вот кошмар-то, но я обязана выяснить. Обязана. Алекс несколько раз глубоко вздохнула, открыла папку вновь и принялась листать бумаги. Прочитав одну из них, она тихо ахнула.
– Что это?
Она вынула листок из папки и протянула Риду.
– Это квитанция об оплате похоронных расходов, включая и кремацию.
– Ну и что?
– Посмотрите на подпись.
– Ангус Минтон, – негромко и вдумчиво прочел он.
– А вы об этом не знали? – Он отрицательно покачал головой. – Ангус, очевидно, оплатил расходы, однако втайне от всех. – Алекс прерывисто вздохнула и пытливо взглянула на Рида. – Интересно, почему.
А в другом конце города Стейси Уоллес вошла в комнату, служившую ее отцу домашним кабинетом. Склонившись над столом, он сосредоточенно изучал том судебного дела.
– Раз уж вы взяли выходной, судья, так отдыхайте, – ласково пожурила она.
– Формально это не выходной, – ворчливо отозвался он, с отвращением взглянув на зимний пейзаж за окном. – Давно надо было кое-что прочесть. Сегодня самый подходящий день: в суд-то я попасть не могу.
– Ты слишком много работаешь и принимаешь все чересчур близко к сердцу.
– Ничего нового ты не сказала, это все мне уже сообщила моя язва.
Стейси почуяла, что он сильно расстроен.
– Что случилось?
– Да опять эта юная Гейтер.
– Дочь Седины? По-прежнему донимает тебя?
– Вчера явилась ко мне в суд требовать распоряжение об эксгумации тела.
– О боже, – не веря ушам, прошептала Стейси. Она прижала бледную руку к горлу. – Просто изверг, а не женщина.
– Изверг или не изверг, но просьбу мне пришлось отклонить.
– Молодец.
Он покачал головой:
– У меня не было выбора. Тело же было кремировано. Стейси помолчала, размышляя.
– Да, кажется, припоминаю. И как она отнеслась к этому известию?
– Не знаю. Рид отправился ей об этом сказать.
– Рид?
– Я вчера вечером позвонил ему. Он вызвался помочь. Сомневаюсь, что она восприняла его сообщение с полным самообладанием.
– А Ангус с Джуниором в курсе дела?
– Уверен, что в курсе. Рид им небось все рассказал.
– Возможно, – пробормотала Стейси. Она помолчала минуту, потом, стряхнув задумчивость, спросила:
– Принести тебе чего-нибудь?
– Нет, спасибо, только недавно ведь завтракали.
– Горячего чайку?
– Пока не надо.
– А какао? А может, ты разрешишь мне…
– Я же сказал, Стейси, спасибо, не надо. – Ответ прозвучал резче, чем ему хотелось.
– Извини, что помешала, – удрученно сказала она. – Если понадоблюсь, я буду наверху.
Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.
В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет – никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет – никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.
Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил. Она жаждала услышать детский гомон и топот маленьких ног по дому. Она томилась по мужу, который будил бы ее по ночам, зарывался бы лицом в ее груди и утолял бы голод ее не знающего покоя тела.
Будто церковник, предающийся самобичеванию, Стейси подошла к комоду, открыла третий ящик и вынула альбом с фотографиями в переплете из белой тисненой кожи.
Она благоговейно открыла альбом. С нежностью стала перебирать одну за другой драгоценные реликвии: свою пожелтевшую фотографию, вырезанную из газеты, квадратную бумажную салфеточку, где в уголке серебряными буковками были выведены два имени, осыпающуюся розу.
Она листала альбом, разглядывала снимки под полиэтиленовыми креплениями. Люди, позировавшие перед камерой у алтаря, с годами изменились мало.
Проведя почти час в мазохистских мечтаниях, Стейси закрыла альбом и положила его обратно в заветный ящик.
Сбросив туфли, чтобы не запачкать одеяла, она легла, свернулась калачиком и, взяв подушку, прижала ее к себе, как возлюбленного.
Из глаз ее покатились жгучие горькие слезы. Она шептала чье-то имя, настойчиво, без устали. С силой вдавила ладонь в низ живота, чтобы ослабить боль в пустующей утробе, познавшей однажды его тело, но не его любовь.
Глава 14
– Вот так так, черт возьми, вы, да еще и вместе? – озадаченно воскликнул Джуниор, переводя взгляд с Алекс на Рида и обратно.
– Потом, пошатнувшись под порывом ветра, отошел от двери и заторопил их:
– Проходите же. Я представить не мог, кого это несет в такую погоду. Тебе, Рид, надо бы сходить к психиатру: виданное дело, тащить Алекс невесть куда.
На нем были старенькие джинсы с протертыми до дыр коленями, хлопчатобумажный свитер и толстые белые носки. Было видно, что встал он недавно. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой – дешевенький роман в бумажном переплете. Волосы трогательно взъерошены. На подбородке темнеет щетина.
Он уже оправился от изумления и улыбнулся Алекс. Потрясающе привлекателен, подумала она, не сомневаясь, что с нею согласилось бы большинство женщин. Этакий богатый, ленивый, сексуальный, растрепанный, домашний и милый мужчина. Хотелось окружить его заботой и уютом; судя по томной улыбке, он как раз предавался ленивой неге, когда они пришли.
– Я ее сюда не тащил, – обиженно сказал Рид. – Все было как раз наоборот.
– Я-то хотела приехать одна, – поспешно вставила Алекс.
– Ну, а я не захотел, чтобы вы пополнили собой сводку дорожных происшествий в моем округе, – громко и резко заявил он.
Повернувшись к Джуниору, который озадаченно наблюдал за их перепалкой, Рид, сказал:
– Короче говоря, я привез ее сюда потому, что она твердо вознамерилась ехать, а я боялся, что она разобьется или, хуже того, задавит кого-нибудь – не мудрено на нынешних дорогах. Вот мы и приехали вместе.
– Да я вам чертовски рад, – сказал Джуниор. – Я уж приготовился было проскучать весь день в одиночестве. В гостиной у меня вовсю горит камин и все приготовлено для горячего пунша. Прошу. – Он было двинулся вперед, но вдруг обернулся и сказал:
– Ой-ой, Рид, ты же знаешь, как мама не любит, когда следят по паркету. Сними-ка лучше сапоги.
– Черт с ними. А Лупе на кухне? Пойду попробую к ней подлизаться, может, соорудит какой-никакой завтрак.
Пренебрегая драгоценным паркетом Сары-Джо, он затопал в заднюю часть дома с таким видом, будто все еще там жил.
Алекс смотрела ему в спину, пока он не вышел из комнаты.
– Он сказал подлизаться? – саркастически спросила она.
– Да, сегодня он в прекрасном настроении, – беспечно отозвался Джуниор. – Вы бы видели его, когда он всерьез разозлится. Предоставьте Рида заботам Лупе. Она знает, как сварить ему яйца по вкусу. А поев, он сразу отойдет.
Алекс позволила ему снять с нее меховой жакет.
– Надеюсь, мы не слишком помешали.
– Какого черта, конечно, нет. Я ничуть не шутил, когда сказал, что рад вам. – Он обнял ее рукой за плечи. – Давайте…
– Собственно говоря, – движением плеч Алекс сбросила его руку, – это вовсе не светский визит.
– Деловой, да?
– Да, и огромной важности. Ангус дома?
– У себя. – Улыбка у него стала напряженной.
– Он занят?
– Вряд ли. Пошли, я вас проведу.
– Не хочется отрывать вас от книги. Он с сомнением взглянул на обложку с изображением пылкой парочки.
– Ничего. Да к тому же она до того однообразна, что тоска берет.
– А про что роман?
– О путешествиях одного выдающегося самца по голливудским спальням, принадлежащим как женщинам, так и мужчинам.
– Вот как? – с притворным интересом сказала Алекс. – Можно будет взять, когда вы прочтете?
– Ай-ай, стыд какой, – вскричал он. – Да ведь это будет развращение малолетней, а?
– Уж не настолько вы старше меня.
– По сравнению с Ридом или мною вы сущий младенец, – сказал он, распахивая перед ней дверь в отцовский кабинет. – Папа, к нам гости.
Ангус оторвался от газеты. За считанные секунды удивление на его лице сменилось досадой, а затем улыбкой.
– Здравствуйте, Ангус. Я знаю, сегодня все отсыпаются по домам, а я нежданно вторгаюсь – мне очень жаль.
– Ничего, ничего. Особых дел все равно нет. Невозможно даже скакунов вывести на воздух: земля-то замерзла. – Он поднялся из обитого красной кожей кресла с откидной спинкой и подошел к Алекс поздороваться. – Вы как солнечный зайчик в сумрачный день, это уж точно, а, сын?
– Я ей примерно то же самое говорил.
– Но, как я уже сказала Джуниору, – поспешно вставила она, – это вовсе не светский визит.
– Да? Садитесь, садитесь. – Движением руки Ангус указал на кожаный диванчик на двоих.
– Я только…
– Нет, я бы хотела, чтобы вы остались, – сказала Алекс, прежде чем Джуниор успел ретироваться. – Это касается нас всех.
– Ладно, тогда выкладывайте.
И Джуниор оседлал туго набитый подлокотник диванчика.
– Я вчера опять говорила с судьей Уоллесом. Алекс показалось, что оба ее собеседника напряглись, но впечатление это было столь мимолетным, что могло ей просто почудиться.
– И был на то повод? – спросил Ангус.
– Я хотела, чтобы провели эксгумацию тела моей матери. На этот раз трудно было ошибиться в том, как они восприняли ее слова.
– Господи, милая, за каким чертом вам это понадобилось? – содрогнулся Ангус.
– Алекс? – Джуниор взял ее руку, положил себе на бедро и стал растирать. – Это уж, пожалуй, слишком, не находите? Прямо ужас какой-то.
– Так и дело ведь ужасное, – напомнила она, убирая руку с его бедра. – Во всяком случае, вам наверняка известно, что просила я о невозможном. Ведь тело матери было кремировано.
– Верно, – произнес Ангус.
– Почему?
В слабо освещенной комнате глаза ее сверкали и казались ярко-синими. Отражавшееся в них пламя камина придавало им выражение сурового укора.
Ангус вновь уселся в кресло и ссутулился, будто обороняясь от нападок.
– Это казалось тогда наилучшим выходом из положения.
– Как это? Не понимаю.
– Ваша бабушка собиралась уехать с вами из города, как только будут завершены все формальности. Она этого не скрывала. Вот я и решил кремировать тело Седины, полагая, что Мерл захочет взять… гм… останки с собой.
– Вы решили? А по какому праву, Ангус? По чьему распоряжению? Отчего именно вам была предоставлена возможность решать, что делать с телом Седины?
Он недовольно насупил брови.
– Вы, верно, полагаете, что я распорядился ее кремировать, чтобы уничтожить улики?
– Не знаю! – воскликнула она, поднимаясь с диванчика. Она прошла к окну и стала смотреть на пустующие паддоки. Из дверей конюшен пробивался свет; там чистили, кормили, тренировали лошадей. Она досконально изучила деятельность концерна «Минтон Энтерпрайзес». Ангус вложил в него миллионы. Почему он отмалчивается? Потому что многим рискует, если она добьется передачи дела в суд? Или потому, что виновен? А может, из-за того и другого? В конце концов она повернулась к мужчинам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65