Он флиртовал непроизвольно – так же естественно, как дышал. Ему и в голову не приходило, что кто-то может неверно истолковать его намерения и получить эмоциональную травму.
Не будь разговора со Стейси, Алекс лишь снисходительно улыбнулась бы, как улыбались в подобных случаях другие женщины, сочтя его вкрадчивую обходительность просто свойством характера. Теперь же Джуниор ее раздражал; ей хотелось, чтобы он понял: она такого беспечного пренебрежения не допустит.
– Стейси говорила не только о судье. Она сказала, что я воскрешаю воспоминания о вашем с нею браке и тем самым выставляю напоказ ее грязное белье. У меня сложилось впечатление, что развод с вами стал для нее многолетней каторгой.
– Но я-то тут при чем, а?
– А должны бы быть при чем. Ее резкая реакция удивила его.
– Вы никак сердитесь на меня. За что?
– Не знаю. – Эта краткая вспышка была ей почему-то приятна. Теперь же она почувствовала изнеможение. – Извините. Может, все дело в том, что меня всегда тянет поддержать обездоленного.
Он протянул руку и накрыл ее колено ладонью.
– Превосходное свойство, оно не ускользнуло от моего внимания.
Алекс взяла его руку и положила на кожаное сиденье между ними.
– 0-хо-хо, значит, подозрение с меня не снято. Она не поддалась очарованию его улыбки.
– Зачем вы женились на Стейси?
– Вы в самом деле хотите это обсудить? – Подъехав к мотелю «Житель Запада», он выключил передачу.
– Да.
Нахмурившись, он заглушил двигатель и, опершись локтем о спинку сиденья, повернулся к ней.
– В тот момент казалось, что иного не дано.
– Вы же ее не любили.
– Какая, к черту, любовь.
– Однако спали с ней. – Он вопросительно поднял бровь. – Стейси сказала, что вы были любовниками задолго до того, как поженились.
– Да не любовниками, Алекс. Я иногда водил ее куда-нибудь.
– Как часто?
– Хотите начистоту?
– Валяйте.
– Я приходил к Стейси, когда припирало, а сестры Гейл были заняты, или у них были месячные, или…
– Кто-кто?
– Сестры Гейл. Это к делу не относится. Он заранее отклонил вопросы, которые, как он понимал, уже роились у нее в голове.
– У меня вся ночь впереди. – Она поудобнее пристроилась к дверце.
– Вы что же, никакой мелочи не пропускаете?
– Разве самую малость. Так что же это за сестры?
– Их было три – тройняшки, собственно говоря. И всех звали Гейл.
– Это понятно.
– Нет, фамилия у них была другая. Девочек назвали Ванда Гейл, Нора Гейл и Пегги Гейл.
– Это что, шутка? Он перекрестился.
– Вот вам крест. Рид их уже, так сказать, приобщил к основам, а уж потом на сцене появился я. – Джуниор фыркнул, видимо вспомнив особенно непристойный эпизод из юношеских похождений. – Короче, сестры Гейл всем давали. Им это нравилось. Каждый парень из нашей школы хоть раз да трахнул их.
– Ладно, все ясно. Ну, а когда их под рукой не было, вы шли к Стейси Уоллес, потому что она тоже давала. Он спокойно взглянул на нее.
– Я женщин никогда ни к чему не принуждал. Она сама этого хотела, Алекс.
– Но только с вами.
Он пожал плечами: возражать не было смысла.
– А вы этим пользовались.
– Назовите мне мужчину, который поступил бы иначе.
– Очко в вашу пользу, – сухо сказала она. – Я лишь позволю себе заметить, что у Стейси вы были единственным мужчиной.
У него хватило такта принять несколько пристыженный вид.
– Да, пожалуй, верно.
– Мне сегодня стало ее жаль, Джуниор. Она разговаривала со мной отвратительно и тем не менее вызвала у меня жалость.
– Я никогда не мог понять, чего она ко мне прицепилась; она же ходила за мной по пятам с того самого дня, как я пришел в пурселлскую школу. И, знаете, башковитая была девчонка. Любимица всех учителей. Еще бы – старательная, ни в какие истории никогда не попадала. – Он хихикнул. – Но что она с готовностью выделывала на заднем сиденье моего «Шевроле» – они в жизни не поверили бы.
Алекс, почти не слушая, рассеянно смотрела в пространство.
– Стейси презирала Седину.
– Она ей завидовала.
– Главным образом, потому, что, когда вы были в постели со Стейси, она знала, что мечтаете-то вы о моей матери.
– Черт, – тихонько выругался он, и улыбка сползла с его лица.
– Так она сказала. Это правда?
– Селина всегда была при Риде. Так уж сложилось. Против фактов не попрешь.
– Но вы же ее все равно хотели, даже при том, что она принадлежала вашему лучшему другу. Так? После продолжительного молчания он сказал:
– Чего уж отпираться, это было бы вранье.
– Стейси мне еще кое-что сказала, – очень тихо произнесла Алекс. – Так, случайное замечание, а вовсе не намеренная откровенность. И сказала об этом вскользь, словно это и без того всем известно – и мне, само собой, тоже.
– Что?
– Что вы хотели жениться на моей матери. – Она снова посмотрела ему прямо в лицо и спросила сдавленным голосом:
– Правда?
Он на миг отвернулся, потом произнес:
– Да.
– До или после того, как она вышла замуж и родила меня?
– И до, и после. – Заметив ее явную озадаченность, он сказал:
– По-моему, всякий, кто видел Селину, непременно хотел, чтобы она всегда была с ним. Еще бы: красивая, веселая, к тому же умела дать почувствовать, что она создана только для тебя. В ней было… – он подыскивал подходящее слово, – что-то… – он как бы зажал ускользающее слово в кулаке, – что-то такое, отчего вы жаждали обладать ею.
– Вы хоть раз обладали ею?
– Физически?
– Вы хоть раз спали с моей матерью?
На его лице застыло выражение глубокой грусти.
– Нет, Алекс. Никогда.
– А вы пытались? Она бы согласилась?
– Вряд ли. Я и не пытался. Не очень, по крайней мере.
– Почему же, раз вы так ее хотели?
– Потому что Рид убил бы нас обоих. Опешив, она молча смотрела на него.
– Вы серьезно так считаете?
Он пожал плечами, и на лице его вновь засияла обезоруживающая улыбка.
– Ну, образно выражаясь.
Алекс не очень в это поверила. Он произнес «убил бы» явно в буквальном смысле слова.
Джуниор подвинулся к ней поближе. Взъерошив ей сзади волосы, он стал большим пальцем поглаживать ее шею.
– Но это очень мрачная тема. Давайте ее сменим, – прошептал он, легонько касаясь губами ее губ. – Может, оставим пока прошлое и займемся настоящим? – Он разглядывал ее лицо, скользя по нему кончиками пальцев. – Я очень хочу спать с тобой, Алекс.
Она настолько поразилась, что на миг потеряла дар речи.
– Вышутите?
– Нет, спорим?
И он поцеловал ее всерьез. Во всяком случае, попытался. Наклонив голову, он прильнул губами к ее губам, пытаясь разомкнуть их, и прижался к ней еще крепче. Не ощутив никакого отклика с ее стороны, отодвинулся и озадаченно посмотрел на нее.
– Нет?
– Нет.
– Почему?
– Вы сами знаете, тут нечего и объяснять. Это было бы безумно глупо. Не правильно!
– Я делал и куда большие глупости. – Опустив руку, он стал теребить пальцами отделку из мягкой замши на ее свитере. – И еще какие не правильные!
– Ну а я нет.
– Нам будет хорошо вместе, Алекс.
– Этого мы никогда не узнаем.
Он медленно провел большим пальцем по ее нижней губе, не отрывая от нее взгляда.
– Никогда не говори «никогда».
Наклонив голову, он поцеловал ее снова – ласково, не страстно, – потом передвинулся на свое сиденье и вылез из машины.
У двери Джуниор сдержанно чмокнул ее и пожелал спокойной ночи; на лице его, однако, было снисходительно-веселое выражение. Алекс понимала; он думает, что она просто ломается и победа над нею – всего лишь вопрос времени.
Она была настолько ошарашена его натиском, что минуты две-три не замечала моргающей красной лампочки на телефоне: ей что-то хотели передать. Алекс позвонила портье, ей дали телефон, по которому просили позвонить; она набрала номер. Еще не услышав голоса врача, она уже знала, что он скажет. И все равно его слова потрясли ее.
– Мне очень жаль, мисс Гейгер. Сегодня вечером, совсем недавно, миссис Грэм, не приходя в сознание, скончалась.
Глава 21
Алекс постучала в дверь, дождалась, пока Рид крикнет:
«Войдите!» – и лишь тогда шагнула в кабинет.
– Здравствуйте. Спасибо, что сразу приняли меня. Она села в кресло напротив его стола. Он, не спрашивая, налил кофе по ее вкусу и поставил перед нею. Она кивком головы поблагодарила его.
– Мне очень жаль, что ваша бабушка умерла, Алекс, – сказал он, вновь усаживаясь в свое скрипучее вращающееся кресло.
– Благодарю вас.
Алекс на неделю уезжала, чтобы заняться похоронами. В маленькой церкви при лечебнице на панихиде присутствовали, кроме Алекс, лишь горсточка бывших сослуживцев бабушки да несколько больных из той же лечебницы. После похорон Алекс приступила к малоприятной обязанности: надо было убрать все бабушкины вещи из ее палаты. Персонал отнесся к Алекс очень доброжелательно, однако другие пациенты уже ждали места в палате, и поэтому ее нужно было освободить немедленно.
Психологически ей было очень тяжело это делать. В церкви под тихую органную музыку она смотрела на скромный гроб и чувствовала, что потерпела сокрушительное поражение. Она не сдержала слова, данного бабушке и себе самой. Не успела вовремя разыскать убийцу Селины.
Что еще хуже, не сумела добиться поощрения и любви бабушки. А ведь это был ее последний шанс, другого не будет.
Она всерьез подумывала о том, чтобы признать себя побежденной: позвонить Грегу и сказать, что он был прав и ей надо было сразу послушаться его совета. Такая смиренность доставила бы ему большое удовольствие, и он тут же поручил бы ей другое дело.
Насколько все стало бы проще! Ей никогда бы не пришлось вновь пересекать границы города под названием Пурселл и терпеть враждебность горожан, ей не пришлось бы смотреть в лицо этому человеку, который вызывал в ней бурю самых противоречивых чувств.
С юридической точки зрения, у нее по-прежнему было недостаточно оснований передавать дело в суд. Но по-человечески она просто не могла бросить все как есть. Ей очень хотелось разобраться в характерах мужчин, любивших ее мать. Она обязана выяснить, кто из них ее убил, а также – повинна она сама или нет в смерти собственной матери. Либо она отведет от себя это обвинение, либо ей придется жить с чувством вины всю оставшуюся жизнь; так или иначе, но она не могла оставить этот вопрос нерешенным.
И она вернулась в Пурселл. Алекс смотрела в зеленые глаза Рида, которые всю неделю не давали ей покоя; наяву они так же, как и в мечтах, будоражили ее и подавляли волю.
– Я сомневался, что вы вернетесь, – сказал он без обиняков.
– Напрасно. Я же сказала, что не сдамся.
– Да, как же, помню, – угрюмо произнес он. – Как потанцевали в тот вечер?
Вопрос был крайне неожиданным, и она отреагировала автоматически:
– А вы откуда знаете, что я там была?
– Слух прошел.
– Да вам Джуниор сказал.
– Нет.
– Не томите меня, а то не выдержу, – сказала Алекс. – Как вы узнали, что я ездила в Охотничий клуб?
– Один из моих помощников засек Джуниора, когда тот выжимал на шоссе восемьдесят одну милю. Около одиннадцати вечера, – доложил он. – Он-то вас и увидел в машине. – И, глядя не на нее, а на носки своих сапог, заметил:
– Что-то вы чертовски торопились назад в мотель.
– Просто хотела уехать из клуба, вот и все. Неважно себя почувствовала.
– Что, мясо на вертеле не по вкусу пришлось? Или люди? От некоторых меня тоже воротит.
– Дело не в еде и не в людях. Все из-за… ну… одного человека, Стейси Уоллес… Минтон. – Алекс внимательно наблюдала, ожидая реакции. Но лицо его оставалось бесстрастным. – Почему мне никто не сказал, что Стейси была замужем за Джуниором?
– Вы не спрашивали.
Каким-то чудом ей удалось не взорваться.
– Неужели никому не пришло в голову, что их поспешный брак мог означать очень многое?
– Ничего он не означал.
– Я оставляю за собой право решать, что он на самом деле означал.
– Да сделайте одолжение. Вы, стало быть, считаете, он что-то такое значил?
– Да, считаю. Мне всегда казалось странным, что Джуниор выбрал такой момент для женитьбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65