А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Наверняка полиция еще в доме — иначе Вера пришла бы его разыскивать, А что, если она не может? Вдруг полиция приставила к ней охрану, чтобы защитить от киллера? Если так, то рано или поздно придется выбираться отсюда самому.
Вдруг раздался скрип двери. Вера? Сердце заколотилось, и Пол приподнялся на локте. Шаги. Подать голос или не надо? Шаги замерли. Конечно, это Вера. Разве стал бы кто-то из полицейских спускаться сюда один? Или кто-нибудь из обслуги проверяет, все ли в порядке после нашествия полиции.
Снова шаги. Слишком тяжелые — не женские.
Неужели убийца вернулся?
Вдруг он, дождавшись ухода полиции, решил закончить свое дело? В ужасе Осборн посмотрел по сторонам. Хоть бы какое-нибудь оружие!
Шаги приближались. Пол затаил дыхание. Глаза у него были устремлены на нижние ступеньки лестницы — выше обзор был закрыт.
Появилась мужская нога, потом вторая, затем туловище. Маквей.
Осборн прижался лицом к поверхности котла. Шаги приближались, потом стихли. Маквей остановился, постоял и двинулся в противоположный конец подвала.
Несколько секунд тишины, потом щелчок, зажегся свет. Еще щелчок, и свет стал ярче. Осборн уже успел налюбоваться на подвал во время предыдущих визитов полиции: вдоль стен кладовки, полные всякой рухляди, больше ничего примечательного. Коридор уходил куда-то в темноту. Вот бы туда добраться, подумал Осборн. Возможно, там есть еще один выход.
Шорох где-то рядом, и на грудь Осборну прыгнула крыса. Жирная, теплая. Она осторожно прошествовала Осборну по животу, царапая кожу острыми коготками.
С интересом потыкалась носом в заскорузлый от крови Верин шарфик.
— Доктор Осборн! — прогремел на весь подвал голос Маквея.
Осборн дернулся, и крыса слетела на пол. Маквей увидел метнувшуюся тварь и прокричал:
— Терпеть не могу крыс! А вы? Знаете, что загнанная в угол крыса может здорово покусать?
Чуть приподнявшись, Пол увидел, что детектив стоит примерно посередине коридора. На фоне пыльных сундуков и разломанной мебели, завернутой в чехлы, как привидения — в простыни, он выглядел совсем маленьким.
— Следственная группа уехала, — продолжал Маквей. — Остались только постовые у парадного и черного хода. Мисс Моннере уехала в управление — ей будут показывать фотографии преступников, вдруг опознает долговязого. Если Париж такой же крутой город, как наш с вами Лос-Анджелес, эта процедура может здорово затянуться.
Маквей цепким взглядом огляделся по сторонам.
— Давайте я расскажу вам, доктор, что мне известно. — Он медленно двинулся по коридору, весь обратившись в слух — вдруг Осборн, если он здесь, как-то себя выдаст. — Мисс Моннере соврала, когда сказала, что это она палила в долговязого. Такая образованная, великосветская девица, дипломированный врач? Даже если у нее хватило сил поднять кольт сорок пятого калибра, сомневаюсь, что она гонялась по темной лестнице за профессиональным убийцей, да еще стреляла вслед его автомобилю.
Маквей быстро оглянулся, потом двинулся дальше, продолжая громко говорить, чтобы его было слышно во всем подвале. Он постепенно приближался к убежищу Осборна.
— Она сказала, что слышала, как отъезжает машина, но не видела ее. Как же тогда ей удалось одним выстрелом расколоть зеркало заднего вида, а другим — срезать верхушку изгороди дома напротив?
Маквей знал, что французы обшарили весь подвал. Вряд ли Осборн здесь, но попытка не пытка.
— На входной двери квартиры изнутри следы крови. На полу кухни и на черной лестнице тоже. В парижской полиции отличные эксперты. Они сразу определили, что кровь принадлежит двум разным людям. На мисс Моннере ни царапинки. Следовательно, кровь ваша и долговязого, группа 0 и группа Б. Сильно ли вы ранены?
Теперь он стоял прямо под котлом. Осборн нервно улыбнулся. Если б Маквей был в шляпе, как детективы из старых голливудских фильмов, запросто можно было бы сдернуть котелок с его головы. Вот была бы сцена.
— Между прочим, лос-анджелесская полиция сейчас собирает на вас досье. Когда я вернусь в отель, меня наверняка будет дожидаться факс. Ваша группа крови тоже будет указана.
Маквей немного выждал, повернул и медленно зашагал в обратном направлении. Вдруг Осборн все-таки здесь?
— Кстати говоря, нам неизвестно, кто этот долговязый и что он замышляет. Однако сообщаю для вашего сведения, что этот человек убивает всех, кто хоть как-то связан с Альбертом Мерримэном, известным вам под именем Анри Канарака. В доме, где жила подруга Мерримэна (ее звали Агнес Демблон), он устроил взрыв. Погибли двадцать два человека, двое детей. Никто из них в жизни не слыхивал о Мерримэне. Потом наш приятель отправился в Марсель и убил жену Мерримэна, ее сестру, мужа сестры и пятерых детей. По одной пуле на каждого.
Маквей щелкнул выключателем, убавив освещение.
— А гонится он в первую очередь за вами. Мисс Моннере была ему не нужна. Но теперь она знает его в лицо, и он этого так не оставит.
Еще один щелчок, и свет погас. Шаги в темноте.
— Честно говоря, Осборн, вы угодили в нешуточную передрягу. Вы нужны мне, нужны французской полиции и нужны долговязому. Если вас зацапает полиция, вы окажетесь в тюрьме, а там долговязый или его дружки в два счета до вас доберутся. Потом настанет черед мисс Моннере. Это произойдет не сразу, ведь поначалу к ней будет приставлена охрана. Но пройдет время, и однажды в магазине, в метро, в больничном буфете...
Маквей остановился возле отопительного котла и оглянулся назад.
— Никто не знает о нашем разговоре. Нам нужно потолковать по душам и, может быть, я смогу вам помочь. Подумайте об этом, ладно?
Наступила тишина. Осборн затаил дыхание, зная, что детектив прислушивается. Прошло секунд сорок, прежде чем Маквей двинулся к выходу. У лестницы он остановился еще раз и сказал:
— Я живу в дешевой гостинице «Вьё Пари» на улице Гит ле Кёр. Номер маленький, но с французским шармом. Дайте знать, если захотите встретиться. Обещаю, что приду один. Поговорим с глазу на глаз. Позвоните, можете не называться своим именем. Скажите, что звонил Томми Ласорда, назовите время и место встречи.
Маквей пошел вверх по лестнице, хлопнула дверь. Снова наступила тишина.
Глава 62
Их звали Эрик и Эдвард. Никогда еще Джоанна Марш не видела таких совершенных представителей человеческой породы. Обоим было по двадцать четыре, идеально сложены, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес сто шестьдесят семь фунтов.
Впервые она увидела братьев, когда работала с Либаргером в мелкой части крытого бассейна (в поместье имелся собственный спорткомплекс). Бассейн был олимпийского стандарта: пятьдесят метров в длину, двадцать пять в ширину.. Эрик и Эдвард отрабатывали плавание баттерфляем. Джоанна знала, что долго баттерфляем не поплаваешь — слишком изматывает. На краю бассейна был автоматический счетчик, регистрировавший количество заплывов от бортика к бортику.
Когда Джоанна и Либаргер появились в бассейне, молодые люди, судя по счетчику, уже успели отмахать восемь дистанций. Все время, пока Джоанна и ее подопечный занимались оздоровительными процедурами, атлеты продолжали заплыв. Счетчик показывал шестьдесят две дистанции, то есть около четырех миль. И это баттерфляем! Кто бы другой рассказал, Джоанна просто не поверила бы, но тут она видела это собственными глазами.
Через час, когда она и фон Хольден вели Либаргера к логопеду, им снова повстречались близнецы. Эрик и Эдвард наконец кончили плавать и направлялись в лес, на пробежку.
— Это племянники мистера Либаргера, — представил их фон Хольден. — Они учились в восточногерманском институте физкультуры. После объединения страны институт закрылся, и они вернулись.
Молодые люди очень вежливо поздоровались и побежали дальше.
Джоанна спросила, уж не готовятся ли они к Олимпийским играм.
— Нет-нет, — рассмеялся Паскаль. — Их ждет не спортивная карьера, а политическая. Мистер Либаргер воспитывал их с детства, после того, как умер их отец. Он знал, что Германия рано или поздно объединится, и готовил своих воспитанников к большому будущему.
— А разве мистер Либаргер не швейцарец?
— Он немец. Родился в индустриальном Эссене.
* * *
Ровно в семь члены семьи и гости уселись за стол в главном зале, который назывался «Анлегеплатц», то есть «Пристань» — мол, где ты ни плавай в течение дня, обязательно сюда причалишь.
Джоанна переоделась в вечернее платье, которое специально для нее сшила сама знаменитая Юта Баур.
Работала она. Имея на руках только фотографию американки, но платье сидело как влитое. Выяснилось, что Юта тоже гостит в замке. Ее творение было настоящим чудом — оно не акцентировало полноту Джоанны, а убирало ее, придавало фигуре стройность и элегантность. Носить платье полагалось безо всякого нижнего белья, чтобы не нарушалась четкость линий, и от этого вид получался эротично вызывающий. Черный бархат, глубокий вырез на груди, искусная ажурная вышивка из золотой нити, издали похожая на экзотическое боа. На плечах прикреплены крошечные золотые кисточки.
Сначала Джоанна не решалась надеть этакий наряд. Но она не захватила с собой ничего приличного, а в «Анлегеплатц» полагалось являться при полном параде, поэтому пришлось смириться.
В роскошном платье с ней произошла волшебная метаморфоза. Плюс косметика, высокая прическа — эффект был поистине поразителен: из некрасивой провинциальной толстушки Джоанна моментально превратилась в светскую даму невозможной элегантности.
* * *
В обеденном зале запросто можно было бы снимать фильм из рыцарской жизни. Двенадцать участников трапезы сидели в резных деревянных креслах с высокими спинками за узким и длинным столом, где спокойно могли бы поместиться человек тридцать. Полдюжины официантов обслуживали стол. Зал был с высоченным потолком, стены из сплошного камня. Повсюду развешаны штандарты с гербами аристократических родов, словно здесь и в самом деле пируют короли и рыцари.
Элтон Либаргер восседал во главе стола. Справа — Юта Баур, так оживленно беседовавшая с хозяином, словно больше в зале никого не было. Знаменитая кутюрье всегда одевалась в черное. На сей раз она обрядилась в черные кожаные сапоги до колен, облегающие черные рейтузы, черный блейзер с одной-единственной пуговицей. Кожа лица, рук и шеи была мертвенно-бледная, словно ее никогда не касались лучи солнца. Маленькие груди, видневшиеся в разрезе блейзера, были того же неестественного молочного оттенка, но с голубыми прожилками, похожими на трещинки в благородном фарфоре. Белые волосы коротко подстрижены, брови выщипаны тонкими дугами. Ни косметики, ни драгоценностей. Юта Баур производила впечатление и без дополнительных аксессуаров.
Ужин продолжался долго. Несмотря на то что Джоанна знала уже всех присутствующих — и доктора Салеттла, и близнецов, и прочих, — она все время разговаривала только с фон Хольденом, который рассказал ей о швейцарской истории и географии, о местной системе железных дорог и так далее. Он хорошо разбирался во всем этом, но Джоанна с не меньшим удовольствием выслушивала бы от него любую чушь. Когда утром он холодно поговорил с ней по телефону, у Джоанны упало сердце — он счел ее уродливой, дешевой шлюхой, потерял к ней всякий интерес! Но днем, когда они встретились в саду, Паскаль опять был мил и любезен. Джоанна сидела с ним рядом и буквально млела.
После ужина гости отправились в библиотеку — пить кофе и слушать, как Эрик и Эдвард в четыре руки играют на рояле. Фон Хольден и Джоанна гостями не являлись, поэтому в библиотеку их не позвали.
Глядя на то, как Юта Баур помогает Либаргеру подниматься по лестнице, Джоанна сказала:
— Доктор Салеттл хочет, чтобы к пятнице мистер Либаргер мог ходить без палки.
— Ну и как, получится? — спросил Паскаль.
— Надеюсь, но это зависит от самого мистера Либаргера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92