В футляре для паспорта — билет на рейс «Эр-Франс» в Берлин и подтверждение, что номер в отеле «Кемпински» в Берлине зарезервирован для Авриль Рокар. Там также оказалась затейливо отпечатанная на немецком языке карточка-приглашение в Шарлоттенбургский дворец на торжество, которое состоится 14 октября, в пятницу, в восемь вечера по случаю выздоровления некоего господина Элтона Либаргера. В списке организаторов приема она наткнулась на имя Эрвина Шолла, человека, нанявшего Альберта Мерримэна, чтобы убить отца Пола Осборна.
Тут ей пришло в голову, что если Шолл в Берлине, то и Пол может приехать туда, чтобы встретиться со своим врагом. Это было всего лишь предположение. Но больше ей надеяться было не на что. Внешне Вера была немного похожа на Авриль Рокар, чтобы попытаться, воспользовавшись ее документами, добраться до Берлина. Правда, она была моложе Авриль на несколько лет, но вряд ли кто-то будет так уж тщательно проверять документы. Был четверг, до торжества в Шарлоттенбургском дворце оставался один день. Кратчайший путь в Берлин из Нанси — скорый поезд, отправляющийся из Страсбурга. Вера решила ехать этим поездом.
По дороге из Нанси в Страсбург она дважды останавливалась у телефонов-автоматов и звонила Франсуа. Первый раз линия была занята, второй раз она наконец услышала длинные гудки, но было уже четыре часа, и в офисе никто не снял трубку. К этому времени прессу еще не известили об исчезновении Франсуа Кристиана, но полиция уже сбилась с ног, разыскивая его, а президент распорядился приставить вооруженную охрану к членам его семьи.
Она ясно помнила, как, повесив трубку, впала в странное оцепенение. Словно никого не существовало на свете — ни Франсуа Кристиана, ни Пола Осборна, ни той Веры Моннере, которая могла бы вернуться в свою парижскую квартиру и жить, как будто ничего не случилось. Четыре трупа осталось на ферме под Нанси. Единственный человек, который безумно любил ее, исчез, пропал, растворился, как струйка дыма на ветру. Ею овладело мрачное предчувствие, что все произошедшее до сих пор — лишь прелюдия к чему-то еще более страшному. В ушах ее прозвучало эхо ужасных рассказов бабушки, грозное, страшное эхо из прошлого. Но сейчас этот страх стал для нее более личным — и Франсуа, и Осборн, и она сама были каким-то образом связаны между собой. Берлин для нее был последней соломинкой, держась за которую она надеялась получить ответы на свои вопросы.
В отеле «Кемпински» Вера заняла номер, зарезервированный для Авриль, там, к своему удивлению, она обнаружила ее одежду и украшения. Завтрак ей подали в номер. На подносе лежала газета, где она и увидела статью о самоубийстве Франсуа Кристиана. Она едва не потеряла сознание, потом, кое-как взяв себя в руки, решила выйти из отеля, выбраться на воздух и поразмыслить, что делать дальше. Как поступить, если кто-нибудь попытается связаться с ней? И как — если этого не произойдет? И что будет, если она попросту явится на торжество в Шарлоттенбургский дворец? Спрятав свои документы под матрас, она вышла на улицу.
Бесцельно бродя по городу, она забрела в церковь Святой Марии. По иронии судьбы, это оказался храм-мемориал памяти мучеников за свободу вероисповедания с 1933 по 1945 годы. Она восприняла это как своего рода предзнаменование, решив, что здесь она найдет ответы на свои, вопросы... Там ее и задержала полиция.
* * *
Инспектор Шнайдер солгал Осборну, что в случае непредвиденных событий обязан доставить своего подопечного в отель. На самом деле Маквей распорядился по-другому: если Вера Моннере будет обнаружена, Шнайдер должен немедленно отвезти Осборна туда, где ее задержали. Маквей предполагал, что встреча доктора Осборна и мисс Моннере с глазу на глаз выявит какие-то новые факты. Для этого следовало заставить Осборна поверить, что это его идея — сломя голову мчаться к Вере. Что ж, Шнайдер разыграл все как по нотам, и встреча с глазу на глаз состоялась.
Внезапно дверь распахнулась. Обернувшись, Осборн увидел на пороге Маквея.
— Выведите его отсюда, живо! — свирепо скомандовал Маквей, и сразу же два полисмена схватили Осборна и потащили к выходу.
— Вера! — кричал он, вырываясь из их рук. — Вера!..
Его крики заглушил лязг захлопнувшейся тяжелой стальной двери. Осборна быстро протащили по узкому коридору вверх по лестнице — на один короткий пролет. Открылась дверь — и он очутился в такой же белой комнате, как и Вера. Полисмены вышли, дверь закрылась, щелкнул замок.
Минут через десять пришел Маквей. Его лицо было красным, и дышал он так, будто долго подымался вверх по лестнице.
— Что записалось у вас на ленте? — ледяным тоном осведомился Осборн. — Надеюсь узнать нечто интересное. Мне удалось проскользнуть первым! А вдруг мисс Моннере сболтнула что-нибудь, чего не слышали ни вы, ни немецкие полицейские? Раз — и мышка в ловушке!.. Но, увы, не сработало, какая жалость! Все, что вы узнали, — правда, рассказанная испуганной женщиной.
— А откуда вы знаете, что это правда?
— Знаю, и все, черт вас побери!
— Она упоминала капитана Каду из Интерпола?
— Нет.
Маквей пристально смотрел ему в лицо, потом примирительно сказал:
— О'кей. Давайте поверим ей. Оба.
— Тогда отпустите ее!
— Осборн, вы здесь благодаря мне. Я хочу сказать здесь, а не на полу парижского кафе с пулей агента Штази между глаз.
— Маквей, Вера ничего не знает, и вы это отлично понимаете! Нет никакого смысла держать ее в тюрьме. И вы это тоже отлично понимаете!
Маквей не сводил глаз с его лица.
— Вы знаете, что все «закрутилось» после убийства вашего отца.
— То, что случилось с моим отцом, не имеет к Вере никакого отношения!
— Почему вы так уверены? Как вы можете быть в этом уверены? — Маквей говорил с ним мягко, как с ребенком. — Вы встретились с ней в Женеве. Кто из вас заговорил первый?
— Какое это имеет значение! — пробормотал Осборн.
— Отвечайте.
— Она... она первая заговорила со мной...
— Вера была любовницей Франсуа Кристиана. И в день торжества в честь Либаргера Франсуа Кристиан оказывается мертв, а Вера — в Берлине с приглашением в Шарлоттенбургский дворец в руках.
Осборн был зол. Зол и сконфужен. Что хочет доказать ему Маквей? Доказать невероятное, что Вера входит в загадочную группу? Это же чистое безумие. Он верил каждому ее слову. Они любят друг друга, и ни одно ее слово не вызывает у него сомнений. Он отвернулся от Маквея и бессмысленно уставился в потолок. Наверху, под потолком горела яркая лампочка в сто пятьдесят ватт, никогда не гаснущая, до которой с пола не дотянешься.
— Может быть, она невиновна, доктор, — сказал Маквей. — Но теперь это не ваше и не мое дело. Она — в руках полиции.
Открылась дверь, и вошел Реммер.
— Съемка дома на Гаупт-штрассе сделана. Нобл ждет нас.
Маквей посмотрел на Осборна.
— Пойдемте посмотрим видеозапись вместе с нами, — сказал он.
— Зачем?..
— В этом доме мы должны встретиться с Шоллом, Говоря «мы», я имею в виду вас и себя.
Глава 110
Чемодан Джоанны лежал на кровати. Она складывала вещи, когда вошел фон Хольден.
— Джоанна, прости, я виноват. Прошу тебя...
Не обращая на него внимания, она подошла к шкафу и достала вечернее платье, которое привезла ей для торжества Юта Баур. Вернувшись к кровати, она разложила на ней одежду и начала складывать ее в чемодан. Фон Хольден некоторое время наблюдал за ней, потом тихо подошел сзади и положил ей руку на плечо. Джоанна застыла.
— Сейчас очень напряженное время для меня, Джоанна... Как и для тебя, и для мистера Либаргера.
Джоанна молчала, невидящим взглядом уставившись в окно.
— Я должен сказать тебе правду, Джоанна... Никто никогда не говорил мне, что любит меня. Ты... ты испугала меня.
У нее перехватило дыхание.
— Я испугала тебя?
— Да...
Она повернулась. Недавно такие злобные, ненавидящие глаза смотрели теперь на нее мягко и любяще.
— Не смей говорить мне...
— Джоанна, не знаю, достоин ли я любви...
— Не смей... — Не в силах больше сдерживаться, она заплакала.
— Это правда. Я не стою...
Она прижала кончики пальцев к его губам, не позволяя ему договорить.
— Стоишь... — прошептала она.
Он медленно сомкнул руки у нее на талии и медленно, нежно поцеловал ее. Джоанна вернула ему поцелуй, крепко прижавшись к нему всем телом. Охватившее ее желание вытеснило все мысли, даже тень здравого смысла. Страх, который она испытала днем, исчез без следа.
* * *
Съемка дома № 72 по Гаупт-штрассе проводилась с вертолета, с высоты около пяти тысяч футов. Это была вилла девятнадцатого века, трехэтажная, с гаражом на пять машин позади дома. С правой стороны дома — полукруглый въезд с улицы, с будкой охраны у железных ворот, с левой — теннисный корт с красным песком. Высокая каменная стена вокруг всей территории виллы увита увядшим плющом.
— Есть еще одни ворота, за гаражом. К ним ведет подъездная дорога от служебного входа, — пояснил Нобл, глядя на большой экран телевизора «Сони».
— И им пользуются, — добавил Реммер.
Все четверо сидели в большом видеозале этажом выше камер предварительного следствия в удобных, как в театре, креслах. Осборн, откинувшись на спинку кресла, опирался подбородком на руку и думал о своем. Внизу допрашивали Веру. Его воображение рисовало картину допроса. С другой стороны, что, если Маквей прав и она действительно работает на группу? Что она узнавала у Франсуа для своих хозяев, что передавала им? И каким образом оказался замешанным в это он, Осборн? Что она надеялась узнать у него? Может быть, его встреча с Мерримэном была просто случайным совпадением. Она не могла знать об этом, потому что не видела Мерримэна, пока Осборн не последовал за ней в Париж.
— А эта видеозапись сделана из фургона прачечной, пока водитель относил заказ в дом напротив, — сказал Реммер, глядя на экран, на котором появилось другое изображение. — Здесь всего несколько коротких эпизодов с разных точек. Мы не хотели привлекать к себе внимание, поэтому снимали в основном с вертолета.
На экране снова появился общий план виллы. На въездной аллее стоял лимузин, на лужайке трудился садовник. Больше ничего не происходило.
— Что это? — вдруг произнес Маквей. — Смотрите, какое-то движение у окна на втором этаже. Второе окно справа.
Реммер остановил запись, вернул пленку назад и пустил снова, но уже в замедленном темпе.
— Кто-то стоит у окна, — подтвердил Нобл.
Реммер снова вернул пленку назад. На этот раз он выбрал самый медленный темп и применил специальный оптический прием, чтобы рассмотреть движение в окне.
— Это женщина. Очень плохо видно...
— Можете увеличить фрагмент? — спросил Нобл.
— Конечно. — Реммер в интерком дал указания техникам, вынул кассету и заменил ее другой. Это тоже был общий план виллы, но снятый под другим углом. Снова во втором окне справа мелькнула тень, подтвердив наблюдение Маквея: кто-то действительно стоял у окна и смотрел вниз. Вдруг около будки охранника появился серый «БМВ», притормозил, пока открывались ворота, и двинулся к парадному входу. Из машины вышел высокий мужчина и исчез в доме.
— Есть какие-нибудь предположения, кто это? — спросил Маквей.
Реммер покачал головой.
— Наше расследование обещает превратиться в увлекательнейшую игру, — спокойным тоном произнес Нобл и взял папки с разложенными по алфавиту фотографиями. К этому времени из Бад-Годесберга поступило шестьдесят три фотографии гостей Шарлот-тенбурга из ста. В основном фотографии были сделаны «Поляроидом», были увеличенные фотографии с водительских удостоверений, но были и архивные, и газетные снимки. — Я беру себе с А по F, остальные буквы делите между собой как хотите.
— Давайте сначала посмотрим на него внимательнее. — Реммер перемотал пленку назад, потом переключил скорость воспроизведения. Еще раз, теперь совсем медленно, серый «БМВ» подъехал к дому, притормозил, остановился, вышел высокий мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92