Теперь они наверняка вышли на Нобла — Бенни звонил по его личному номеру, ну, а если они сумели организовать прослушивание во Франции и США, то смогут и в Англии.
Отпив большой глоток виски, Маквей отставил стакан, встал и подошел к шкафу. Он достал свежую рубашку, костюм и галстук. Через несколько минут револьвер занял свое место в кобуре у бедра. Маквей еще раз глотнул виски и вышел. Смотреться в зеркало ему было незачем — он и так знал, как выглядит.
Толкнув тяжелую, с начищенными медными украшениями дверь отеля, он вышел на улицу и прошагал квартал к ближайшей станции подземки. Через двадцать минут он был в Челси, в удобном, со вкусом обустроенном доме Нобла.
Нобл по прямой линии связался со Скотленд-Ярдом и заказал машину и охрану для жены. Через пятнадцать минут супруги попрощались, и миссис Нобл отправилась погостить к сестре в Кембридж.
— Это не первый раз, — сказал Нобл, когда машина исчезла из виду. — Такое уже случалось. ИРА, другие подонки... Неспокойно в мире.
Маквей кивнул. Он волновался за Осборна. Детективы Нобла проводили его в отель и строго-настрого запретили покидать номер. Перед тем как отправиться к Ноблу, Маквей позвонил Осборну, но тот не ответил. Теперь он попытался дозвониться еще раз — с тем же результатом.
— Нет? — спросил Нобл.
Маквей кивнул и положил трубку. Как только трубка легла на рычаг, раздался звонок.
Нобл схватил трубку.
— Да. Да, он здесь. — Нобл посмотрел на Маквея. — Дейл Уошборн из Палм-Спрингса добивается вас.
— Она у телефона?
Нобл обменялся парой фраз со своим оперативником и записал что-то на листке. Повесив трубку, он протянул листок Маквею.
— С ней можно связаться по этому номеру.
Маквей попросил Нобла еще разок позвонить Осборну, а сам вышел в холл ко второму домашнему телефону Нобла. Было уже одиннадцать вечера по лондонскому времени. Примерно три пополудни в Палм-Спрингсе.
— Дейл у телефона, — произнес нежный голос.
— Привет, милая, это Маквей. Что у тебя?
— Сейчас?
— Сейчас.
— Сейчас у меня гости.
— Наверное, это твои друзья. Расскажи, что нового.
— Представь, две пары, тузы и восьмерки, с ума сойти, что за расклад!
— Этот твой покер...
— Покер был до твоего звонка, дорогой. Подожди, я подойду к другому аппарату.
Маквей услышал, как она с кем-то разговаривает. Через несколько секунд Дейл сняла трубку второго аппарата, первый щелкнул, отключившись.
Дейл Уошборн, казалось, сошла прямо со страниц романов Раймонда Чандлера. Тридцать пять лет, натуральная платиновая блондинка, прекрасная фигура и мозги ничуть не хуже. Дейл на протяжении пяти лет была тайным агентом лос-анджелесского департамента полиции. Во время одного широкомасштабного рейда в Брентвуде случилось несчастье — пуля застряла у нее в нижней части спины и удалить ее не представлялось возможным. Получив отличную пенсию, Дейл поселилась в Палм-Спрингсе. Она играла в карты с несколькими богатыми разведенными бездельниками обоих полов и время от времени занималась частным сыском для избранной клиентуры. Маквей позвонил ей сразу же, как только поселился в отеле в Найтсбридже, и попросил на скорую руку раскопать все, что удастся, об Эрвине Шолле.
— Итак, ничего.
— Как это — ничего? — Маквей почувствовал, как его охватывает гнев. Ему трудно было расследовать убийство Бенни с профессиональным хладнокровием.
— Повторяю, абсолютно ничего. Извини, дорогой. Эрвин Шолл тот, за кого себя выдает. Богатейший издатель и коллекционер, на короткой ноге и с ультра, и с Президентом, и с Премьер-министром. Два последних — с большой буквы, моя радость. Если за ним что-то есть, то это закопано глубоко в песочнице, где играют только большие детки. Малышам вроде нас с тобой туда хода нет.
— А его прошлое?
— О, Это классика! Бедный иммигрант, работа до седьмого пота, и так далее. Остальное ты уже слышал.
— Женат?
— Нет и не был. Насколько мне удалось выяснить. Только не воображай, что он гей, — он развлекается с настоящими королевами в фамильных изумрудах, соболях, с собственными армиями, и так далее.
— Ангел мой, ты меня не балуешь.
— Подкину тебе один фактик, и делай с ним, что хочешь. Твой мальчик до воскресенья в Берлине. Ожидается большое собрание или съезд в... сейчас, подожди, посмотрю в своей книжке... ага, вот оно, только не знаю, это город или что — Шарлоттенбург.
— Шарлоттенбургский дворец? — Маквей бросил вопросительный взгляд на Нобла.
— Музей в Берлине, — тихо пояснил Нобл.
— Возвращайся к картам и к своим гостям, ангел мой. Вернусь — пообедаем вместе.
— Маквей, для тебя я всегда свободна.
Маквей повесил трубку. Нобл ухмыльнулся:
— Ангел?..
— Ангел, — ровно произнес Маквей. — Что Осборн?
Улыбка Ноблапогасла, он покачал головой:
— Ничего.
Глава 83
— Вера...
— О Господи, Пол!
Осборн слышал облегчение и волнение в ее голосе.
Все это время несмотря ни на что Вера не выходила у него из головы. Ему необходимо было связаться с ней, узнать, все ли у нее в порядке.
Его предупредили, что звонить из номера нельзя. Он и сам это понимал, поэтому решил позвонить из вестибюля. Маквею это наверняка не понравилось бы.
Все телефоны в вестибюле оказались заняты. Он подошел к портье и спросил, нет ли еще где телефона. Портье кивнул в сторону бара, по дороге туда, в коридоре, он увидел целый ряд кабинок.
Он вошел в первую из них и достал маленькую записную книжку. В ней был телефон бабушки Веры в Кале. Массивная деревянная кабина почему-то подействовала на него успокаивающе и ободряюще. Осборн услышал, как кто-то рядом повесил трубку и вышел. Он выглянул в коридор и увидел молодую пару, направляющуюся к лифтам. Теперь в коридоре не было ни души. Осборн схватил трубку и заказал разговор по своей кредитной карточке.
Раздались отдаленные гудки на другом конце провода. Трубку долго не снимали. Он уже отчаялся, но тут послышался голос старой женщины. Осборн понял только, что Веры там нет и не было. Ему казалось, он теряет рассудок от страха... Но потом он сообразил, что Вера, должно быть, еще на работе в больнице. Он набрал второй номер. Несколько гудков — и зазвучал ее голос.
— Вера... — произнес Осборн, сердце его вбирало каждый звук ее голоса.
Но Вера продолжала что-то говорить по-французски, и Осборн сообразил, что это автоответчик. Потом раздался щелчок, и через несколько секунд послышался другой женский голос.
— Parlez-vous anglais? — спросил Осборн.
Да, на плохом английском ответила женщина. Вера два дня назад уехала по каким-то семейным обстоятельствам. Когда вернется, неизвестно. Может быть, он хочет поговорить с другим врачом?
— Нет, спасибо. — Он повесил трубку.
Несколько минут Осборн тупо смотрел на стенку.
Осталось единственное место... Может быть, Вера вернулась домой?
Третий раз он воспользовался своей кредитной карточкой и решил, что пора перейти к другому телефону. Он уже собирался повесить трубку, как вдруг услышал мужской голос:
— Bonsoir, квартира мадемуазель Моннере.
Это был голос Филиппа — он снял трубку на коммутаторе. Почему Филипп отвечает на звонки Вере, а не ждет, пока она сама возьмет трубку? Может быть, Маквей прав, и Филипп навел таинственную Организацию на след Веры?.. Филипп, мол, помог ему выбраться из дома — но только после того, как сообщил обо всем длинному...
— Квартира Моннере, — повторил Филипп. Теперь в его голосе звучали подозрительные нотки.
Осборн перевел дух и заговорил:
— Филипп, это доктор Осборн.
Радость Филиппа была безмерной, он был взволнован и счастлив, что слышит голос милого доктора, за которого до смерти тревожился.
— О месье... Эта стрельба в «Ля Куполь» — все передавали по телевизору. Они сказали, что замешаны два американца... У вас все в порядке? Где вы?
«Ага, — сказал себе Осборн, — осторожнее!»
— Где Вера, Филипп? У вас есть от нее известия?
— Да, да! Вера звонила утром и оставила телефон — только для Осборна, больше ни для кого.
Снаружи раздался шум. Осборн выглянул из кабинки. Уборщица-негритянка в униформе отеля чистила пылесосом ковер. Старенькая, щуплая, высоко зачесанные и убранные под ярко-синий шарф волосы придавали ей экзотический вид.
Осборн закрыл дверь и повернулся к аппарату.
— Давайте номер, Филипп, — сказал он.
Он достал из кармана ручку и оглянулся в поисках бумаги, на которой можно было бы записать номер, но ничего не нашел и нацарапал номер прямо на ладони, а потом еще повторил вслух для проверки.
— Merci, Филипп. — И он повесил трубку, не дожидаясь дальнейших расспросов.
Проклиная гудящий пылесос, Осборн вспомнил, что нужно сменить аппарат, но махнул рукой и быстро набрал записанный на ладони номер.
— Oui? — произнес грубый и хриплый мужской голос.
— Пожалуйста, попросите к телефону мадемуазель Моннере.
Осборн услышал голос Веры — она произнесла несколько слов по-французски и имя: Жан-Клод. Звякнул параллельный аппарат, и Вера неуверенно назвала его имя:
— О Господи, Вера... — У него перехватило дыхание. — Что происходит? Где ты?
Из всех женщин, которых знал Осборн, ни одна не имела над ним такой власти, как Вера. Один только звук ее голоса — и все внутри у него задрожало, как у подростка.
— Я звонил твоей бабушке в Кале, но ее английский еще хуже моего французского... Я понял только, что она не знает, где ты. Я вспомнил французских детективов... Вдруг они тоже замешаны в этом, а я приставил их к тебе... Вера, где ты, черт побери? У тебя все в порядке?
— У меня все в порядке, но... — Она заколебалась. — Но я не могу сказать тебе, где я нахожусь.
Вера обвела взглядом маленькую уютную бело-желтую спальню с большим окном, выходящим на освещенный подъезд к дому. Вокруг были деревья — и темнота. Приоткрыв дверь, она увидела, что коренастый мужчина в черном свитере с пистолетом у пояса прослушивает и записывает их разговор на магнитофон. Винтовка армейского образца стояла у стены.
— Жан-Клод, пожалуйста... — сказала Вера по-французски.
Мужчина заколебался и выключил магнитофон. Вера вернулась в свою комнату.
— С кем ты говоришь? Это не полицейские! Кто снял трубку?.. — неожиданно резко спросил Осборн. Он почувствовал, как его окатила горячая волна ревности. Перед самой кабинкой оглушительно ревел пылесос. Сердито оглянувшись, Осборн обнаружил, что старуха негритянка смотрит на него в упор. Когда их глаза встретились, она круто повернулась и отошла. Гул пылесоса утих.
— Проклятье... Вера! — Осборн снова стоял спиной к двери. Он был сердит, уязвлен, растерян. — Что, черт возьми, происходит?
Вера молчала.
— Почему ты не можешь сказать мне, где ты находишься?
— Потому что...
— Почему?!
Осборн снова выглянул из кабинки. Коридор был пуст. Он повернулся к телефону.
— Вера... — начал он, и вдруг его осенило. — Ты с ним! Ты с этим французишкой, да?
Вера сердцем почувствовала эту вспышку ревности, но одновременно и неприязнь к Осборну. Значит, он все-таки ей не доверяет.
— Нет, я не с ним. И не называй его так.
— Вера, не надо лгать. Проклятье... Только не сейчас... Если он с тобой, скажи мне!
— Пол, прекрати! Или замолчи, или убирайся к черту!
Внезапно Осборн осознал, что не слушает Веру, а пытается здраво рассуждать. На него навалился страх, терзавший его после смерти отца, страх потерять любимого человека. Гнев, ярость, ревность — так он защищал, ограждал себя от боли. Но в тоже время — и отталкивал от себя людей, которые любили его, превращал их любовь в чувство, больше похожее на жалость. И, проклиная их за предательство, уползал в свою берлогу, израненный и больной, чужой всему миру.
Как при внезапном озарении, он понял, что если еще можно остановить это саморазрушение, то он должен попытаться сделать это немедленно. И как бы ни была трудно, послать к черту все подозрения — и поверить ей.
Вжавшись спиной в угол кабины, Осборн выговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Отпив большой глоток виски, Маквей отставил стакан, встал и подошел к шкафу. Он достал свежую рубашку, костюм и галстук. Через несколько минут револьвер занял свое место в кобуре у бедра. Маквей еще раз глотнул виски и вышел. Смотреться в зеркало ему было незачем — он и так знал, как выглядит.
Толкнув тяжелую, с начищенными медными украшениями дверь отеля, он вышел на улицу и прошагал квартал к ближайшей станции подземки. Через двадцать минут он был в Челси, в удобном, со вкусом обустроенном доме Нобла.
Нобл по прямой линии связался со Скотленд-Ярдом и заказал машину и охрану для жены. Через пятнадцать минут супруги попрощались, и миссис Нобл отправилась погостить к сестре в Кембридж.
— Это не первый раз, — сказал Нобл, когда машина исчезла из виду. — Такое уже случалось. ИРА, другие подонки... Неспокойно в мире.
Маквей кивнул. Он волновался за Осборна. Детективы Нобла проводили его в отель и строго-настрого запретили покидать номер. Перед тем как отправиться к Ноблу, Маквей позвонил Осборну, но тот не ответил. Теперь он попытался дозвониться еще раз — с тем же результатом.
— Нет? — спросил Нобл.
Маквей кивнул и положил трубку. Как только трубка легла на рычаг, раздался звонок.
Нобл схватил трубку.
— Да. Да, он здесь. — Нобл посмотрел на Маквея. — Дейл Уошборн из Палм-Спрингса добивается вас.
— Она у телефона?
Нобл обменялся парой фраз со своим оперативником и записал что-то на листке. Повесив трубку, он протянул листок Маквею.
— С ней можно связаться по этому номеру.
Маквей попросил Нобла еще разок позвонить Осборну, а сам вышел в холл ко второму домашнему телефону Нобла. Было уже одиннадцать вечера по лондонскому времени. Примерно три пополудни в Палм-Спрингсе.
— Дейл у телефона, — произнес нежный голос.
— Привет, милая, это Маквей. Что у тебя?
— Сейчас?
— Сейчас.
— Сейчас у меня гости.
— Наверное, это твои друзья. Расскажи, что нового.
— Представь, две пары, тузы и восьмерки, с ума сойти, что за расклад!
— Этот твой покер...
— Покер был до твоего звонка, дорогой. Подожди, я подойду к другому аппарату.
Маквей услышал, как она с кем-то разговаривает. Через несколько секунд Дейл сняла трубку второго аппарата, первый щелкнул, отключившись.
Дейл Уошборн, казалось, сошла прямо со страниц романов Раймонда Чандлера. Тридцать пять лет, натуральная платиновая блондинка, прекрасная фигура и мозги ничуть не хуже. Дейл на протяжении пяти лет была тайным агентом лос-анджелесского департамента полиции. Во время одного широкомасштабного рейда в Брентвуде случилось несчастье — пуля застряла у нее в нижней части спины и удалить ее не представлялось возможным. Получив отличную пенсию, Дейл поселилась в Палм-Спрингсе. Она играла в карты с несколькими богатыми разведенными бездельниками обоих полов и время от времени занималась частным сыском для избранной клиентуры. Маквей позвонил ей сразу же, как только поселился в отеле в Найтсбридже, и попросил на скорую руку раскопать все, что удастся, об Эрвине Шолле.
— Итак, ничего.
— Как это — ничего? — Маквей почувствовал, как его охватывает гнев. Ему трудно было расследовать убийство Бенни с профессиональным хладнокровием.
— Повторяю, абсолютно ничего. Извини, дорогой. Эрвин Шолл тот, за кого себя выдает. Богатейший издатель и коллекционер, на короткой ноге и с ультра, и с Президентом, и с Премьер-министром. Два последних — с большой буквы, моя радость. Если за ним что-то есть, то это закопано глубоко в песочнице, где играют только большие детки. Малышам вроде нас с тобой туда хода нет.
— А его прошлое?
— О, Это классика! Бедный иммигрант, работа до седьмого пота, и так далее. Остальное ты уже слышал.
— Женат?
— Нет и не был. Насколько мне удалось выяснить. Только не воображай, что он гей, — он развлекается с настоящими королевами в фамильных изумрудах, соболях, с собственными армиями, и так далее.
— Ангел мой, ты меня не балуешь.
— Подкину тебе один фактик, и делай с ним, что хочешь. Твой мальчик до воскресенья в Берлине. Ожидается большое собрание или съезд в... сейчас, подожди, посмотрю в своей книжке... ага, вот оно, только не знаю, это город или что — Шарлоттенбург.
— Шарлоттенбургский дворец? — Маквей бросил вопросительный взгляд на Нобла.
— Музей в Берлине, — тихо пояснил Нобл.
— Возвращайся к картам и к своим гостям, ангел мой. Вернусь — пообедаем вместе.
— Маквей, для тебя я всегда свободна.
Маквей повесил трубку. Нобл ухмыльнулся:
— Ангел?..
— Ангел, — ровно произнес Маквей. — Что Осборн?
Улыбка Ноблапогасла, он покачал головой:
— Ничего.
Глава 83
— Вера...
— О Господи, Пол!
Осборн слышал облегчение и волнение в ее голосе.
Все это время несмотря ни на что Вера не выходила у него из головы. Ему необходимо было связаться с ней, узнать, все ли у нее в порядке.
Его предупредили, что звонить из номера нельзя. Он и сам это понимал, поэтому решил позвонить из вестибюля. Маквею это наверняка не понравилось бы.
Все телефоны в вестибюле оказались заняты. Он подошел к портье и спросил, нет ли еще где телефона. Портье кивнул в сторону бара, по дороге туда, в коридоре, он увидел целый ряд кабинок.
Он вошел в первую из них и достал маленькую записную книжку. В ней был телефон бабушки Веры в Кале. Массивная деревянная кабина почему-то подействовала на него успокаивающе и ободряюще. Осборн услышал, как кто-то рядом повесил трубку и вышел. Он выглянул в коридор и увидел молодую пару, направляющуюся к лифтам. Теперь в коридоре не было ни души. Осборн схватил трубку и заказал разговор по своей кредитной карточке.
Раздались отдаленные гудки на другом конце провода. Трубку долго не снимали. Он уже отчаялся, но тут послышался голос старой женщины. Осборн понял только, что Веры там нет и не было. Ему казалось, он теряет рассудок от страха... Но потом он сообразил, что Вера, должно быть, еще на работе в больнице. Он набрал второй номер. Несколько гудков — и зазвучал ее голос.
— Вера... — произнес Осборн, сердце его вбирало каждый звук ее голоса.
Но Вера продолжала что-то говорить по-французски, и Осборн сообразил, что это автоответчик. Потом раздался щелчок, и через несколько секунд послышался другой женский голос.
— Parlez-vous anglais? — спросил Осборн.
Да, на плохом английском ответила женщина. Вера два дня назад уехала по каким-то семейным обстоятельствам. Когда вернется, неизвестно. Может быть, он хочет поговорить с другим врачом?
— Нет, спасибо. — Он повесил трубку.
Несколько минут Осборн тупо смотрел на стенку.
Осталось единственное место... Может быть, Вера вернулась домой?
Третий раз он воспользовался своей кредитной карточкой и решил, что пора перейти к другому телефону. Он уже собирался повесить трубку, как вдруг услышал мужской голос:
— Bonsoir, квартира мадемуазель Моннере.
Это был голос Филиппа — он снял трубку на коммутаторе. Почему Филипп отвечает на звонки Вере, а не ждет, пока она сама возьмет трубку? Может быть, Маквей прав, и Филипп навел таинственную Организацию на след Веры?.. Филипп, мол, помог ему выбраться из дома — но только после того, как сообщил обо всем длинному...
— Квартира Моннере, — повторил Филипп. Теперь в его голосе звучали подозрительные нотки.
Осборн перевел дух и заговорил:
— Филипп, это доктор Осборн.
Радость Филиппа была безмерной, он был взволнован и счастлив, что слышит голос милого доктора, за которого до смерти тревожился.
— О месье... Эта стрельба в «Ля Куполь» — все передавали по телевизору. Они сказали, что замешаны два американца... У вас все в порядке? Где вы?
«Ага, — сказал себе Осборн, — осторожнее!»
— Где Вера, Филипп? У вас есть от нее известия?
— Да, да! Вера звонила утром и оставила телефон — только для Осборна, больше ни для кого.
Снаружи раздался шум. Осборн выглянул из кабинки. Уборщица-негритянка в униформе отеля чистила пылесосом ковер. Старенькая, щуплая, высоко зачесанные и убранные под ярко-синий шарф волосы придавали ей экзотический вид.
Осборн закрыл дверь и повернулся к аппарату.
— Давайте номер, Филипп, — сказал он.
Он достал из кармана ручку и оглянулся в поисках бумаги, на которой можно было бы записать номер, но ничего не нашел и нацарапал номер прямо на ладони, а потом еще повторил вслух для проверки.
— Merci, Филипп. — И он повесил трубку, не дожидаясь дальнейших расспросов.
Проклиная гудящий пылесос, Осборн вспомнил, что нужно сменить аппарат, но махнул рукой и быстро набрал записанный на ладони номер.
— Oui? — произнес грубый и хриплый мужской голос.
— Пожалуйста, попросите к телефону мадемуазель Моннере.
Осборн услышал голос Веры — она произнесла несколько слов по-французски и имя: Жан-Клод. Звякнул параллельный аппарат, и Вера неуверенно назвала его имя:
— О Господи, Вера... — У него перехватило дыхание. — Что происходит? Где ты?
Из всех женщин, которых знал Осборн, ни одна не имела над ним такой власти, как Вера. Один только звук ее голоса — и все внутри у него задрожало, как у подростка.
— Я звонил твоей бабушке в Кале, но ее английский еще хуже моего французского... Я понял только, что она не знает, где ты. Я вспомнил французских детективов... Вдруг они тоже замешаны в этом, а я приставил их к тебе... Вера, где ты, черт побери? У тебя все в порядке?
— У меня все в порядке, но... — Она заколебалась. — Но я не могу сказать тебе, где я нахожусь.
Вера обвела взглядом маленькую уютную бело-желтую спальню с большим окном, выходящим на освещенный подъезд к дому. Вокруг были деревья — и темнота. Приоткрыв дверь, она увидела, что коренастый мужчина в черном свитере с пистолетом у пояса прослушивает и записывает их разговор на магнитофон. Винтовка армейского образца стояла у стены.
— Жан-Клод, пожалуйста... — сказала Вера по-французски.
Мужчина заколебался и выключил магнитофон. Вера вернулась в свою комнату.
— С кем ты говоришь? Это не полицейские! Кто снял трубку?.. — неожиданно резко спросил Осборн. Он почувствовал, как его окатила горячая волна ревности. Перед самой кабинкой оглушительно ревел пылесос. Сердито оглянувшись, Осборн обнаружил, что старуха негритянка смотрит на него в упор. Когда их глаза встретились, она круто повернулась и отошла. Гул пылесоса утих.
— Проклятье... Вера! — Осборн снова стоял спиной к двери. Он был сердит, уязвлен, растерян. — Что, черт возьми, происходит?
Вера молчала.
— Почему ты не можешь сказать мне, где ты находишься?
— Потому что...
— Почему?!
Осборн снова выглянул из кабинки. Коридор был пуст. Он повернулся к телефону.
— Вера... — начал он, и вдруг его осенило. — Ты с ним! Ты с этим французишкой, да?
Вера сердцем почувствовала эту вспышку ревности, но одновременно и неприязнь к Осборну. Значит, он все-таки ей не доверяет.
— Нет, я не с ним. И не называй его так.
— Вера, не надо лгать. Проклятье... Только не сейчас... Если он с тобой, скажи мне!
— Пол, прекрати! Или замолчи, или убирайся к черту!
Внезапно Осборн осознал, что не слушает Веру, а пытается здраво рассуждать. На него навалился страх, терзавший его после смерти отца, страх потерять любимого человека. Гнев, ярость, ревность — так он защищал, ограждал себя от боли. Но в тоже время — и отталкивал от себя людей, которые любили его, превращал их любовь в чувство, больше похожее на жалость. И, проклиная их за предательство, уползал в свою берлогу, израненный и больной, чужой всему миру.
Как при внезапном озарении, он понял, что если еще можно остановить это саморазрушение, то он должен попытаться сделать это немедленно. И как бы ни была трудно, послать к черту все подозрения — и поверить ей.
Вжавшись спиной в угол кабины, Осборн выговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92