Мужчина, недавно вошедший, пристроился к стойке чуть подальше Лино и заказал себе пиво. Этот тип подтянул к стойке табурет – значит, либо никогда прежде здесь не был, либо его не заботило, что он придет домой с грязными пятнами на брюках.
Когда пиво было уже наполовину выпито, а Лино как раз перелистнул газету на спортивную страницу, мужчина указал на газету и спросил:
– Вы читали? Про типа, который получил в наследство триллион долларов?
Лино нехотя поднял голову. Мужчина был одет в темное пальто и сжимал свой стакан в горильих волосатых лапах.
– О нем, я думаю, все читали, – ответил он как можно безучастнее.
– Триллион долларов! Охренеть. Боюсь, у самого Бога нету таких денег, а?
– Понятия не имею, сколько денег у Бога.
Вроде бы незнакомец оставил Лино в покое, вперившись взглядом в баскетбол по телевизору, но игра не пробудила у него интереса.
– Я читал, что у этого типа есть старший брат, – продолжал он молоть языком. – Эх, парень, подумал я, каково ему сейчас смотреть на все это? То-то, наверно, жалеет, что не задушил братца еще в колыбели, огреб бы все денежки сам. Могу себе представить, что творится у него на душе.
Лино опустил газету и поглядел на болтуна внимательнее. У того было мясистое, изрытое бывшими угрями лицо. Очевидно, что он не боится ни драки, ни пьянки. В глазах сквозило коварство.
Он заметил взгляд Лино.
– Да ладно. Мало ли что в голову взбредет? Мысль ненаказуема. Пока до дела не дойдет.
У Лино и правда много чего творилось на душе, когда он понял, что героем всех этих сообщений был Джон. Его брат Джон, которого ему в детстве приходилось нянчить. Который карапузом чуть не попал под автобус. И так далее…
Теперь его интересовало лишь одно: случайно ли этот тип заговорил именно с ним?
– Это еще надо как следует напрячься, чтобы представить себе такую кучу денег. Триллион долларов. Господи, да позавчера я еще даже не знал, что такие деньги вообще существуют! Даже те, в Вашингтоне, ворочают всего лишь миллиардами. А этот мальчишка унаследовал триллион. Уж не заглянуть ли мне в бумаги моего дедушки, не завалялась ли там сберкнижка из пятнадцатого века, а?
– Вполне может быть.
Тип извлек из кармана визитную карточку и подвинул ее по стойке к Лино.
– Бликер, – представился он. – Рэндольф Бликер. Можете называть меня просто Рэнди.
Лино взял карточку и заглянул в нее. Там было написано адвокат, и – по вопросам детского и наследственного права.
– Что это? – спросил он. – Чего вы хотите?
Рэнди Бликер удостоверился быстрым взглядом, что бармен и остальные их не слышат.
– О'кей. Это было небольшое шоу. Я не хотел, чтобы вы сразу сбежали, понимаете? Я знаю, что вы его брат. А чего я хочу – ну, работы, можно сказать.
– Работы?
– Я помогу вам выйти на деньги. За умеренную долю, естественно.
– На деньги? Какие деньги?
– А о чем я все это время говорил? Разве не о триллионе долларов?
Лино недоверчиво сощурил глаза. Он еще раз взглянул на визитную карточку. Детское и наследственное право. От этого за версту разило чем-то нечистым.
– Мне даже не интересно, что вы хотите мне предложить.
– Разве вас не задело, что судьба просвистела так близко мимо вас?
– Ну, допустим. Но что есть, то есть. Мой младший брат оказался младшим Фонтанелли к этому странному оговоренному сроку. Точка. В этом ничего не изменишь.
Рэнди оглядел его с неким подобием улыбки.
– Изменишь, – сказал он с хитрым блеском в глазах. – Можно изменить. И я удивляюсь, как вы сами до этого не додумались.
* * *
Тщательно продуманные планы пришлось выстраивать заново. Передача состояния теперь должна была пройти не во Флоренции, а в Риме, прямо в министерстве финансов. Время встречи согласовывалось под большим секретом.
– Наверное, придется вызвать вертолет, – предложил Эдуардо. – Если журналисты и дальше будут осаждать ворота.
– Уж нашу-то машину они пропустят, – возразил его отец, который, видимо, больше не спал с момента появления прессы. – Зачем же выбрасывать деньги на ветер?!
Джон собирался рассказать Вакки о ночном звонке, но почему-то откладывал это с минуты на минуту. И чем дальше шли разговоры, тем неуместнее становилось вспоминать об этом. Ведь, в принципе, какое это имело значение?
То, что акт введения в наследство теперь состоится в Риме, должно было облегчить другие официальные процедуры.
– Есть одно небольшое осложнение, – заявил ему Альберто с располагающей улыбкой. – Короче говоря, вам придется стать итальянцем.
Осложнением было его гражданство. Как гражданин Соединенных Штатов Америки, объяснил ему Грегорио с утомительной обстоятельностью, он со всех своих доходов по всему миру обязан платить налог в США. Это распространяется и на его наследство. А поскольку с американскими финансовыми органами в принципе невозможно достигнуть такой договоренности, как с итальянским министром, то выход один: менять гражданство.
Джону эта идея не понравилась.
– Мой дед бежал от Муссолини. Он боролся за свой американский паспорт, как зверь. И то, что я теперь отдам американское гражданство, мне совсем не по вкусу.
– Я надеюсь, от вашего внимания не ускользнуло, что Муссолини больше не у власти, – сказал Альберто.
– Я очень любил моего деда, понимаете? Он гордился тем, что стал американцем. Мой отказ от гражданства будет сродни предательству.
– Ваш патриотизм и привязанность к семье делают вам честь, – сказал Грегорио Вакки. – Но несколько сотен миллиардов долларов – слишком высокая цена за это, вам не кажется?
– Конечно, но это не значит, что смена гражданства должна приводить меня в восторг.
– Вы слишком всерьез к этому относитесь, – вмешался Эдуардо. – Вы станете богатым человеком, Джон. Ваше состояние больше, чем валовой внутренний продукт большинства стран в этом мире. Поэтому вы сможете поехать куда угодно и жить где захотите. В реальности вам совсем необязательно придерживаться договоренности с итальянским министром финансов: что он может сделать, если вы просто уедете? Ничего. Подумайте, какое значение в сравнении с такими масштабами может иметь ваше гражданство?
В конце концов Джон сдался.
– Ну, хорошо. Когда это случится?
– Как только завершатся все приготовления. Засекреченность, личная охрана и так далее. И после церемонии вас хочет принять премьер-министр, – сказал Грегорио Вакки. – В следующий четверг.
Судя по его виду, он изнемогал от нетерпения в ожидании этого события.
* * *
Джон стоял у окна библиотеки и смотрел сквозь занавески на журналистов, которые расположились лагерем за воротами имения, словно зрители концерта под открытым небом. Его удивляли упорство и выносливость репортеров: те выжидали, хотя им объяснили, что никаких интервью не будет, пока не состоится нотариальная передача состояния. Неправдоподобным был для него и повод, ради которого они собрались: мечта о безграничном богатстве. Видимо, никто даже не догадывался, какой страх может вселять такое богатство.
Джон решил, что расскажет журналистам о завещании Джакомо Фонтанелли.
– Джон? Вот вы где! – Джон обернулся на голос Эдуардо. Его сопровождал человек, из которого легко получилось бы два: широкоплечий великан, на голову выше Джона, перед таким трепетал бы любой мастер спорта по боксу. – Позвольте представить вам Марко. Марко, это синьор Фонтанелли.
– Buongiorno, – сказал Марко, протягивая Джону руку, похожую на лопату. Джон с некоторой опаской пожал руку великана, но это оказалось не так страшно: мускулы, грозившие разорвать по швам рукав темного костюма Марко, не причинили вреда руке Джона.
– Марко – представитель лучшей охранной службы Италии, – пояснил Эдуардо.
– Охранной службы?
– Ваш телохранитель, синьор, – обозначил себя Марко.
– Мой… – Джон сглотнул. Ах да, Вакки упоминали об этом. Лейб-вахта, это что-то из прошлого века, из другой жизни. Как у короля, которому приходилось защищаться от кровожадных соперников. – Телохранитель. Понял. Вы должны меня опекать.
– Si, Signore.
Одно только физическое присутствие этого человека внушало ужас. Конечно, ему и делать ничего не надо, достаточно просто быть рядом, и потенциальный злодей откажется от своих умыслов. Джон глубоко вдохнул. Телохранитель. Это придает всей истории чертовскую реальность.
Он посмотрел на Эдуардо, который излучал самодовольство.
– И как это будет выглядеть на практике? То есть он постоянно будет со мной, будет всюду сопровождать меня?..
– Scusi, Signore, – вмешался Марко. – Самая большая опасность, какая вам грозит – это похищение с целью вымогательства выкупа. Помимо ситуаций, когда потребуется чисто физическое внедрение и прорыв сквозь толпу. Моя задача провести вас невредимым, поэтому я буду держаться к вам так близко, как понадобится, чтобы исключить эту опасность.
Джон смотрел на богатыря с удивлением, и до его сознания дошло, что он невольно исходил из того, что такая гора мускулов не может обладать способностью связной мысли и уж тем более речи.
– Похищение… – вырвалось у него. – Понял.
– Сегодня после обеда сюда приедут другие мои коллеги, – продолжал Марко, – которые будут охранять имение с овчарками и установят дополнительные приборы наблюдения и оповещения. Целью всего этого будет абсолютная безопасность вашей спальни, когда никого из нас там не будет.
– Прекрасно!
– Но и вне спальни вы можете на сто процентов рассчитывать на наш такт, – со всей серьезностью заверил телохранитель. Такая речь могла исходить от доцента социологии, но уж никак не от человека, в чью профессию входят ежедневные тренировки по карате и поднятию штанги.
– Хорошо, – сказал Джон. – А могу я узнать вашу фамилию?
Вопрос застал богатыря врасплох.
– Об этом меня еще никто не спрашивал, – признался он. – Бенетти. Мое полное имя Марко Бенетти.
– Очень приятно, – кивнул Джон, и они еще раз пожали друг другу руки.
* * *
Имение постепенно превращалось в крепость. Мужчины с кобурой под мышкой и с овчарками патрулировали здание. На ночь включали наружное освещение. На каждом углу дома были установлены видеокамеры. По другую сторону старого решетчатого забора выжидала толпа репортеров – в мобильных домиках, под зонтами от солнца, – следя за каждым шагом вокруг дома и за каждым движением за окнами. День ото дня они все больше казались Джону сворой злобных хищников.
Проходя по коридору, он всегда слышал телефонные звонки, приглушенные дверями.
Грегорио, Альберто и Эдуардо сменяли друг друга, через каждые несколько часов выходя к воротам, чтобы ответить на вопросы журналистов. Это напоминало Джону штормовую волну, которая билась о стены этого здания, развивая такую мощь, перед которой долго не выстоять.
В тот же день, когда к своей работе приступили телохранители, ему представили еще одного человека – невысокого, немолодого, с поразительно прямой осанкой, – который оказался учителем итальянского языка.
– Но ведь я говорю по-итальянски, – сказал Джон.
– Scusi, – покачал головой professore. – То, что делаете вы, называется насилием над языком ваших предков. Вы говорите на жвачно-итальянском. Выбор слов гротескный, построение фразы – катастрофическое. Давайте сейчас же приступим к работе.
Так и пошло: два часа до обеда и два часа после обеда Джон под руководством professore зубрил в библиотеке итальянские вокабулы, учил правила грамматики, упражнялся в устной беседе и вынужден был постоянно повторять все фразы с исправленной интонацией.
Professore поселили в маленькой гостевой комнате. Еще одну гостевую комнату заняла на следующий день полноватая, но очень элегантная дама средних лет.
– Синьора Орсини преподает этикет и танцы, – представил ее, откровенно посмеиваясь, Эдуардо. – В свое время она пыталась преподать хорошие манеры мне. Может, с вами ей повезет больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Когда пиво было уже наполовину выпито, а Лино как раз перелистнул газету на спортивную страницу, мужчина указал на газету и спросил:
– Вы читали? Про типа, который получил в наследство триллион долларов?
Лино нехотя поднял голову. Мужчина был одет в темное пальто и сжимал свой стакан в горильих волосатых лапах.
– О нем, я думаю, все читали, – ответил он как можно безучастнее.
– Триллион долларов! Охренеть. Боюсь, у самого Бога нету таких денег, а?
– Понятия не имею, сколько денег у Бога.
Вроде бы незнакомец оставил Лино в покое, вперившись взглядом в баскетбол по телевизору, но игра не пробудила у него интереса.
– Я читал, что у этого типа есть старший брат, – продолжал он молоть языком. – Эх, парень, подумал я, каково ему сейчас смотреть на все это? То-то, наверно, жалеет, что не задушил братца еще в колыбели, огреб бы все денежки сам. Могу себе представить, что творится у него на душе.
Лино опустил газету и поглядел на болтуна внимательнее. У того было мясистое, изрытое бывшими угрями лицо. Очевидно, что он не боится ни драки, ни пьянки. В глазах сквозило коварство.
Он заметил взгляд Лино.
– Да ладно. Мало ли что в голову взбредет? Мысль ненаказуема. Пока до дела не дойдет.
У Лино и правда много чего творилось на душе, когда он понял, что героем всех этих сообщений был Джон. Его брат Джон, которого ему в детстве приходилось нянчить. Который карапузом чуть не попал под автобус. И так далее…
Теперь его интересовало лишь одно: случайно ли этот тип заговорил именно с ним?
– Это еще надо как следует напрячься, чтобы представить себе такую кучу денег. Триллион долларов. Господи, да позавчера я еще даже не знал, что такие деньги вообще существуют! Даже те, в Вашингтоне, ворочают всего лишь миллиардами. А этот мальчишка унаследовал триллион. Уж не заглянуть ли мне в бумаги моего дедушки, не завалялась ли там сберкнижка из пятнадцатого века, а?
– Вполне может быть.
Тип извлек из кармана визитную карточку и подвинул ее по стойке к Лино.
– Бликер, – представился он. – Рэндольф Бликер. Можете называть меня просто Рэнди.
Лино взял карточку и заглянул в нее. Там было написано адвокат, и – по вопросам детского и наследственного права.
– Что это? – спросил он. – Чего вы хотите?
Рэнди Бликер удостоверился быстрым взглядом, что бармен и остальные их не слышат.
– О'кей. Это было небольшое шоу. Я не хотел, чтобы вы сразу сбежали, понимаете? Я знаю, что вы его брат. А чего я хочу – ну, работы, можно сказать.
– Работы?
– Я помогу вам выйти на деньги. За умеренную долю, естественно.
– На деньги? Какие деньги?
– А о чем я все это время говорил? Разве не о триллионе долларов?
Лино недоверчиво сощурил глаза. Он еще раз взглянул на визитную карточку. Детское и наследственное право. От этого за версту разило чем-то нечистым.
– Мне даже не интересно, что вы хотите мне предложить.
– Разве вас не задело, что судьба просвистела так близко мимо вас?
– Ну, допустим. Но что есть, то есть. Мой младший брат оказался младшим Фонтанелли к этому странному оговоренному сроку. Точка. В этом ничего не изменишь.
Рэнди оглядел его с неким подобием улыбки.
– Изменишь, – сказал он с хитрым блеском в глазах. – Можно изменить. И я удивляюсь, как вы сами до этого не додумались.
* * *
Тщательно продуманные планы пришлось выстраивать заново. Передача состояния теперь должна была пройти не во Флоренции, а в Риме, прямо в министерстве финансов. Время встречи согласовывалось под большим секретом.
– Наверное, придется вызвать вертолет, – предложил Эдуардо. – Если журналисты и дальше будут осаждать ворота.
– Уж нашу-то машину они пропустят, – возразил его отец, который, видимо, больше не спал с момента появления прессы. – Зачем же выбрасывать деньги на ветер?!
Джон собирался рассказать Вакки о ночном звонке, но почему-то откладывал это с минуты на минуту. И чем дальше шли разговоры, тем неуместнее становилось вспоминать об этом. Ведь, в принципе, какое это имело значение?
То, что акт введения в наследство теперь состоится в Риме, должно было облегчить другие официальные процедуры.
– Есть одно небольшое осложнение, – заявил ему Альберто с располагающей улыбкой. – Короче говоря, вам придется стать итальянцем.
Осложнением было его гражданство. Как гражданин Соединенных Штатов Америки, объяснил ему Грегорио с утомительной обстоятельностью, он со всех своих доходов по всему миру обязан платить налог в США. Это распространяется и на его наследство. А поскольку с американскими финансовыми органами в принципе невозможно достигнуть такой договоренности, как с итальянским министром, то выход один: менять гражданство.
Джону эта идея не понравилась.
– Мой дед бежал от Муссолини. Он боролся за свой американский паспорт, как зверь. И то, что я теперь отдам американское гражданство, мне совсем не по вкусу.
– Я надеюсь, от вашего внимания не ускользнуло, что Муссолини больше не у власти, – сказал Альберто.
– Я очень любил моего деда, понимаете? Он гордился тем, что стал американцем. Мой отказ от гражданства будет сродни предательству.
– Ваш патриотизм и привязанность к семье делают вам честь, – сказал Грегорио Вакки. – Но несколько сотен миллиардов долларов – слишком высокая цена за это, вам не кажется?
– Конечно, но это не значит, что смена гражданства должна приводить меня в восторг.
– Вы слишком всерьез к этому относитесь, – вмешался Эдуардо. – Вы станете богатым человеком, Джон. Ваше состояние больше, чем валовой внутренний продукт большинства стран в этом мире. Поэтому вы сможете поехать куда угодно и жить где захотите. В реальности вам совсем необязательно придерживаться договоренности с итальянским министром финансов: что он может сделать, если вы просто уедете? Ничего. Подумайте, какое значение в сравнении с такими масштабами может иметь ваше гражданство?
В конце концов Джон сдался.
– Ну, хорошо. Когда это случится?
– Как только завершатся все приготовления. Засекреченность, личная охрана и так далее. И после церемонии вас хочет принять премьер-министр, – сказал Грегорио Вакки. – В следующий четверг.
Судя по его виду, он изнемогал от нетерпения в ожидании этого события.
* * *
Джон стоял у окна библиотеки и смотрел сквозь занавески на журналистов, которые расположились лагерем за воротами имения, словно зрители концерта под открытым небом. Его удивляли упорство и выносливость репортеров: те выжидали, хотя им объяснили, что никаких интервью не будет, пока не состоится нотариальная передача состояния. Неправдоподобным был для него и повод, ради которого они собрались: мечта о безграничном богатстве. Видимо, никто даже не догадывался, какой страх может вселять такое богатство.
Джон решил, что расскажет журналистам о завещании Джакомо Фонтанелли.
– Джон? Вот вы где! – Джон обернулся на голос Эдуардо. Его сопровождал человек, из которого легко получилось бы два: широкоплечий великан, на голову выше Джона, перед таким трепетал бы любой мастер спорта по боксу. – Позвольте представить вам Марко. Марко, это синьор Фонтанелли.
– Buongiorno, – сказал Марко, протягивая Джону руку, похожую на лопату. Джон с некоторой опаской пожал руку великана, но это оказалось не так страшно: мускулы, грозившие разорвать по швам рукав темного костюма Марко, не причинили вреда руке Джона.
– Марко – представитель лучшей охранной службы Италии, – пояснил Эдуардо.
– Охранной службы?
– Ваш телохранитель, синьор, – обозначил себя Марко.
– Мой… – Джон сглотнул. Ах да, Вакки упоминали об этом. Лейб-вахта, это что-то из прошлого века, из другой жизни. Как у короля, которому приходилось защищаться от кровожадных соперников. – Телохранитель. Понял. Вы должны меня опекать.
– Si, Signore.
Одно только физическое присутствие этого человека внушало ужас. Конечно, ему и делать ничего не надо, достаточно просто быть рядом, и потенциальный злодей откажется от своих умыслов. Джон глубоко вдохнул. Телохранитель. Это придает всей истории чертовскую реальность.
Он посмотрел на Эдуардо, который излучал самодовольство.
– И как это будет выглядеть на практике? То есть он постоянно будет со мной, будет всюду сопровождать меня?..
– Scusi, Signore, – вмешался Марко. – Самая большая опасность, какая вам грозит – это похищение с целью вымогательства выкупа. Помимо ситуаций, когда потребуется чисто физическое внедрение и прорыв сквозь толпу. Моя задача провести вас невредимым, поэтому я буду держаться к вам так близко, как понадобится, чтобы исключить эту опасность.
Джон смотрел на богатыря с удивлением, и до его сознания дошло, что он невольно исходил из того, что такая гора мускулов не может обладать способностью связной мысли и уж тем более речи.
– Похищение… – вырвалось у него. – Понял.
– Сегодня после обеда сюда приедут другие мои коллеги, – продолжал Марко, – которые будут охранять имение с овчарками и установят дополнительные приборы наблюдения и оповещения. Целью всего этого будет абсолютная безопасность вашей спальни, когда никого из нас там не будет.
– Прекрасно!
– Но и вне спальни вы можете на сто процентов рассчитывать на наш такт, – со всей серьезностью заверил телохранитель. Такая речь могла исходить от доцента социологии, но уж никак не от человека, в чью профессию входят ежедневные тренировки по карате и поднятию штанги.
– Хорошо, – сказал Джон. – А могу я узнать вашу фамилию?
Вопрос застал богатыря врасплох.
– Об этом меня еще никто не спрашивал, – признался он. – Бенетти. Мое полное имя Марко Бенетти.
– Очень приятно, – кивнул Джон, и они еще раз пожали друг другу руки.
* * *
Имение постепенно превращалось в крепость. Мужчины с кобурой под мышкой и с овчарками патрулировали здание. На ночь включали наружное освещение. На каждом углу дома были установлены видеокамеры. По другую сторону старого решетчатого забора выжидала толпа репортеров – в мобильных домиках, под зонтами от солнца, – следя за каждым шагом вокруг дома и за каждым движением за окнами. День ото дня они все больше казались Джону сворой злобных хищников.
Проходя по коридору, он всегда слышал телефонные звонки, приглушенные дверями.
Грегорио, Альберто и Эдуардо сменяли друг друга, через каждые несколько часов выходя к воротам, чтобы ответить на вопросы журналистов. Это напоминало Джону штормовую волну, которая билась о стены этого здания, развивая такую мощь, перед которой долго не выстоять.
В тот же день, когда к своей работе приступили телохранители, ему представили еще одного человека – невысокого, немолодого, с поразительно прямой осанкой, – который оказался учителем итальянского языка.
– Но ведь я говорю по-итальянски, – сказал Джон.
– Scusi, – покачал головой professore. – То, что делаете вы, называется насилием над языком ваших предков. Вы говорите на жвачно-итальянском. Выбор слов гротескный, построение фразы – катастрофическое. Давайте сейчас же приступим к работе.
Так и пошло: два часа до обеда и два часа после обеда Джон под руководством professore зубрил в библиотеке итальянские вокабулы, учил правила грамматики, упражнялся в устной беседе и вынужден был постоянно повторять все фразы с исправленной интонацией.
Professore поселили в маленькой гостевой комнате. Еще одну гостевую комнату заняла на следующий день полноватая, но очень элегантная дама средних лет.
– Синьора Орсини преподает этикет и танцы, – представил ее, откровенно посмеиваясь, Эдуардо. – В свое время она пыталась преподать хорошие манеры мне. Может, с вами ей повезет больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114