– Я думаю, мы будем работать следующим образом, – начала синьора Орсини с теплой, любезной улыбкой. – До обеда – занятия по этикету, а вечером – уроки танцев. Уметь танцевать вы должны непременно, это дает навык уверенно двигаться на публике.
Почему-то Джон ожидал, что учительница танцев скажет именно это.
– До обеда у меня уже занятия языком, – осмелился он возразить.
– Тогда придется вставать пораньше, – коротко распорядилась синьора Орсини.
Однажды, поднимаясь по лестнице после занятий языком и направляясь к синьоре Орсини, Джон увидел, как в дом вошел Эдуардо с большой коробкой, полной писем, и сказал своему отцу:
– Придется завести секретариат.
Грегорио Вакки взял одно из писем и повертел в руках:
– Кажется, написано по-русски.
– Большой секретариат, – продолжал Эдуардо. – Ведь это только начало.
Таким образом, все пребывали в ожидании великого дня. Каждое утро в газетах появлялись новые сообщения, разнося по свету такие подробности из жизни Джона, которые он и сам уже забыл. Он разговаривал по телефону с матерью, которая с негодованием рассказывала ему о наглости американских телевизионщиков. Из передач CNN он узнал, какого высокого мнения о нем были его бывшие одноклассники и учителя. NBC сделали интервью с Сарой Брикман, в ходе которого она несколько раз подчеркнула, что Джон был самой большой, да, пожалуй, и единственной любовью ее жизни.
* * *
Мужчина терпеливо ждал в холле, пока Джон закончит свои занятия итальянским языком.
– Бельфиоре, – представился он с поклоном, обнаруживая лысину на макушке. – Я пришел, так сказать, от имени правительства…
– От имени правительства? – Джон нервно озирался, но рядом не было никого из Вакки. – Звучит интригующе.
Мужчина явился от имени правительства, и Джон должен говорить с ним один?
– Ну, я надеюсь, что смогу оправдать ожидания, возложенные на меня. Я пришел, чтобы предложить вам…
Джон попытался изобразить приглашающую улыбку, которой его обучала синьора Орсини. Гостеприимную. Уверенную.
– Идемте же в салон, – предложил он, движением руки указывая направление. Он сам себе казался при этом актером в непривычной роли.
– Да, – благодарно кивнул мужчина. – Это хорошая мысль. – Он подхватил свой чемоданчик и последовал за Джоном.
– Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Может, кофе?
– Маленький эспрессо, если это никого не затруднит.
Джон позвонил, и появилась Джованна.
– Не могли бы вы принести нам два эспрессо? – попросил Джон. Проклятье, он чувствовал себя лицемером. Но никому это, кажется, не причиняло неудобств. Джованна поспешно кивнула и исчезла, а он с этим человеком из правительства проследовал дальше в салон. Там тоже не было никого из Вакки.
Что же дальше? Предложить сесть.
– Прошу вас, садитесь, синьор Бельфиоре. – Как все это непривычно. – Что привело вас ко мне? – Он говорил словно заученными наизусть фразами.
Бельфиоре достал из своего чемоданчика свернутую карту и расстелил ее на журнальном столике.
– Вот, – сказал он, указывая на обведенную цветным фломастером область, – это Calmata. Природный заповедник. Живописный ландшафт, на берегу Тирренского моря, приблизительно двенадцать квадратных километров, в пятнадцати минутах езды от ближайшего аэропорта. А вот несколько фотографий. – Он достал стопку фотографий большого формата, изображавших идиллический, безыскусный средиземноморский ландшафт, без дорог, линий электропередачи или строений.
– Красиво, – сказал Джон, бегло глянув на снимки. – И какое отношение это имеет ко мне?
– Правительство могло бы продать вам эту территорию.
– Для чего?
– Ведь после получения наследства вы наверняка захотите иметь приличествующее вам жилье. Вилла на этом месте, – он указал на скромный черный крестик примерно посередине карты, – дала бы вам изумительные виды как на море, так и на горы. Незастроенная, нетронутая природа вокруг, хоть для верховых, хоть для пеших прогулок. Вот отсюда досюда – живописный обрывистый берег, а вот тут отличная бухта для пристани…
Джону вдруг показалось, что он ослышался.
– Но вы же сказали, что это природный заповедник?
Мужчина махнул рукой:
– Да, но, честно говоря, не такой уж важный. Там нет видов животных, которым грозило бы истребление, и так далее. Конечно, нам бы хотелось, чтобы вы согласились на некоторые ограничения в части использования этой территории, но в принципе наши эксперты едины с нами во мнении, что проживание на этой территории не проблема. – Он снова склонился над картой. – Мы позволили себе сделать предварительные наброски, как могли бы выглядеть подъездные дороги, подвод воды и электричества. Разумеется, они никак не должны ограничивать ваши собственные представления об этом.
Джон моргал. Постепенно до него доходило, что тут происходит. Правительство хотело удержать его в стране. Пока он проживает в Италии, он должен платить здесь налоги. Ради этого они готовы отдать ему лучший кусок земли, какой у них есть.
Это ему почему-то не понравилось. У него вдруг возникло чувство, будто он имеет дело с проституткой. Такого с ним никогда не случалось, но чувство, наверное, такое же.
– Мне надо подумать, синьор Бельфиоре.
– Это чудесный участок земли, синьор Фонтанелли. Настоящий рай земной.
– Не сомневаюсь. Но пока что состояние не переписано на меня.
– Это только формальность. Если хотите, мы могли бы вместе проехать туда, чтобы вы все увидели своими глазами.
– Спасибо, но до встречи у нотариуса я не буду покидать дом.
– Тогда после нотариуса?
– Я должен подумать, я же вам сказал.
– Можно, я оставлю вам карту и фотографии? – Это звучало так, будто он просил милостыню. Как будто ему угрожали побои, если он вернется назад с отказом.
Джон кивнул:
– Спасибо.
Он проводил гостя до двери и простился с ним так, как учила синьора Орсини. Из-за ограды защелкали фотоаппараты.
* * *
К счастью, журналисты надолго задержали автомобиль со штандартом Ватикана. Охранникам пришлось еще повозиться, отгоняя фотографов, которые норовили проскользнуть во двор мимо въезжающего в ворота автомобиля.
– Ради Бога, – беспомощно повернулся Джон к синьоре Орсини. – Как обращаются к кардиналу?
Преподавательница этикета выпучила глаза.
– «Ваше высокопреосвященство». И, если вы верующий католик, вы должны поцеловать его кольцо.
– А если я не верующий католик? – Джон смотрел из окна во двор.
– Тогда не надо.
– Слава Богу.
Эдуардо встретил высокого гостя во дворе и проводил его в большой салон.
– Кардинал Джанкарло Дженаро, – представил он его. – Большая честь для нас.
– Ваше высокопреосвященство, – сказал Джон, слегка наклонив голову. Глубокий поклон – только перед главой государства, вспомнил он слова синьоры Орсини.
Одетый в красное кардинал – его сопровождал бледный молодой человек в черной сутане – являл собой нечто величественное. Он был высокий, просто богатырь, с красивой сединой, строгими чертами лица и тонкогубым ртом. Со своей стороны он тоже не был уверен, как ему обращаться к Джону, и после нескольких тягостных секунд неловкости они просто пожали друг другу руки.
Обмен приветствиями, предложение сесть, предложение напитков – постепенно он осваивал все эти церемонии.
– Джон – могу я называть вас Джон? – спросил кардинал, восседая в кресле как на троне. – Я узнал, что вы католик. Верно ли меня информировали? – Они смотрели на него испытующе, кардинал и его молчаливый ассистент, который остался стоять рядом с креслом.
Джон медленно кивнул.
– По крайней мере крещен в католичестве.
Высокопоставленное лицо дрогнуло.
– Не хотите же вы сказать, что больше не были в церкви со дня вашего первого причастия?
– Практически не был, – признался Джон. – Если не считать венчания моего старшего брата.
– Это весьма прискорбно, но мне не подобает судить вас за это, – мягкая улыбка. – В любом случае из этого я могу заключить, что вы близки к Святой Римской церкви. Его святейшество лично поручил мне пригласить вас на приватную аудиенцию.
Джон с удивлением заметил, что Джованна, сервируя для кардинала заказанную им минеральную воду, чуть не умерла от благоговения. Казалось, самым уместным она сочла бы проползти через всю комнату на брюхе.
– На приватную аудиенцию? – Джон поискал взгляда Эдуардо, но тот стоял с безучастной миной в стороне, разглядывая картины на стенах так, будто никогда раньше их не видел.
– Кроме того, Святой Отец поручил мне передать вам вот это. – По короткому движению его руки бледный ассистент извлек откуда-то из-под сутаны книгу большого формата с портретом папы на обложке, подал ее кардиналу, который протянул фотоальбом Джону: – Подарок Его Святейшества.
Джон взвесил книгу в руках. Сцены из жизни папы Иоанна Павла II.
– Большое спасибо, – сказал он и остался недоволен степенью своей искренности.
– Откройте ее, – попросил кардинал. – Она надписана.
– Как хорошо, – признательно пролепетал Джон и раскрыл титул. Надпись была накорябана толстым фломастером, но он не мог разобрать ни слова. – Большое спасибо. – Он снова захлопнул книгу и положил ее перед собой на журнальный столик.
Кардинал развел руками в величественном жесте.
– Джон, скоро вы станете самым богатым человеком мира. К вам будут обращаться многие, предлагая вам инвестиционные возможности для ваших денег. Я пришел, говоря прямо, чтобы просить вас посвятить часть вашего состояния благотворительным целям.
Ну, слава Богу, хоть не ходил вокруг да около.
И, казалось, он не собирался ждать ответа Джона. Он взял у своего помощника папку, из которой достал фотоснимки детей – в большинстве темнокожих, – которые сидели за кроснами ткацких станков, таскали на спине корзины с кирпичами или в темных подвалах возились с тюками ткани.
– Использование детского труда все еще широко распространено, и сотни тысяч детей работают на условиях, которые не назовешь иначе как рабством. Родители, которые не могут их прокормить, отдают их за несколько долларов в качестве долгового обязательства, многие из них потом так и остаются невыкупленными. Поскольку Святой Отец очень печется о детях всего мира, он ознакомил меня с проектом, который, коротко говоря, имеет целью выкупить из рабства многих из этих детей.
– Из рабства? – эхом повторил Джон, рассматривая фотоснимки. – Разве оно еще бывает?
– Называется оно иначе. Официально считается, что дети оплачивают долги своих родителей. Но по существу это то же самое. – Кардинал снова елейно развел руками: – Несколько миллионов долларов способны были бы сотворить в этой ситуации истинное чудо…
В это мгновение дверь распахнулась, и внутрь, запыхавшись, заглянул Грегорио:
– Джон! Эдуардо! – задыхаясь, крикнул он. – Идемте. Скорее. Вы должны это видеть… по CNN, последние новости… Непостижимо! Извините, ваше высокопреосвященство…
Джон и Эдуардо недоуменно переглянулись.
– Видимо, это важно, – сказал кардинал с великодушной улыбкой. – Идите же. Я подожду.
Они последовали за Грегорио, больше из тревоги за его состояние, чем из интереса к каким-то там новостям, вверх по лестнице, в маленькую гостиную на втором этаже. Там на большом телеэкране привычно мерцал беспокойный дизайн CNN, ведущая только что закончила разговор с репортером с места событий, и пустили рекламу. Телевизор приглушили. Патрон сидел в своем глубоком кресле, подавшись вперед, подперев подбородок сложенными ладонями. Грегорио остановился за креслом, опершись о его спинку, тяжело дыша, и прохрипел, качая головой:
– Такой позор. Такой позор.
Джон подошел к Альберто, который неподвижно стоял со стаканом напитка в руке:
– Что случилось?
– У вашего брата Лино есть внебрачный сын от одной интрижки четырехлетней давности, – сказал Альберто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114